СССР подарил Китаю сепаратистскую проблему

Сообщения о том, что в скором времени США признают геноцид уйгуров со стороны КНР и введут против Пекина еще какие-нибудь санкции, пока базируются только на источниках, но этим источникам очень легко поверить. Команда президента Трампа и сам Трамп – идейные синофобы, в Китае они видят главную угрозу экономическому и политическому доминированию США, поэтому целенаправленно ищут на теле Поднебесной места, за которые можно укусить побольнее.

Желаемая перспектива – развал КНР. Работать над этим придется, конечно, долго, но люди стараются. 

Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР) и впрямь самая болезненная сепаратистская проблема для Пекина, хотя пишут и говорят о ней значительно реже, чем о Тибете или Гонконге. Можно подчеркнуть, что конфликт между уйгурами и ханьцами (китайцами) исчисляется даже не веками – тысячелетиями. Можно напомнить, что самая большая административная единица КНР одновременно является самой бедной и неблагополучной. Можно вести длинный счет взаимным претензиям, но проще перевести их в политические реалии сегодняшнего дня.

Под СУАР, как частью КНР, заложены сразу две «бомбы» – национальная и религиозная, причем это уже давно не локальные проблемы, поскольку в нашем глобальном мире ничего по-настоящему локального давно уже нет, если речь идет о великих державах.

Уйгуры – некое промежуточное звено между европеоидами и монголоидами. Тюрки, использующие арабскую азбуку. Их первая государственность возникла еще в VIII веке, и с тех пор неоднократно меняла вывески, пока во второй половине XVIII века с двух попыток не была окончательно покорена маньчжурской династией Цин, этнически и культурно чуждой как уйгурам, так и китайцам.

С тех пор Уйгуристан, или Синьцзян, или Восточный Туркестан – называйте его, как хотите – стал для китайского государства примерно тем же, чем является для государства Российского Северный Кавказ. У уйгуров свои архаичные традиции, свои понты, своя гордость – и показная агрессия, обращенная к покорившей их некогда империи.

К примеру, уйгурским девушкам категорически запрещены межнациональные браки, а для мужчин-уйгуров обязательной деталью одежды является холодное оружие.

В политическом измерении уйгурский национализм не особенно зубаст и ходит в основном в пиджаках – иначе не поймут спонсоры. Эмигрантские организации, подпитываемые западными грантами, подтачивают государственное тело КНР и апеллируют к «самости» уйгуров, которые непременно бы расцвели, если бы им не мешали китайские коммунисты. Шума от этих людей много, но считать их по-настоящему опасной угрозой несолидно.

Сложнее с религиозной составляющей. Уйгуры – мусульмане-сунниты, и попытки привести их к общекитайскому атеистическому знаменателю стоили Пекину и его чиновникам в Урумчи немалых нервов. До сих пор борьба ведется вокруг ношения хиджабов и бород, хождений в мечети и молитв на улицах – того, в чем китайские коммунисты видят угрозу для государственной целостности и без чего предпочли бы обойтись.

При этом то, что в XIX веке приводило к региональным восстаниям, теперь привело к интересу со стороны исламского мира, пытающегося помогать «братьям по вере», и исламизму как ответу уйгурских низов на нищету и «власть кафиров». В СУАР давно свили гнезда наиболее опасные террористические группировки вплоть до «Аль-Каиды*», как следствие, несколько лет назад первые уйгурские шахиды попытались атаковать столицу – Пекин, чего раньше за ними замечено не было.

Сколько их теперь – молодых и излишне пассионарных членов мировой уммы, воспринимающих китайцев как «неверных», точно сказать нельзя, но много, очень много. Правозащитные группы заявляют чуть ли не о миллионе человек, удерживаемых в специальных центрах, которые в СМИ называют «концлагерями». Китайские чиновники эти цифры не подтверждают, прячут «концлагеря» от посторонних глаз и выставляют их некими образовательными центрами, где уйгуров учат китайскому языку и китайским законам.

На геноцид это, разумеется, ничем не похоже. Но если в Белом доме все-таки не рискнут натягивать сову на глобус, подобные практики объявят как минимум «этнической чисткой», что тоже далеко от реальности.

Другое дело (и это более-менее очевидно для всех), что китайские методы подавления сепаратизма и впрямь являются жесткими и масштабными. С уйгурами в «группе риска» никто не миндальничает: целостность страны в сознании современного китайского политика – слишком высокая цена, чтобы ей рисковать и пускать ситуацию на самотек.

