Магнитогорск: «С нами мороки больше, чем с мертвыми»

Три во дворе, один – со стороны проспекта Карла Маркса. Итого четыре стихийных мемориала: цветы, детские игрушки, образки, свечи.

На одном, поверх цветов – клюшка с надписью: «Виктор Воронцов». Один из погибших играл в хоккей – «любитель, но большой фанат», говорит про соседа Зоя, приехавшая забрать вещи из девятого подъезда. Того, что неподалеку от седьмого – где 31 декабря погибли 39 человек. И совсем рядом с восьмым, где все живы, тьфу-тьфу-тьфу – но восьмой уйдет под снос вместе с седьмым: безопасность. 

Больше всего, однако, во дворе – не цветов. Больше всего там хлеба. Дом 164 по Карла Маркса – самый большой в Магнитогорске из жилых. Потому хлеба на снегу очень много. В основном – оставшегося от прошлого года, а теперь выкинутого вернувшимися. Хлеба – и, соответственно, голубей.

– Я не жила тут неделю, – объясняет Зоя, отмахиваясь от птиц («Подождите, ну, сейчас все дам, и колбаса еще есть»). – Страшно было. Все экспертизы – видела, что мой подъезд безопасный – прочитала. Верю. Не могу просто, когда это рядом. Племянник с женой меня приняли, спасибо им. Я скоро вернусь, здесь почти с самого начала живу, с 73-го. Просто пока – не могу.

По деревьям – объявления:

«Жители 6, 7, 8 подъездов! Просьба предоставить информацию о вашем местонахождении в штаб по ЧС (школа № 14)».

«У подъезда № 3 состоится внеочередное общее собрание собственников помещений по инициативе администрации города Магнитогорска. Повестка: заглушение газопровода в доме по адресу Карла Маркса, 164. Установка в квартирах электрических плит».

«Уважаемые жители! По результатам обследования проживание в подъезде № 12 разрешено. Штаб по ликвидации ЧС».

«Убедительная просьба не оставлять своих животных в квартирах и не выбрасывать на улицу. У кого нет возможности забрать с собой – звоните. Лиза», номер телефона. Внизу – дописка: «Чтобы животные не погибли».

Елизавете – 28 лет. Не то чтобы зоозащитница – ни в одной организации не состоит, сама «не активист ни разу». Два образования – бухгалтер, психолог «и еще на учительницу начальных классов училась, но бросила».

Работа – уборщица на калибровке, то есть в одном из цехов Магнитки, Магнитогорского металлургического комбината. Зарплата – десять тысяч. Живет тоже в 164-м доме, но в пятиэтажке: корпус, один из многих. Рядом, в своей квартире – мама.

Сейчас у Елизаветы восемь котов. Четверо своих и четверо «новогодних». Из тех, кого пока не забрали хозяева либо не взяли другие люди.

Елизавета Федонина:

– Там инвалид жил, в шестом подъезде. У него три кота осталось. Вещи вынесли, а он уходить не хотел. Кричал: «Куда я пойду?» – его эмчеесовцы выводили. Вот, взяла трех котов. Говорили, что заберут – пока не забрали. Они дикие немножко, я их не трогаю, только кормлю...

Кошка вот эта – из четвертого подъезда. Там вроде бы можно жить. Но они в одном блоке с третьим подъездом. А там, говорят, пошла какая-то плита, и в четвертом подъезде эти люди жить забоялись. Отдали сами – вместе с переноской, с кормом. Может, заберут обратно – но говорят, что не раньше, чем через полгода: неизвестно, как дальше жить будут, как сложится. Иногда в штаб захожу, беру для них корм, какой есть...

От «Зимней вишни» до Магнитогорска

– Вам подсказать? – подлетает парнишка, курсирующий в фойе магнитогорской школы № 14 – первого и главного штаба по ликвидации ЧС. Зеленые жилеты – «Молодежь Магнитки». Красные – «По зову сердца», городская организация. Синие знакомы давно – «Волонтеры Победы», на каждом «Бессмертном полке» их видно – а вот теперь и тут. Кажется, волонтеров здесь больше, чем пострадавших – и, собственно говоря, так и получается.

