Максим Кронгауз: «Русский язык не погибнет…»

Корреспондент газеты ВЗГЛЯД Юлия Бурмистрова встретилась с Максимом Кронгаузом, чтобы поговорить со специалистом о проблемах современного русского языка.

Что случилось с товарищем Сталиным, после того как он опубликовал свою работу «Вопросы марксизма и языкознания»? Он умер…

– Поздравляю с выходом книги «Русский язык на грани нервного срыва». Что было главным источником вдохновения в работе?
– Я тоже рад, что книга вышла, не только потому, что ее написал я, а потому, что должна была появиться книга о русском языке сегодня. Главным источником вдохновения было раздражение. Двумя позициями, которые слышу последние десятилетия.

Одно мнение является плачем по русскому языку – такие вопли, что русский язык гибнет, нужно спасать, защищать, казнить и так далее. Другое – что всё хорошо, спокойствие и только спокойствие. Одна позиция – это наглая ложь, а другая – неправда.

Сам время от времени менял позиции, но потом понял, что лучше стать посередине. Как лингвист понимаю, что ничего плохого с языком не должно произойти. У него ведь есть две огромные подпорки – с одной стороны, великая русская культура, литература, с другой – средняя грамотность населения, которое не изучает иностранные языки и поэтому не перейдет на английский, как в Европе. Грамотность и неграмотность не дадут погибнуть.

В то же время ощущаю дискомфорт оттого, что слышу. Понятно, что у всех есть больные точки, связанные с языком. Их легко перечислить, более того, некоторые попали в знаменитый закон о государственном языке. Это распространение мата, заимствование, смешение сленга и литературного языка, изменение речевого поведения.

Должен был появиться отстраненный взгляд. Не ругаясь или грустя, не плача, а пытаясь понять, что происходит с языком. В России как правильно принято задаваться вопросами «что делать» и «кто виноват». Но перед этим нужно задать другой вопрос: что случилось. Вот на него я и попытался ответить

– Понятно, что все изменения охватить невозможно. Вы выбрали самые яркие, значимые. Но, тем не менее, как распределялись приоритеты при написании книги?
– То, что я слышу, меня раздражает в меру, иначе не смог бы работать. Это и есть начало книги. Первая часть, которая называется «записки посвященного обывателя», как раз про то, что раздражает и почему.

Во второй части на сцену выходят главные герои – слова и словечки. Я не все их понимаю, но они манят как новое и неизведанное.

Третья – не о словах, а более сложных явлениях и материях – о том, как изменилось наше речевое поведение. Это важно и гораздо хуже фиксируется. Если для слов есть словари, то само изменение почти не изучается. В то время как речевое поведение изменилось очень сильно.

Мы иначе обращаемся, здороваемся, прощаемся. Изменились стратегии коммуникации. Существующие можно назвать «неполным пониманием». Общаясь, мы пропускаем сквозь себя словечки, не понимая, а лишь улавливая суть.

И четвертая – самая печальная – часть рассказывает, как наш язык защищается от нас. Она отличается от предыдущих, в ней говорится немножко про другое. О том, как осознано пытаются изменять русский язык. Власть, суды, компании. Масса смешных историй.

Одна из последних, которую успел включить в книгу состояла в том, что «Ворд» стал подчеркивать некоторые слова как несуществующие – жид, негр, голубой, розовый. Такое внедрение в наше сознание приходит не только через законы, суды, которые запрещают использовать слово «ксерокс», но и через компьютер, поисковики. Язык правят без нашего мнения, и я пытаюсь доказать, что это приводит очень часто к плохим последствиям.

– Книга частично собралась из колонок?
– В основе действительно лежат статьи и колонки, но я их переработал, так как не хотел публиковать сборник статей. К тому же, хотелось, чтобы изложение было более связным. Колонка существует сама по себе, ее читают, возможно, не читая остальные статьи. А мне было важно, чтобы была единая, цельная книга. К тому идет постоянное изменение языка, переосмысление.

– Что было после книги?
– Решил поучаствовать в предвыборной кампании. Я скорей аполитичный человек, но написал статью о названиях членов партии, которую опубликовал журнал «Власть». Одна из мыслей заключалась в том, что у некоторых партий нет названий для ее членов.

И оказался втянут в лингвистическую борьбу. На сайте Партии социальной справедливости мне ответили письмом буквально следующее: неужели директор Института лингвистики не мог попросить секретаршу позвонить нам, мы бы ответили, что члены нашей партии называются «справедливцы», и мы дарим ему это слово, чтобы он исправил статью.