Потому местные власти всегда находятся в режиме «полной готовности». Отключение связи, перекрытие дорог, масштабные рейды, массовые аресты, инфильтрации – все это в СУАР готовы организовать по щелчку, не отвлекаясь на западные рассуждения о правах человека.

Потому что – да, проблема серьезная, да, конфликт застарелый, да, может рвануть в любой момент, и есть куча игроков от Вашингтона до международного исламизма, которые с готовностью этому поспособствуют.

Всё это, кстати говоря, могло бы стать не китайской, а нашей проблемой: у Восточного Туркестана были хорошие шансы войти в состав СССР – гораздо более значительные, чем, например, у Тибета, для которого подобный сценарий также рассматривался.

На эту тему
• Как США пытаются разорвать Китай на десятки удельных княжеств
• Россия упустила шанс стать хозяйкой Тибета
• Председатель Китая сокрушил «самого влиятельного врага»

Приговор династии Цин подписала Синьхайская революция, обставленная так, будто против династии маньчжуров взбунтовались покоренные ей народы. В реальности речь шла о попытке строительства прежде всего национального государства ханьцев, которые претендовали на всю империю Цин. Как следствие, национальные окраины стали быстро отваливаться от некогда единой страны.

Кого-то, как тибетцев и тех же маньчжуров, удалось удержать. Кто-то, как монголы и тувинцы, ушли навсегда, благо сумели опереться на молодое советское государство. Уйгуры же, воспользовавшись гражданской войной между националистами и коммунистами, стали своего рода китайской Аджарией. Большую часть времени до создания КНР нынешний СУАР формально входил в Китай, но местные губернаторы правили как суверенные монархи, не считаясь с центральным правительством Чан Кайши.

И Синдзянь, и разнообразные «народные правительства», периодически возникавшие на его территории, ориентировались на Москву, обеспечивали ее дефицитными товарами, служили связующим звеном с остальным Китаем, пока наконец Восточный Туркестан не попросился в состав СССР на правах 17-й союзной республики.

Сталин отказался от этой затеи по нескольким причинам.

Во-первых, доверие к местным элитам было сильно подорвано в 1942 году, когда, после многолетнего союзничества, в регионе вдруг развязали охоту на коммунистов, посчитав, что Вторая мировая война СССР уже проиграна и ориентироваться придется на других покровителей.

Во-вторых, в начавшейся заново гражданской войне Москва однозначно поддерживала Мао, для которого было вопросом принципа собрать КНР из всех осколков бывшей империи Цин. Поэтому просоветская Восточно-Туркестанская республика, пять лет просуществовавшая на севере Синьцзяна, в 1949 году окончательно и официально вошла в состав Китая.

По некоторым данным, советские спецслужбы поддерживали связи с уйгурским подпольем еще долгие годы, планируя использовать его в случае крупного конфликта с КНР.

Будем считать, что нам этот рычаг не пригодился, но теперь уже США, вдруг вспомнив об уйгурской проблеме, пытаются использовать ее как лом, вставленный в трещину на теле китайского государства.

Невозможно спорить с тем, что эта трещина и впрямь существует, продуцируя для КНР всевозможные неприятности. Но китайский прием против этого лома не ограничивается одними лишь репрессиями – основная ставка сделана на многомиллионные финансовые вливания в регион, благодаря которым некогда захолустный Урумчи теперь зарастает небоскребами, а уровень жизни ханьцев и уйгуров пусть медленно, но выравнивается.

Мог бы выравниваться и быстрее, но многочисленные ханьцы, расселяемые по региону с целью разбавить уйгурское большинство (паритет будет достигнут через 10-15 лет), зачастую сводят сложный государственный национализм к примитивной бытовой ксенофобии, в рамках которой уйгурам намеренно указывают на их подчиненное положение, а ресурсы стараются распределять в пользу своих.

Такое «державное хамство» подпитывает как уйгурский сепаратизм, так и местный исламизм. Поэтому попытки США использовать этот хронический кризис себе во благо пускай и не смогут привести к конечной цели – к отчуждению СУАР от КНР, так или иначе вынудят Пекин потратить еще очень много сил и средств на минимизацию уйгурской проблемы, полностью решить которую не удастся еще очень долгое время.

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