– Сегодня у нас 25 человек плюс пять–семь координаторов, – указывает Анастасия Захарченко, руководитель волонтеров «По зову сердца». В волонтерстве Анастасия уже четыре года, как и большинство ее коллег. Сама учится на государственного и муниципального служащего, четвертый курс.

 – Это в первую смену, – поясняет Анастасия Максимовна, крутя в руках какую-то бумажку. – Во вторую смену будет столько же: ребята должны отдыхать. В первые дни волонтеров было по двести человек, причем многие дежурили круглосуточно.

Сейчас, конечно, и людей меньше, и работа полегче. Провести в школьный актовый зал, заполненный одеждой и одеялами, чтобы найти «толстовочку на восьмилетнего, не плотненького» – и еще наделить саму просительницу шапкой и обувью, на всякий.

Собрать гуманитарку – это на первом этаже: «долгие» продукты, скоропортящиеся, хозтовары – в комплект, в сумку, в руки. Отправить в магазин оптики, открывший для пострадавших «бесплатный подбор и изготовление очков». Отправить в другие точки, которые бесплатно обслуживают пострадавших – их полтора десятка, и будет больше.

Или – просто провести пострадавшего по кругу спортивного зала школы. Где сидят налоговики, банки, жилищники по расселению, благотворительные организации, сотрудники мэрии, полицейские. Где восстанавливают все документы, объясняют про все компенсации и просто утешают – что необходимо никак не меньше.

Короче – где происходит все то, чего не было в прошлом году в Кемерово на «Зимней вишне». В кемеровской школе, где находился штаб помощи жертвам той трагедии, волонтеры были не настолько заметны. Совсем не настолько. Из помощи – вода, кофе, доброе слово, номер кабинета, куда идти. Никакой индустрии помощи, как бы это ни прозвучало.

– Мы будем помогать столько, сколько надо, – говорит Анастасия Захарченко.

– Нового года, стало быть, не было.

– Еще найдем что отметить. Пока требуется помощь, мы помогаем. Труднее всего было 31 числа, когда весь город нес нам вещи, продукты, обогреватели... Как все это принять, распределить. Сейчас, – в Анастасии Максимовне впервые берет верх будущий государственный служащий, – на каждой функции поставлены ответственные люди. Уже профессионалы.

Анастасия прощается, положив наконец-то листок на стол. На листке – крупным шрифтом: «Информация по захоронению и ритуальным услугам». Листок больше не нужен: до конца каникул в Магнитогорске успели похоронить всех.

Елизавета Федонина:

– Сначала я подумала, что кто-то в балкон ломится – сильно стены задрожали, хоть у нас окна на другую сторону. Потом машины загудели, сигнализация. Ну, тут понятно стало: взрыв. Потом соседи по лестнице забегали. Я вышла к маме – у нее как раз на ту сторону окна. Она мне: «Срочно туда беги, там, похоже, люди погибли, надо спасать». Я подумала, что война началась – а у нас ни бункера, ничего, прятаться некуда.

Выбежала – ну, увидела, что сейчас все видят. Разве что газом очень сильно пахло. Мужчины-соседи прибежали – ребенка вынесли, помогали женщине выбраться из разрушенной квартиры, не могла слезть, еще кого-то. Спасатели быстро приехали, минут через 15.

Подбор под баскетбольным кольцом

В штабе по ликвидации последствий в «Зимней вишне» тоже был спортзал, где под баскетбольным щитом трое священников читали молитвы, раскрыв походный алтарь. Дело нужное: в магнитогорской школе священник тоже есть – делит кабинет начальных классов с медицинским психологом. Если надо – к обоим подключится специалист из НИИ им. Сербского.