Возникло недопонимание между лингвистом и партийцем, автором и читателем. Я-то имел в виду слова, которые существуют в языке, а они – то, что сами придумали. Русский язык изменяется, и вполне возможно, что это слово войдет в словари. При определенном раскладе.

На эту тему
• Марк Бент: «Мы стали свободными людьми…»
• Американцам урезали «Войну и мир»
• Мировой ликбез
• Александр Погорельский: «Накануне прорыва»
• Ай да Пушкин…

– Как объяснить людям, что интеллект и образование накладывают некоторое обязательство правильно говорить?
– Если человек хороший и культурный, он может говорить так, как он хочет. Не надо переучивать. Ответственность должна быть, но нельзя навязывать. Единственное «надо», которое можно применить, – дать им такую возможность.

Поколения отцов и детей иногда раздражаются, не могут договориться именно из-за языка. Язык молодых кажется чужим старшему поколению и наоборот. Еще одно «надо» – найти возможность договориться.

– Что больше влияет на изменение языка – профессионализмы, иностранщина, Интернет?
– Всё. Интернетом ведь не все пользуются. Мы живем в стране, где Интернет распространен не до конца.

В профессиональном жаргоне есть заимствования, влияющие на отношение к работе, а есть и свои смешные словечки. Заимствованные оформляются русскими суффиксами, и возникают вполне привычные слова.

Мы живет в таком мире, где английский язык влияет на все языки в мире. Русский язык – мощный механизм, и он хорошо обрабатывает заимствованные слова, включая их в себя. Если посмотрим на словарь русского языка – в нем очень много заимствованных в разные эпохи слов, и мы их используем не задумываясь.

Всё перемешивается, и создается новый разговорный язык. Он изменяется, но о гибели не идет речь ни в коем случае.

– Использование компьютера отучает красиво писать. Важно ли писать рукой, а не полагаться на грамотность «Ворда»?
– Важно. Хотя что касается почерка – жутко не любил перьевую ручку и был счастлив, когда перешли на шариковую. Если бы писали перьевой, я бы никогда не написал книгу.

То, о чем пишет Максим, вызывает еще радость узнавания

Мнение «посвященных обывателей»

Сергей Иванов, профессор, доктор исторических наук:
– Книга провоцирует на реакцию. Заставляет хлопнуть себя по лбу, восторженно соглашаясь. А иногда наоборот – вызывает негодование и желание поспорить с автором, что он сам, конечно, предполагает.

Изменения происходят незаметно. Книга обращает на это внимание. Недавно приехал мой знакомый, эмигрировавший много лет назад, и спросил: «А у вас в язык вошло слово «парковка»»? Я спорил, что парковка – старое слово, которое мы используем еще со времен советской власти. И оказался неправ.

Ведь изменения – не то, что режет слух, когда вице-премьер говорит «пафосно» в значении «хорошо». Изменения – это слова, которые входят и выходят исподволь.

Язык мудрее нас. Он вводит и выводит слова в соответствии с изменениями в нашей жизни. Кто бы когда взялся объяснить, почему стало неслыханно популярным слово «немереный», заполнившее всё в 90-е годы? Всё вокруг было немереным. Это было связано с ощущением раздвижения горизонта: куда ни глянь – открывается ширь. Сейчас другая ситуация, и слово постепенно выходит из языка.

То, о чем пишет Максим, вызывает еще радость узнавания. Например, как употребляется слово «господин». Понимаешь, что это переодетый товарищ. Остроумное наблюдение.

Или интернет-сленг. Всегда был интересен образ человека, употребляющего слово «креведко». Максим пишет, что это может быть очень грамотный человек, образованный, который точно знает фонетическую норму. Игра образованных людей между собой, а не необразованных.

В книге таких тонких наблюдений много. Почему «бойфренд» прижилось, а «герлфренд» – нет. Почему «приятель» означает одно, а «приятельница» – другое.

Лев Рубинштейн, поэт, писатель:
Язык – самое важное и самое реальное, что есть. Чем в стране становится нереальней общественная жизнь, тем больше мы окунаемся в язык. Это одновременно и зона порабощения, и зона освобождения.

Язык представляется живым, упертым, лукавым существом, которое не дает себя оседлать. Власть неоднократно пыталась подмять под себя эту силу, присвоить и овладеть языком. А язык мстит за себя.

Вспомним два случая из нашей истории. Что случилось с товарищем Сталиным, после того как он опубликовал свою работу «Вопросы марксизма и языкознания»? Он умер. А Хрущев, когда затеял реформу правописания, не умер, но его поперли. И это сделал язык.