Президент Франции Франсуа Олланд прибыл в США с государственным визитом, чего главы Пятой республики не позволяли себе уже очень давно. Что стоит за явным потеплением отношений между двумя государствами и почему прежде амбициозные французы теперь следуют в фарватере Вашингтона, разбиралась газета ВЗГЛЯД.

Французские лидеры почти двадцать лет не совершали государственных визитов в Соединенные Штаты. Нет, заезжали, конечно (к примеру, на саммиты Большой восьмерки), но государственных визитов не было. Обычно это связывают с резким охлаждением отношений в период войны в Ираке, когда Париж, Берлин и Москва организовали клуб противодействия Вашингтону, что американцы расценили как предательство. Но, справедливости ради, отношения между двумя странами уже полвека имеют особую, далеко не всегда приятную для Белого дома специфику.

Франция не способна распространить свое влияние далеко за пределы Европы. Франция – европейская держава среднего ранга, не более и не менее

Нет, США и Франция – близкие союзники и партнеры, никаких иллюзий на этот счет строить не нужно. Так было раньше, так, судя по всему, будет и впредь. Штаты – крупнейший инвестор для французской экономики, Франция – третий по значимости торговый партнер для США в Европе (после Великобритании и Германии). Но французы явно ревнуют к американскому влиянию и той роли, на которую Вашингтон претендует в международной политике. Вот и не частят с государственными визитами. Французы вообще ценят символизм.

Генерал де Голль отказался от использования доллара в международных расчетах, вышел из военной организации НАТО, изгнал штаб-квартиру альянса в Брюссель, солил на раны англосаксам в Индокитае и на Ближнем Востоке, обнимался с Брежневым и даже за свободу Квебека успел побороться чуть-чуть. Всё ради того, чтобы сделать Францию отдельным центром влияния, независимым от чужих решений. С учетом, что частью этой политики было усиление ядерной мощи, будем считать, что у генерала почти получилось.

Когда голлист Ширак стал наращивать военные контакты с НАТО, а голлист Саркози и вовсе вернулся туда, откуда де Голль демонстративно вышел, это, как ни странно, было продиктовано того же рода амбициями: чтобы влиять на политику клуба, нужно быть полноценным членом клуба. А влиять требовалось в рамках двух масштабных проектов Парижа – создания объединенных вооруженных сил ЕС и учреждения нового Средиземноморского союза, призванного втянуть страны Магриба в орбиту влияния Европы, а следовательно и Франции, которая в одиночку такое не потянет, но в спайке с Германией и именем ЕС очень даже. Впрочем, ни о том, ни другом проекте не слышно уже давно, других проблем куча.

Еще есть Африка, континент, на котором Париж считает себя главным жандармом – более пятидесяти военных вмешательств за последние двадцать лет. Чего здесь больше – бремени бывшего колонизатора или попыток застолбить территории, до многих из которых Америке и дела нет – вопрос дискуссионный.

Одним словом, Парижу крайне важно быть не просто одной из столиц объединенной Европы или видным линкором в западной флотилии, а конкурентом США. Дружественным, но конкурентом. Державой. Самостоятельным игроком. И когда его способность конкурировать с США ставится под вопрос, Париж неизменно обижается. Видного американского геостратега Бжезинского до сих пор простить не могут. Высказался геостратег изрядно: «Франция намного слабее Германии в экономическом плане, тогда как ее военная машина (как показала война в Персидском заливе) не отличается высокой компетентностью. Она вполне годится для подавления внутренних переворотов в африканских государствах‑сателлитах, но не способна ни защитить Европу, ни распространить свое влияние далеко за пределы Европы. Франция – европейская держава среднего ранга, не более и не менее».

Французская печать спорила с Бжезинским и другими мыслителями того же рода в духе здорового патриотизма, но когда амбициозный Саркози проиграл выборы и в Елисейский дворец переехал вялый социалист Олланд, население Пятой республики явно приуныло. Нынешний президент уже поставил рекорд по отрицательной популярности, ибо выяснилось вдруг, что его социалистический кабинет в принципе противопоказано близко подпускать к управлению экономикой. Остаются «бантики» вроде гей-браков (кстати говоря, гомосексуалисты от этого закона не получили и половины бонусов, на которые рассчитывали) или обязательство величать женщин в официальных документах по девичьей фамилии. Всё это самолюбие не греет и положительно на рейтингах не сказывается.

На внешней арене тоже провал за провалом. Откровенные разногласия с лучшим другом – Берлином по вопросам бюджетной экономии в рамках ЕС подпортили прежде идеальный дуэт (немцев, кстати, можно понять, ибо ясно, что олландовских экономических стратегов нужно слушать в последнюю очередь). Особые отношения с Россией тоже утрачены. О Средиземноморском союзе забыли и мечтать. Самое время нанести государственный визит в США, авось американцы простят Парижу былые капризы.

Американцы простили. Обама лично встретил Олланда на авиационной базе и пригласил в дом-музей Томаса Джефферсона – третьего американского президента, известного франкофила, успевшего поработать в Париже послом. «Мы были союзниками во времена Джефферсона и Лафайет. Мы все еще союзники и сегодня. Мы были друзьями во времена Джефферсона и Лафайет и останемся друзьями навсегда», – возвестил по такому случаю Олланд.

С одной стороны, конечно: на каждое упоминание о разногласиях по Ближнему Востоку или Юго-Восточной Азии найдется уточнение, что в Центральной Азии, на Балканах и много где еще французы с американцами дружили и на словах, и армиями. По Сирии, кстати, тоже нашли общий язык. Ситуация выходила трагикомичная: противник вторжения в Ирак Обама и без всякой войны непопулярный Олланд готовы были подписаться на авантюру и подписались бы, если б не вмешательство Путина. Причем французский лидер, как бы желая потрафить самолюбию французов, не нашел ничего умнее, чем заявить, что с Асадом бы Париж и в одиночку справился. Потрафить самолюбию не получилось: французы президента откровенно высмеяли.

С другой стороны, при таких вводных формальное, традиционное, но при этом необходимое в рамках международной политики действо, каким и является государственный визит, выглядит чуть ли не явлением на поклон: с экономикой плохо, с уважением своего же народа еще хуже, амбиций больше нет – владейте нами. Американцы со своей стороны обставили приезд Олланда как перезагрузку отношений с союзником, мол, из-за того, что интересы Франции и США так близки, двум странам и удалось открыть совершенно новую страницу своих дружеских отношений. Да, с такой Францией им делить и впрямь нечего.

Ну, почти нечего. Вашингтон чрезвычайно заинтересован в заключении ряда важных договоров о зоне свободной торговли с ЕС, а Париж проявляет неуступчивость. Злые на язык французские журналисты, занятые сейчас в основном Олимпиадой в Сочи и обсуждением проблем в личной жизни обоих президентов, по этому поводу уже успели заметить, что если Олланд прогнется и тут, его даже собственный кабинет министров уважать перестанет. Да, Франция сейчас не на пике влияния, но уступать давлению Вашингтона (особенно в свете прослушки европейских лидеров со стороны АНБ) – последнее дело. Очевидно, что договоренности, будь они созданы, французские эксперты будут изучать под лупой, придираясь к каждой запятой.

Но проскакивает в СМИ и другая тональность. Накануне визита газеты Washington Post и Le Monde опубликовали статьи за подписью обоих президентов, в которых, в частности, сказано: «Десять лет назад мало кто думал, что наши страны будут так тесно сотрудничать и во столь многих областях. Но наш альянс в последние годы значительно изменился».

Действительно, кто бы мог подумать. От Франции ожидали гораздо большего.