Но вот под кольцом здесь все-таки – руководство, на личном приеме. Первую неделю после трагедии от стола под щитом толком не уходил губернатор Челябинской области Борис Дубровский. Затем – мэр Магнитогорска Сергей Бердников.

– Я старший первого подъезда, – говорит Евгений, возраст – «глубоко пенсионный». – Люди спрашивают: как, чего, стоит ли жить нам. Ну, в доме – стоит ли жить.

Сходив к мэру – «я его толковым давно знаю, в механическом цехе (Магнитогорского) комбината с ним работал здесь» – Евгений подтвердил ответ, который висит на бумажках: с первого по четвертый подъезды и с девятого по двенадцатый – жить безопасно.  Пятый и шестой временно расселяются, до окончания работ по сносу двух пострадавших подъездов.

– Люди боятся жить, – констатирует Евгений. – Некоторые подумывают (квартиры) продать. А продать – это дешево получится. Пока поехал в сад, привез оттуда электрическую плитку. С ней и прожили как-то этот Новый год.

– Сейчас смотрим варианты, которые предложили на заселение, – говорит Дмитрий. Его жена Рамиля уточняет: самим бы все нормально, но их четверо – молодая семья, детям три года и полтора. – И понять бы, что с ипотекой – квартира миллион с небольшим стоила, нам шестьсот тысяч осталось. А стоимость-то упала, как теперь считать?

– Работаю в торговом центре «Зори Урала» – большой, на половину дома этого по проспекту идет, – плачет Алена Резник. – Больше десяти лет работала, швея по ремонту одежды. Торговый центр закрыли на неопределенное время. Средств к существованию нету. Двое детей, ипотека...

Выясняется, что по «Зорям» разговор тоже будет – по всем арендаторам и где им разместиться. В Магнитогорске обещают помочь и с этим.

– Нет, я все понимаю, – спохватывается Алена, утирая слезы. – Люди погибли, другим жить негде. Но меня вот сейчас выкинут из квартиры – и тоже будет жить негде. Ведь я же не пострадавшая, не как Ванечкин отец вот, слава богу.

У стола благотворительного фонда «Металлург» – скопление камер. Евгений Фокин, отец десятимесячного Вани Фокина, слабым голосом повторяет по просьбе СМИ утренние новости: Ванечка дышит сам, от аппарата отключен, идет на поправку, тьфу-тьфу-тьфу. Фонд Магнитки, поясняет его сотрудница, хочет выдать Фокиным денег – дополнительные выплаты к городским, областным и федеральным деньгам, а также к средствам большого благотворительного счета, где к 11 января собралось около 50 миллионов рублей. Но для этого нужны не только документы на жилье, но и владелец квартиры. Квартира, откуда чудесно спасся Ванечка, оформлена на жену Евгения, а она – понятно где, у доктора Рошаля в Москве вместе с сыном.

– Решать будем в индивидуальном порядке – и, разумеется, решим, – подчеркивает представитель фонда. – Там всем поскорее надо: у Фокиных еще и ипотека. Понятно, что банки списывают пострадавшим – но опять же, нужна хозяйка метров. Евгений пока не очень понимает, что происходит, вы его не трогайте лучше, ладно? А мы поможем. Во всем поможем.

Время скотча

Теплый кунг с надписью «Следственный комитет РФ» припарковался неподалеку от забора, ограждающего центральные подъезды дома – с пятого по восьмой. Иногда к нему добавляется микроавтобус-«пативэн» с символикой ведомства. Активность следователей рядом с местом трагедии – минимальна. На самой площадке – близка к нулевой. Все попытки жителей и зевак осведомиться о ходе следствия игнорируются – как, впрочем, это заведено и за пределами площадки: информации никакой, жди очередного сжатого коммюнике.

