Как предатель сдал Америке лучшего разведчика СССР

10 февраля 1962 года на мосту Глинике в Берлине состоялся первый и самый знаменитый обмен арестованными и задержанными по обвинению в шпионаже между СССР и США. Выдающийся советский разведчик Вильям Фишер, более известный как Рудольф Абель, был обменен на американского сбитого летчика Пауэрса, студента-экономиста Фредерика Прайора и еще одного студента Марвина Мякинена. Обстоятельства обмена многократно описывались, экранизировались и разобраны на мельчайшие детали. Другое дело – обстоятельства, предшествовавшие обмену.

Вильям Генрихович Фишер работал в США под фамилией Эмиля Гольдфуса с оперативным псевдонимом Марк. Он быстро выстроил несколько крупных разведывательных сетей, работавших по атомным проектам и по разработкам американских подводных лодок. Их работа была исключительно успешной. В целях избежать прямого контакта с посольской или иной легальной резидентурой в США была выстроена цепочка курьеров, которые не должны были знать имена ни самого Фишера-Гольдфуса, ни его кураторов в советском посольстве и в миссии при ООН.

В 1952 году Москва присылает в помощь Фишеру нового радиста (объем информации был огромен), который должен был также выполнять роль курьера. Это был Рейно Хайканен (на самом деле Хяюкянен, Haykanen, но исторически сложилось произносить эту фамилию на английский лад) – кадровый сотрудник советской разведки и контрразведки, по национальности карел, уроженец Ленинградской области, участник Финской войны как сотрудник контрразведки и особого отдела, а затем работник провинциального отдела НКВД в лесной Карелии.

Операция по внедрению Хайканена была подготовлена эталонно. В распоряжении НКВД были настоящие документы на имя Юджина Николая Маки (урожденного Евгения Аугустовича Мяки), финна, сына эмигрантов, родившегося в Энавилле, штат Айдахо. Семья Мяки, проникшись социалистическими идеями, в 1930-х годах переехала в СССР, где по понятным причинам у них судьба не сложилась.

Вильям Фишер (Фото: AP/ТАСС)

Подлинный Евгений Мяки работал автослесарем в Петрозаводске. В 1938 году был арестован по 58-й статье за шпионаж в пользу Финляндии, после чего его следы теряются. Примечательно, что реабилитирован он в 1956 году не был. Его родной брат Аллан работал котельщиком на Онегзаводе, в 1938 году был расстрелян по аналогичному обвинению, но в 1956-м реабилитирован. Нереабилитация Евгения была, скорее всего, связана с нежеланием лишний раз светить его имя в официальных документах.

Согласно легенде, семья Мяки разочаровалась в СССР и переехала в Эстонию, откуда якобы в 1943 году переехала в Финляндию, аж в малонаселенную Лапландию. Юджин Мяки якобы работал у кузнеца на отдаленной ферме среди саамов и оленей. Хайканена отправляют жить в эстонскую Валгу (он работал там слесарем), чтобы его запомнили местные жители, а сам он узнал бы город, в котором якобы жила его семья.

В Финляндии Хайканен подкупает двух должностных лиц, которые легализуют его «жизнь в Лапландии». В 1952 году он уже с финскими документами на имя Юджина Маки подает бумаги в американское посольство и получает легальный американский паспорт, поскольку настоящий Юджин Маки действительно родился в США. Для окончательной легализации Хайканен женится на финке, хотя в СССР у него осталась первая жена.

В 1952 году в багажнике автомобиля корреспондента ТАСС в Финляндии его доставляют на военную базу Порккала, а оттуда в Москву. Там ему присваивают звание полковника и сообщают, что теперь он помощник нелегального резидента советской разведки в США под псевдонимом Марк, то есть Фишера.

Ему дают пять тысяч долларов и в том же багажнике возвращают в Финляндию. Осенью 1952 года он с финской женой уезжает на корабле в США, легализовывается, выходит на связь с Михаилом Свириным, сотрудником легальной резидентуры в секретариате ООН и просит еще денег. Получает еще несколько тысяч и наконец встречается в театре с Марком – Фишером. Снова просит денег, получает радиопередатчик, сообщения для расшифровки и деньги. С этого момента Хайканен находится на связи со Свириным, передавая ему сообщения через тайники. Это, как правило, полые болты, ручки и карандаши.

