Быть автором просто!

Но, судя по новым книгам, никаких способностей и навыков больше не требуется! Писателем быть легко, и стать им может любой. Пиши что сможешь в свободное от основной работы время и находи издателей, которые согласятся это напечатать (а такие, как показывает практика и данный конкретный случай, есть).

Сегодня он играет джаз… или как повторить холокост
Ацмон, Гилад. Единственная и неповторимая / пер. с англ. А Шамир. – Екатринбург: УльтраКультура. – 256 с.

Биография автора интересна и многообразна. Он и художник, и горнолыжник, и даже рецензент порнофильмов

Этот роман можно было бы назвать антисемитским, если бы не одно обстоятельство: автор – еврей. Правда, сам себя он евреем не называет, предпочитая идентифицироваться как «ивритоязычный палестинец». Только и палестинцем его назвать уже трудно – родившись на Земле обетованной, Гилад Ацмон со временем перебрался в Лондон, где играет джаз и пописывает романы.

Эти подробности биографии писателя мы узнаем из интервью, помещенного в конце. Теперь я позволю себе предложить способ чтения самого романа по аналогии с кортасаровской «Игрой в классики».

Можно начать читать с первой страницы и до конца (это если вы любите скучные и однообразные смеси музыкантских баек и рассказов о сексуальных похождениях). А можно – с интервью, где автор поясняет, что же он хотел сказать этим текстом; затем внимательно прочитать коротенькую вторую часть, в которой и раскрывается политический смысл романа; а затем, если не жалко времени, быстро пролистать первую и третью части.

Итак, музыканты наперебой о чем-то друг другу рассказывают (пожалуй, единственное, что может показаться интересным в романе – его форма: повествование выполнено как собрание интервью). Они едут на гастроли, там тоже что-то происходит, возникают в сюжете и какие-то спецслужбы, но это все не важно.

Главное для еврейского диссидента – усомниться в избранности своего народа. И не просто усомниться, но и намекнуть на то, что и народа как такового не существует, что нет ничего общего между ашкеназами и сефардами, между сабра и алия.

В поясняющих сносках, язвительных, а иногда просто хамских, Ацмон далеко заходит за грань фола, например, издеваясь над отношением евреев к Янушу Корчаку.

Автор не может понять двух простых моментов. Во-первых, того, что самоизоляция и самовосхваление евреев происходит не из абстрактной идеи избранности, а как естественная реакция на многие века притеснений и косых взглядов. Хотя этот тезис проглядывается в характере одной из героинь:

«Как и я в те времена, Магда ненавидела врагов Израиля. Я уверена, что благодаря своей грустной семейной истории она думала лишь о мести».

Во-вторых, что история – это наука не о прошлом, а о будущем. Отрицать холокост просто глупо, так как представление о нем именно в том виде, который сейчас существует в официально признанной историографии, – гарантия от повторения даже самой малой доли того, что было во времена нацизма. Гилад Ацмон, не задумывается об этом. Он предпочитает играть джаз (надеюсь, хороший) и писать между делом посредственные романы.

Облоюка книги Бенджамина Вайсмана "Господин мертвец"

Такая, блин, вечная молодость, или как не стать литератором
Вайсман, Бенджамин. Господин мертвец: Рассказы / Пер. с англ. Т. Рожковой, А. Куклей – Екатеринбург: УльтраКультура, 2006. – 416 с.

Биография автора интересна и многообразна. Он и художник, и горнолыжник, и даже рецензент порнофильмов. Только один пункт в его резюме не появится никогда: он не был и не станет писателем. Для такого рода графомании, конечно, можно придумать специальный оправдательный термин, вроде «постлитературы», но эти уловки все равно не превратят ее в литературу без приставки «пост-».

Кажется, что все перечисленные достижения еще ждут, стиль напоминает первые (они же последние) литературные опыты пятнадцатилетних панкующих школьников. Разница в том, что у пятнадцатилетних панков все еще впереди (кроме, конечно, возможности стать писателем), а у Вайсмана – уже позади.

«Потоком сознания» такую литературу, то есть «постлитературу», не назовешь (много чести), скорее «понос сознания». Самая сложная задача читателя - найти среди этого нагромождения слов сюжет и характеры героев. Ничего этого здесь нет и быть не может.

На эту тему
• Фрагменты Вселенной
• Человек на фоне
• Фотоувеличение
• Дмитрий Бавильский: Циркулина и Планетарка
• Все дороги ведут в Европу

Нет и какого-либо отличительного, характерного для автора стиля и сквозных тем. Подростковый интерес ко всякого рода извращениям и кошмарам, то есть не интерес, а легкое, невдумчивое к ним отношение «по приколу», так и не выветрился у Вайсмана с годами. Взрослому читателю, у которого комплексы переходного возраста давно уже прошли, читать такое скучно, а самим подросткам – вредно, иначе будет сложнее от этих комплексов избавиться.

Часто текст напоминает троечное школьное сочинение: «У меня есть огромная собака. Его зовут Локатор. Он – шотландская овчарка…», «Я знаю, что в музее есть всякие картины и скульптуры».

И так далее. А вот по следам рассказов Вайсмана сочинение написать вряд ли удастся, поскольку выделить что-то, кроме убогости языка и фантазии автора, вряд ли удастся.