С другой стороны, необходимо задавать любые вопросы следователям по конкретике – особенно если представители СК скупы на комментарии. Можно и нужно выстраивать версии по поводу того, связаны ли предновогодний взрыв в доме и возгорание маршрутной «газели» вечером 1 января, унесшее жизни водителя и его пассажиров. Тем более простор для догадок весьма велик. Закон парных случаев – то есть совпадение? Кто-то из давно уже выявленных, скажем протокольным языком, «объектов оперативно-розыскной деятельности» занервничал после ЧП, и силовики пошли «на реализацию»? Или совсем иное?

Одно понятно всякому, кто побывал не только в Магнитогорске, но и на других подобных трагедиях: теракты в настолько дежурном режиме не расследуют. Было бы что-то хотя бы похожее – реально, землю бы рыли. Причем на месте, а не на выемках у городских газовиков и прочих коммунальщиков.

– Скотч... скотч... где скотч? – звучит в волонтерских рациях. Наступило время скотча. Во-первых, штаб переезжает из школы – начинаются занятия, и надо перемещаться в администрацию города. В-главных: людям из пятого и шестого подъезда, то есть из блока слева от трагедии, если смотреть со двора – надо вынести вещи. Под контролем полиции, с самого начала взявшей имущество под охрану. В два дня.

Елизавета Федонина:

– Еще был кот из шестого подъезда. Мужчина пришел вещи забирать, у него мама моя спрашивает: «У вас есть животные?» Да, говорит, есть кот. «Забирать будете?» – «На фиг он мне теперь нужен», – говорит мужчина. Зашли вместе, попросили поймать того кота. Пристроили к девушке – брала на передержку, мы с мамой уговорили взять кота насовсем. Кот хороший, красивый, не дикий, ласковый.

По объявлению моему позвонили еще трое. Одна семья отдала кота на передержку – через два часа забрала. Остальных разобрали люди, спасибо им. Человек пять помогали ловить, подбирать... Как кормлю? Кашу размешиваю, немного мяса туда добавляю, бульона побольше.

Лифты в доме 164 запустят только на следующий день. Впрочем, пятого и шестого подъездов это не касается: по заключению экспертизы, на время разбора седьмого и соседнего с ним восьмого подъезда жильцам соседнего блока рекомендовано съехать. Два десятка самых крепких волонтеров, конечно, помогают. Но квартир все равно больше. Так что те, кому не досталось тягловых добровольцев – или нет охоты их дожидаться – переносят вещи на себе.

– И холодильник надо очистить было наконец-то, – говорит жительница дома Елена. – Завонял уже совсем, потом еще тот запах был бы.

– Вы собираетесь возвращаться?

– Если не будет опасности – да. Это наш дом, – говорит женщина, прибавляя на снег свою порцию прошлогоднего хлеба.

Газ или не газ?

«Газ больше в этот дом подаваться не будет», – неделю назад объявил телеграм-канал «Молнии Дубровского», где администрация Челябинской области публиковала сообщения о том, что делается для пострадавших при взрыве. Мнение администрации весомо, но есть еще и Жилищный кодекс. А его требования таковы: за подобную инициативу должны проголосовать две трети собственников. Накануне Рождества у третьего подъезда – внеочередное собрание жильцов. Человек на сто, а то и полтораста.

– Десять квартир из нашего дома на продаже, – женщина в шубе выуживает смартфон, показывая соседям страницу популярного сайта.

Положим, не десять, а три. И одна появилась на рынке за две недели до трагедии. Но да: двушка – 5 января, а однокомнатную выставили прямо в день трагедии («Торг, покажу и расскажу»).

– Спасибо, что собрались в эти печальные для вас дни, – говорит Станислав Чернышев, заместитель начальника управления ЖКХ Магнитогорска.

Его не слышат; Чернышев взбирается на скамейку у подъезда.

– Первый вопрос нашего собрания – принятие решения об отключении вашего дома от газа. Второй – принятие решения о переводе вашего дома на электроплиты.