Отдельная история с монетами. Курьер-доставщик одной из фирм, развозившей пиццу, обратил внимание, что одна из монет, которые ему дали на сдачу, весит меньше, чем остальные. Он ее подбросил и, упав на асфальт, монетка развалилась. Внутри оказалась бумажка с какими-то цифрами. Доставщик отнес находку в полицию. Там сперва решили, что это традиционное китайское «предсказание» или «магический ритуал», но все-таки передали находку в ФБР. Позднее такие монетки обнаружили россыпью.

Хайканен передал американцем шифр, которым была зашифрована записка из монетки. Фамилий своих кураторов он не знал, но дал четкие словесные портреты, по которым американцы быстро вычислили Свирина. Они просто методично сверяли словесный портрет со всеми официальными советскими лицами в Нью-Йорке.

Есть мнение, что адвокат Джеймс Донован, защищавший Абеля, ставил целью не только вывести его из-под смертной казни, но и склонить к сотрудничеству с ФБР. Донован сам ранее работал в военной разведке и был знаком с методами вербовки. Дочь Абеля Эмилия Вильямовна утверждала, что даже в момент обмена на Глиникском мосту Донован в последний раз предлагал ее отцу остаться в США.

Советский Союз в тот период категорически отрицал, что вообще ведет какую-либо разведывательную деятельность в США. А уж каких-либо механизмов обмена или консультаций по этому поводу не было и в помине. Не было даже возможности напрямую связаться ни с Абелем, сидевшим в тюрьме в Атланте, ни с американскими властями, чтобы хотя бы прозондировать почву.

Поэтому в Москве стали создавать новую легенду, для которой пришлось привлечь Штази. Сотрудница КГБ из Лейпцига стала посылать Абелю письма на имя адвоката Донована, выдавая себя за его жену. Сперва это были короткие послания с содержанием типа «помнишь ли ты меня? Мы с сестрой не можем получить от тебя никаких сведений». Это должно было показать Абелю, что его помнят и не бросили. В КГБ не знали точно, как ведет себя Абель, и надо было поддержать его, если он действительно отказывается от сотрудничества с американцами.

Затем появился «двоюродный брат» Юрген Дривс. В этой роли выступал Юрий Дроздов, впоследствии руководитель всей нелегальной разведки КГБ СССР. Именно он и писал на немецком языке все письма Абелю и адвокату Доновану.

Вся эта игра шла ни шатко ни валко несколько лет. Американцы осторожничали, присылали в ГДР агентуру с целью проверить «родственников». Все завертелось с огромной скоростью после того, как над Свердловском 1 мая 1960 года был сбит американский самолет-разведчик U-2, а летчик Гэри Пауэрс захвачен и приговорен к восьми годам тюрьмы.

Принято считать, что толчок к обмену дала одна из американских газет, в которую пришел отец Пауэрса. Он же прислал личное письмо заключенному Абелю. Дело в том, что за пять лет ФБР и ЦРУ поняли, что имеют дело с разведчиком экстра-класса, которого адекватно не на кого менять. Толку от его заключения в тюрьме нет (они даже подсчитали, сколько это стоит налогоплательщикам), он ничего не скажет. А по прошествии пяти лет всё, что он знал, уже устарело.

Гэри Пауэрс (Фото: AP/ТАСС)

В то же время отношение к Пауэрсу в США было негативным. Согласно докладу летной комиссии, советская ПВО не могла его сбить на высоте 20 километров, поскольку в США считали, что у СССР нет таких систем ПВО. Пауэрса обвиняли в том, что он самовольно снизился до 10 километров, а потому сам виноват. К тому же Пауэрса считали парнем храбрым, летчиком опытным, но недалеким. В общем, это был неравноценный обмен на первоклассного разведчика. В ответах из Госдепа было написано что-то вроде «не соответствует интересам Соединенных Штатов».

Именно по совокупности этих факторов в американском предложении об обмене и появилась формулировка «Абель +1». То есть советская сторона должна передать США не только Пауэрса, но и кого-нибудь еще, чтобы как-то уравновесить невыгодную для США сделку. В конце концов Донован привозит в Берлин следующую формулировку: обмен «Абель +1», и он лично, адвокат Донован, передает вместе с Абелем специальный документ, подписанный обоими братьями Кеннеди (президентом и министром юстиции).

Теперь эта бумага висит в музее СВР в рамочке. В ней говорится: «Да будет известно, что я, Джон Ф. Кеннеди, президент Соединенных Штатов Америки, руководствуясь… благими намерениями, отныне постановляю прекратить срок тюремного заключения Рудольфа Ивановича Абеля в день, когда Фрэнсис Гарри Пауэрс, американский гражданин, в настоящее время заключенный в тюрьму правительством Советского Союза, будет освобожден… и предварен под арест представителя правительства Соединенных Штатов… и при условии, что упомянутый Рудольф Иванович Абель будет выдворен из Соединенных Штатов и будет оставаться за пределами Соединенных Штатов, их территорий и владений».

