Про дядю Лямпорта

Деятель науки

Среди моих одноклассников эта песенка однажды была популярна: «Мой папа инженер, он деятель науки». На этом месте мне всегда хотелось вместо «мой папа» – спеть «мой дядя». Потому что мой дядя Абрам Яковлевич Речкоблит был как раз инженером и деятелем науки.

Это в прошлом году шпионы у вас были. А в этом году «Вечерка» писала, в районе Речного вокзала – сексуальный маньяк

Небольшого роста, почти маленький, с лысиной, обрамленной широкой – а с годами все уже и уже – скобкой каракулевых волос, с высоким, выдающимся и крутым, как форштевень пиратского брига, лбом; дядя курил сигареты Opal – первую ароматизированную советскую марку – и, сидя в гостях, в качестве обязательной программы исполнял один и тот же литературный анекдот:

– Когда Буденого спросили, любит ли он Бабеля, знаете, что он ответил?

Дядя, предвкушая развязку, эффект и последующий триумф, начинал нетерпеливо подхихикивать. Отчасти это было нервное. Кажется, он слегка побаивался, что как-нибудь кто-нибудь грянет со своим «знаем! знаем!» и все испортит. Поэтому дядя не держал паузу слишком долго:

– Это смотря какой бабель, – выпаливал он. – ха-ха-ха! – и захлебывался счастливым смехом.

Моя бабушка – моя бабушка очень его любила: Ромочка, говорила она, терпеливо улыбаясь, возьми еще паштета и налей себе еще рюмочку.

Мммм, отвечал дядя Рома. И это означало: не торопите, тетя Рахиль, я же с полным ртом, дайте дожевать и проглотить. Вот освобожусь и врежу по вашей водочке с паштетом.

– А вот ты! – дядя взмахивал вилкой в моем направлении, – ты можешь мне сказать, откуда Остап Бендер появился в Старгороде? А?! Можешь?! – низко согнувшись над тарелкой и держа перед собой поддетый на вилку паштет, скосив глаза, рискуя пораниться, но не прекращая еды, дядя следил за мной. Вдруг я успею заглянуть в первоисточник. – С северо-запада! Со стороны деревни Чмаровки! – торжествовал он. – Хочешь – сходи проверь!

Его скошенный, сильно навыкате карий глаз переливался жидким золотом. «Мой дядя инженер, он деятель науки», – играл у меня в ушах издевательский мотив.

Слов из песни не выкинешь. Мой дядя закончил Одесскую мореходку по специальности инженер по турбинам. Рано, до тридцати, защитил кандидатскую и всю свою жизнь проработал в ЦИИАМе, конструируя моторы для советской военной авиации. У него были опубликованы труды – статьи и книги. Классический случай – инженер и деятель.

Жил дядя на Речном вокзале, на улице Дыбенко, в одном из первых московских кооперативов. Серые каре пятиэтажек конструктивистского проекта живо напоминали мне декабристов, выстроившихся на Сенатской площади. Особенно ранней весной, когда все стояло по колено в грязи и снегу. 8 марта мой двоюродный брат отмечал день рождения.

В год, когда Андропов стал генсеком

Возле дядиного дома в узком проезде одна за другой, прижавшись к тротуару, стояли две милицейские «волги» с мигалками. У подъезда было необыкновенно чисто. На лестничной площадке между вторым (дядиным) и третьим этажом стоял аккуратный молодой милиционер. В голенищах его образцово начищенных сапог тусклым опалом отражался свет подслеповатой лампочки, подвешенной в сбившийся набок патрон. Отчетливо пахло одеколоном «Шипр», сигаретами «Астра», а сильнее всего детским мылом.

– Здравствуйте, – застенчиво сказал милиционер. За его плечом на стене виднелась новенькая, из белого металла, с дверцей коробка телефона спецсвязи. Стена выглядела свежепокрашенной.

Инженер Абиянц, доктор технических наук, известный среди коллег отсутствием чувства юмора до такой степени, что его постыдная слава достигла аж двоюродной родни этих самых коллег, то есть нас, пригубил минеральной, раскатал лиловые армянские губы бумажной салфеткой и спросил:
– А что это у вас, действительно милиция, машины, спецсвязь? Обокрали, что ль, кого?