– Это одно и то же, – замечает женщина рядом со скамейкой.

– Почему же, – возражает Станислав Чернышев. И объясняет: отказаться от газа – одно. Совсем другое – сделать проект по электроплитам, заменить сети по стоякам и разводам, приобрести плиты. Все по отдельным договорам, убеждает чиновник: оплачивается со специального счета, жильцы ничего платить не будут.

– Процесс длительный, – предупреждает Чернышев. – Может растянуться и на месяц, и на два. Поэтому в настоящее время приходится вам потерпеть неудобства – и до реализации проекта жить без газа. Если, конечно, вы положительно решите оба вопроса.

– Вопрос! Вопрос! – раздается с разных сторон.

– Подождите, сейчас машина пройдет, – просит Чернышев. К забору через толпу крадется очередная машина – на этот раз пожарная, но штабная, без лестниц. Как только она скрывается за воротами, собрание продолжается.

– Сумма субсидий на электроплитку? – интересуются у представителя коммунальщиков. Оказывается, по 10 тысяч рублей. Понятно: муниципальный контракт – муниципальный же расчет. Исходя из тех моделей, что ставятся в новостройки. Не самых дорогих. Скорее наоборот.

– Мы за сколько детям плиту в ту квартиру покупали? – негромко спрашивают за спиной.

– Двадцать три, – отвечает женский голос. – И это еще тогда по-божески было, вспомни.

– Ага. Значит, сразу нафиг, – резюмирует спросивший.

На эту тему
• Для авторов фейков о трагедии в Магнитогорске потребовали уголовного наказания
• Трагедия в Кемерово запустила новое массовое явление
• Герои 18-го года – года катастроф и побед

Станислав Чернышев тем временем напоминает собравшимся, что в Госдуму внесли законопроект – поправку в регламенты, запрещающую газовые плиты не только в новостройках, но и по итогам капремонтов. Проект появился в ноябре – через несколько дней после того, как рвануло в Ижевске, семеро погибших.

– А вот у нас сейчас электроплитки маленькие, купили и с дач привезли, – сообщает женщина. – Вместо газа работает. Вот что по имеющейся в доме сети скажете – выдержит нагрузку, если сразу во многих квартирах плитки включать?

– Нет, не выдержит, – вступает представитель управляющей компании Анатолий Кузнецов. – Поэтому будьте поаккуратнее.

– Красавец! – бросает в его сторону кто-то из жильцов. – То есть мне, чтобы вскипятить или сделать поесть, надо к соседям сначала зайти – посмотреть, не включили они у себя?

– Мы, кстати, друг к другу ходим, – замечает мужчина по соседству. – Или по телефону в ватсап спрашиваем. И так дом тряхнуло, а проводка и без того была говно. Если что – либо пробки выбьет, либо гореть, не дай бог.

– У меня елка маленькая около телевизора, я ее бубенцами нарядила, – берет слово пенсионерка. – Все окна в квартире заклеены перед зимой, до всего. И вдруг слышу позавчера– зазвенели бубенцы. Ни ветерка из окон, никто по квартире не ходил, в дверь не заходил – а зазвенели.  Теперь все время бубенцы звенят. Что-то двигается у нас в третьем подъезде, точно! Стенка, пол – пусть смотрят поскорее!

Опять этот третий подъезд. И на приемах о нем жильцы говорят, и те, кто Елизавете Федониной кота из четвертого подъезда отдал. Теперь – вот здесь.

– Нельзя при всем этом еще и газ возвращать, – продолжает она. – Газ – это ад, газ – это убийство!

– А проводка – рай небесный, – обрывают ее.

– Дом большой, мнений много, – констатирует Анатолий Кузнецов.

Попутно жителям сообщают, что домов теперь будет два – «за отсутствием середины»; стало быть, со временем придется менять документы. Если, конечно, экспертиза после разбора завалов седьмого и демонтажа восьмого подъезда подтвердит, что в нынешнем 164-м жить безопасно. Необходимость перемены документов воспринимают без особых возражений. А перспективу мемориала на месте трагедии – нет.

