Подсчет утопленников

В согласии с наставлениями блаженной памяти Ги Дебора, сорок лет назад объявившего войну не на жизнь, а на смерть обществу, в котором всякий жест превращается в шоу, а также в результате длительных семинаров, которые вел Анатолий Осмоловский, была произведена теория нонспектакулярного искусства. То есть искусства как бы совсем невидимого для проклятого «общества спектакля».

Но не тут-то было – оказалось, что изготовлявшиеся нонспектакулярщиками маленькие предметики, потаенно изменяющие картину тоталитарного мира знаков, сами по себе превращаются в шоу типа «Угадай мелодию».

Вечное возвращение в Грозный

Алексей Каллима на глазах у зрителей создает живую скульптуру - «образ заложников» (фото ИТАР-ТАСС)

Проект, как и следовало ожидать, провалился. Однако оставил о себе хорошие воспоминания. И у самих его участников, и у зрителей – слишком уж притягателен и выразителен был драйв, с которым производились эти невзрачные вещицы, для обнаружения которых были потребны специальные объяснения. Каллима не стал рыдать над угаснувшим тельцем новоиспеченного течения. Обнаружилось, что при всей своей нонспектакулярности, с которой он стартовал на московской сцене, он еще и преизрядный монументалист, обладающий редкой теперь способностью осваивать большие поверхности.

Повернувшись лицом к обществу тотального шоу, Каллима весьма удачно освоил умения, остро необходимые для работы внутри этой машины, требующие максимальной персонификации. Оказалось, что он обладает весьма необычной биографией и личными переживаниями.

Русский по происхождению беженец из Грозного, он не убоялся выставить на всеобщее обозрение именно эту часть своей индивидуальной биографии, выступая при этом от имени некоего горного жителя. В сочетании с несомненным мастерством монументалиста и игривыми приемами, отработанными во времена нонспектакулярности, получилось весьма и весьма убедительно.

По крайней мере, начертанное во время 1-й Московской биеннале на стене бывшего музея Ленина большое панно, живописующее битву Чеченца и Русского, вызвало большой интерес. И в самом деле штука загадочная – ровным счетом никаких обращений к теме кавказской войны в современном искусстве последнего десятилетия не наблюдается. Каллима оказался первым, кто начал с ней работать. Произошло это, наверное, потому, что действительная реальность и реальная действительность наших художников почему-то принципиально не интересуют. Хотя проблематизация Кавказа – дело очень выигрышное, меня западные товарищи многажды спрашивали, нет ли у нас чего-нибудь подобного.

Эстетическая нумерология

Алексей Каллима. «Проверка на дорогах, или Случай на обочине» (www.guelman.ru)

Так что бренд у молодого художника получился вполне подходящий – убедительный, в меру агрессивный. И, что самое главное, предельно политкорректный.

В области визуальных искусств бренд – штука очень важная. Нужно сделать так, чтобы с первого взгляда на большой выставке или на журнальной странице было бы видно – меха художника N, неон мастера NN, задница перформансиста Y. И так далее по списку. Но русские художники – не такие, чтобы так уж сразу стать в завоеванную колею, чтобы потом всю жизнь лепить какие-нибудь кубики или кружочки. Как, например, художник Роман Опалка, который на протяжении многих десятилетий писал, в сущности, одну и ту же картину, стоически заполняя ее цифрами в порядке возрастания.

Роман Опалка вспомнился мне потому, что в своем новом проекте Алексей Каллима отошел от кавказской тематики и занялся чистой концептуальной нумерологией.

Тщательно заснял обнаруженные в каком-то гаражном кооперативе номера, начертанные некогда старательной бюрократической рукой. Случилось это важное событие, судя по всему, уже довольно давно. Краска облезла, а народные умельцы всяк по-своему преобразили действительность. Пуристы оставили все как есть, сохранив историческую правду; украшатели разрисовали номера разными красочками; некий минималист все закрасил в один смурной цвет. А один радикал и вовсе скрыл присущий ему номер под красным кружком – точно как на японском флаге.

В результате у Каллимы получилось настоящее искусство, которого он некогда безуспешно пытался избежать. Во-первых, создано пространство для бесконечных интерпретаций, каждая из которых оказывается заведомо ложной. Во-вторых, очень красиво получилось. Внимательный и пристальный взгляд настоящего художника извлек из реальности такое богатство фактур, которые сложились в сложную формалистическую симфонию с некоторым скрытым социально-семиотическим подтекстом.

Красота да и только! Эстеты могут любоваться сложными разводами, нумерологи – заняться любимыми подсчетами. А лица, наклонные к концептуализму, – зарыдать от обилия легко опознаваемых сокрытых смыслов, упрятанных за роскошной простотой. Постмодернизм лукавый закончился, снова настал прямой и ответственный модернизм.