Дядя, явно умышленно уклонявшийся от расспросов, видимо, решил, что подходящее время ошарашить гостей наконец пришло:
–Супружеская пара, пожилые люди, он профессор истории в каком-то техническом вузе, не знаю там где; она – интеллигентного вида; никакого шума никогда за столько лет.

– Ограбили? Обокрали и зарезали? – предположил Абиянц.

– Ты потом выскажешься, Эдик. Хорошо? Передай лучше маслице Лиле. Так вот, он публикует там, – дядя показал большим пальцем себе за плечо, и все поняли где, – статью «Приход Андропова к власти». И сразу же все и началось.

– Мы, – дядя коротко указал ладонью на свое семейство – жену тетю Лилю, сына Вовку и младшую дочь десятилетнюю Оленьку, – выходим из дома утром вместе, в одно время. Пару недель назад, только мы на площадку, а мимо просто шквал – бегут люди, тянут кабели наверх. Одна остановилась в мини-юбке (до сих пор будет), – дядя провел ребром ладони где-то под скатертью, – и спрашивает меня по-английски: профессор Рой Медведев на третьем этаже? Да, говорю. А у нее на груди значок СNN. Потом его жену у булочной встречаю, спрашиваю: можно поздравить? Телевидение, я видел, к вам корреспонденты... А она: неприятности у нас. Муж статью опубликовал, вот и неприятности. Так я дальше и не стал ничего; все понятно.

– Как же ей в таком мини зимой не холодно, – опять встрял Абиянц. – Эдик, она из машины вышла, хорошо?

– Потом милиция появилась – не знаю, милиция не милиция, в милицейской форме. Эти двое – старики – за хлебом, рядом машина едет, прямо в открытую сопровождают. На лестнице все время милиционер. Жалко. Рой постарел прямо на глазах. Такой моложавый был, а тут постарел, согнулся весь. Она – тоже сдала.

– Ужас что делается, – сказал Абиянц. Его никто не перебил. Абиянц воодушевился: – У тебя вообще район поганый. Год назад, помнишь, шпионов американских поймали во время закладки тайника.

– Ну, при чем тут шпионы? – дядя с тоской поднял глаза.

– Я и говорю, что ни при чем, – заторопился Абиянц. – Это в прошлом году шпионы у вас были. А в этом году «Вечерка» писала, в районе Речного вокзала – сексуальный маньяк.

– Маньяк – это да, – дядя вдруг сделался серьезным. – Оленька ведь из школы приходит, дома никого. Весь день одна.

– О чем и речь, – сказал Абиянц.

Хотя речь шла то об одном, то о другом, и уже непонятно было, о чем она шла.

– Профессора жалко, – сказал дядя, – но из-за маньяка мы даже рады. За девочку спокойны. Со всей этой охраной в подъезд за ней уж точно никто не пойдет.

– Моя милиция меня бережет, – заключил Абиянц, и никто не улыбнулся. Поскольку всем было известно, что чувство юмора отсутствует у него напрочь.

Время спустя

К середине 90-х ЦИИАМ дышал на ладан. Дядя добывал заказы у китайцев.

– Младший брат платит, но задания пустяки, скука, элементарные расчеты, – жаловался он.

Уже несколько лет дядя он живет в Америке; минут 15 ходьбы от моего дома. Встречаемся мы редко. В последний раз даже не помню когда; больше года уж точно.

– Работаете? – помнится, бестактно спросил я.

– Ромочке предлагали в одном здешнем КБ, и за хорошие деньги, – сразу запела тетя, – только Ромочка отказался.

– Что, снова элементарные расчеты?

– Мы проводим много времени у океана, – отрезал дядя и попытался заложить руки за спину. Руки не сошлись; тогда он покраснел и встал ко мне боком.

В конце концов, подумал я, не зря же его любила моя бабушка.

Но все равно, все равно, и ничего тут нельзя поделать. «Мой дядя инженер, он деятель науки. Он носит револьвер и узенькие брюки», – неотвязно звенел у меня в ушах приклеившийся намертво мотивчик.