– Ходить тут, плакать и вспоминать – нет уж, – громко говорит кто-то из женщин. – И так тошно.

– Поддерживаем! А пятому и шестому подъездам имеет смысл голосовать по газу и плитам?

– Конечно, имеет, – отвечает Анатолий Кузнецов. – Будут еще экспертизы после разбора седьмого и восьмого, будут заключения. Пока же надо решить вопрос.

Вопрос решили однозначно: 95% – за то, чтобы вернуть газ. В начале рабочей недели газ вернули – в первый подъезд и в часть второго. Процесс не такой быстрый: перед новым подключением надо осмотреть все квартиры. С лифтами и горячей водой проще – запустили сразу перед Рождеством. К вопросу об электроплитах возвращаться не будут: «Демократия, как люди сказали, так и делаем», – подчеркивают в городской администрации.

Что делать дальше с домом? В следующей экспертной комиссии, как уверяют Чернышев и Кузнецов – и позже подтверждает губернатор – будут ждать и жильцов, «грамотных в стройке». В доме 623 квартиры, так что въедливые спецы – хоть среди жильцов, хоть среди их родственников – найдутся. Легче, чем с плитками, властям не будет точно: тут не о проводке речь – а о том, «можно ли нам жить».

Впрочем, куда раньше – 12 января – в Магнитогорск приедет Владимир Якушев, глава Минстроя. Самый профильный чиновник по этому делу, с собственной инспекцией и с сотрудниками Минстроя. Ну и, разумеется, от общения с жильцами Якушеву деться будет некуда.

– С нами всегда мороки больше, – говорит мужчина в очках и волчьей шапке, покидая собрание.

– Чем с кем?

– Чем с мертвыми. С нами, живыми.

В огнях, как на праздник

Если выйти на проспект Карла Маркса ночью и посмотреть на дом 164 не со двора, а с фасада – может показаться, что все о'кей. Два универсама, каждый на своем конце – свет горит в каждом, а то, что они не работают, так на поздний час списать можно; на самом деле оба закрыты уже неделю. «Зори Урала» – тот самый торговый центр, где арендует метры под швейное дело Алена Резник – выключены наглухо. Зато над ними в доме – свет, во всю многоэтажную высоту.

Потом замечаешь, что вокруг – по всему огромному дому – не так много желтых окон. И перед тобой – как раз седьмой подъезд, взятый со двора в упор прожекторами строителей и спасателей. И что стенки во дворе у подъезда и нет, начисто, поэтому весь свет выплескивается через оконные рамы на проспект. И ощущение, что как раз здесь-то – все нормально, все тут дома, все празднуют, Новый год же – надо гнать куда подальше.

– Вы первый наш посетитель в этом году, – приветствуют Никита и Константин. Никита – местный, Константин живет на два города, Магнитогорск и Питер. Константин и Никита работают в крафтовом пабе. Открылись только что, когда торговым точкам дали свет – стало быть, через неделю после трагедии. Закуски нет никакой, потому что не работали холодильники. Зато пиво есть, проверили.

Константин оканчивал в Магнитогорске школу, живет в первом подъезде – с дедушкой, в его квартире. Сколько тысяч раз под аркой, которая теперь в завале, проходил – не сосчитать, говорит.

– В восьмом бабушка одноклассника живет, – показывает наверх он. – То есть не живет уже.

– В смысле? В восьмом же не погиб никто, слава богу.

– Ну вот в другом месте и живет, перевезли их вместе со всеми. Отсюда – насовсем, подъезд же вместе с седьмым сносят, – напоминает Константин. – А в седьмом завтра подругу хоронить буду, Ксюшу.

– А где в Питере живете?

– Гражданская улица, 19, – говорит Константин. – Дом Раскольникова.