Донована в Берлине встречают сотрудник советского посольства в ГДР (в реальности полковник КГБ) Иван Шишкин и немецкий адвокат Фогель, который впоследствии сделал карьеру на подобных обменах, а также на не вполне законных операциях по «выкупу» жителей ГДР, желавших уехать на Запад. Они же вместе и выбирают Глиникский мост как наиболее безопасное место для обмена, поскольку он просматривается со всех сторон и там невозможно устроить подвох или засаду. Обе стороны категорически друг другу не доверяли, а опыта таких операций не было.

Осталось определиться только с пресловутым «+1». После некоторых колебаний эту вакантную должность заняли два американских студента-малолетки: Фредерик Прайор и Марвин Мякинен. На Западе до сих пор утверждают, что якобы Прайор и Мякинен были ни при чем, просто оказались не в то время и не в том месте. А КГБ и Штази стали приписывать практику задержания первых попавшихся под руку иностранцев «на обмен». Это пропагандистское клише применяется до сих пор. Например, защита Пола Уилана некоторое время пыталась доказать, что «против него устроили провокацию», чтобы обменять его на Виктора Бута.

В реальности Марвин Мякинен (американский финн, в англоязычной литературе он фигурирует как Макинен) никогда не скрывал, что действительно выполнял разовое задание ЦРУ. Он учился в ФРГ по обмену, и однажды знакомые сотрудники разведки попросили его, совсем молодого парня, «съездить в СССР», фотографируя по дороге военные и инфраструктурные объекты и записывая свои наблюдения специальным кодом в «путевой дневник». В последующих интервью Мякинен говорил, что он даже гордился тем, что ему сделали такое предложение, поскольку искренне ненавидел коммунистический строй и Советский Союз. Да и кому в двадцать лет не хотелось побыть героем.

Тихий и неприметный молодой человек подъехал к КПП на советско-чехословацкой границе летом 1961 года на скромном «Фольксвагене-жуке». У него советская виза на 28 дней и заявленный маршрут: Ужгород – Львов – Киев – Одесса – Ялта – Левшино (Запорожье) – Харьков – Москва – Минск – Брест.

Пограничники сразу заподозрили недоброе. Больно уж сильно молодой турист нервничал. Кроме того, он въехал в СССР раньше заявленного в путевом листе срока, что подозрительно совпадало с началом неафишируемых военных маневров Прикарпатского военного округа. КГБ взяло машину Мякинена под наблюдение и скоро с удивлением обнаружило, что студент–турист крайне коряво пытается соблюдать примитивную конспирацию. Сам Мякинен в поздних интервью (например, 2013 года) утверждал, что он был очень плохо подготовлен для такой миссии. А когда он спросил своего куратора из ЦРУ, что делать, если что-то пойдет не так, тот ответил: «Выкручивайся сам как сможешь».

Во Львове его машину негласно обыскали, нашли пояс с микрофильмами и прочее оборудование, а также кодированные записи. Позднее сам Мякинен объяснил систему кодирования под безобидные записи. Например, «рядом с городом я съел три бутерброда» означало идентификацию трех военных объектов. «На 156 километре пошел дождь», где 156 – номер военной машины. «Встречались крестьяне», то есть солдаты. Вышка какой-то антенны на 92-м километре была обозначена как Билл Тауэрс, 92, Стоун Роуд. И все в таком роде.

КГБ собирался дать ему возможность совершить весь анабасис и взять на выезде из СССР в Бресте или при передаче микропленок и записей на территории Союза. Но в Киеве случилась та самая случайность, которая часто преследует разведчиков, особенно таких неопытных, как Мякинен. Он осмелел, фотографировал здания практически в открытую (его в то же время фотографировали сотрудники КГБ), но при этом пытался соблюдать меры конспирации, как он их понимал. Он трижды проехал мимо секретного объекта в Киеве на своем «жуке», затем проделал то же на такси и наконец подобрался к зданию пешком через кусты. В его деле есть фото: Мякинен стоит в кустах с фотоаппаратом у лица. Подпись под фото: «Прятался за кустами и пытался сделать снимки, но каждый раз, когда он поднимал камеру и видел прохожего, он немедленно закрывал свой футляр для камеры и опускал камеру».

Тут его и засек местный житель. Бдительный киевлянин позвал солдат из охраны здания. КГБ не успел предотвратить неожиданный арест Мякинена силами военнослужащих, а незадачливый разведчик попытался засветить пленку, но ему не дали это сделать.

Мякинен получил восемь лет, из которых отсидел полгода, а из них три месяца в одиночной камере и еще три – в лагере в Мордовии. Он утверждал, что с ним в лагере находился некий латыш Зигурдс Круминьш. Этот Круминьш якобы рассказывал, что он раньше сидел на Лубянке в одной камере с каким-то шведом «Ван ден Бергом». После обмена Мякинен решил, что это был Рауль Валленберг.

Всю жизнь затем неудавшийся шпион посвятил себя изучению судьбы Валленберга, работал в нескольких шведских королевских комиссиях, писал статьи и научные исследования на эту тему. Он вплоть до 2014 года работал в различных фондах Валленберга и организациях, занимавшихся исследованием судеб иностранных заключенных и пленных в СССР. Сейчас уже сильно престарелый Мякинен живет в родном Чикаго, окруженный внуками. Он единственный на данный момент живой участник истории с обменом Рудольфа Абеля.

Немного страннее история главного «+1» – Фредерика Прайора. Он до последнего дня отказывался признавать себя виновным и утверждал, что он – жертва обстоятельств. По версии Прайора, он учился по обмену на экономическом факультете в Западном Берлине. Было ему 18 лет, когда построили Берлинскую стену. Он как раз закончил писать работу на тему «Внешнеэкономическая политика ГДР». И ему срочно захотелось съездить в Восточный Берлин, чтобы передать копию своей работы восточногерманскому профессору, посмотреть на стену, послушать живьем речь Ульбрихта и – главное – повидать сестру своего западноберлинского друга.

Фокус тут в том, что эта искомая сестра некоторое время назад уже успела сбежать в Западный Берлин, но его друг почему-то его об этом не предупредил. Штази держали на квартире сестры засаду, поскольку, как правило, после таких побегов кто-нибудь из организаторов побега или специальный курьер приходили, чтобы забрать вещи бежавшего. И тут приходит на адрес Прайор – мальчишка-американец с толстыми очками и с аналитической работой о внешней торговле в рюкзаке. Ну вот кто ж ему поверит, что он тут просто так?

Его арестовали прямо на месте и обвинили в шпионаже, поскольку его работа содержала сведения о внешней торговле ГДР, которые могли быть использованы для блокады или, как сказали бы сейчас, «режима санкций». Насколько это действительно так, мы уже не узнаем. Скорее всего, Штази полагала, что Прайор причастен к одной из многочисленных самодеятельных сетей, организовывавших побеги из Восточного Берлина.

Допрашивали Прайора жестко, но не били. Штази искренне хотела получить информацию, а не замордовать восемнадцатилетнего студента-неудачника. И отпускать они его не горели желанием. Полковнику Шишкину потребовалось два дня, чтобы заставить Штази вписать Прайора в графу «+1».

На эту тему
• Разведка Германии унизила США
• «Обмен шпионами» раскрыл тайный метод польской разведки
• Экс-замглавы МИД СССР: Иностранные консулы в РФ могут лично выполнять шпионские задания

Но и тут немцы проявили характер. Привезя его к чекпойнт Чарли, Штази полчаса держала его в машине сверх заявленного времени, что сильно потрепало нервы и сотрудникам КГБ на Глиникском мосту, и сотрудникам ЦРУ на другой стороне речки. И только после того, как поступило сообщение о том, что Прайор отпущен, начался и обмен Абеля.

Через два года в американских газетах был опубликован некролог, в котором говорилось, что Рейно Хайканен, живший под охраной ФБР, разбился в Пенсильвании на машине на платной автостраде. В те времена американская журналистика была относительно честной и дотошной. Люди съездили на место предполагаемого ДТП и не нашли никаких физических свидетельств аварии. В моргах и больницах не обнаружилось ни его тело, ни какие-либо записи о самом событии. Пошли слухи. Предположили, что Хайканен погиб/умер еще в 1961-м при невыясненных обстоятельствах.

До сих пор никто толком не знает, что случилось с этим человеком. Но такая судьба очень показательна и даже где-то справедлива. А практика обмена знаковыми фигурами между США и СССР (Россией) впоследствии была доведена до почти автоматизма. И в наше время требует уже не пяти лет сложной игры, а буквально нескольких дней согласований.