У «новой этики» нет монополии на прогресс

@ REUTERS/Steve Nesius

29 декабря 2021, 09:20 Мнение

У «новой этики» нет монополии на прогресс

Пример Илона Маска показывает, что прогресс сегодня – понятие небезальтернативное, и что он не обязательно идёт в одном комплекте с моральной полицейщиной.

Игорь Караулов Игорь Караулов

поэт, публицист

Два очень разных человека, Владимир Путин и Илон Маск, одновременно высказались против «новой этики». Российский президент на своей пресс-конференции произнес слова, которые у нас воспринимаются как простые и очевидные истины, однако стоили бы карьеры любому политику современного Запада: «женщина – это женщина, мужчина – мужчина, мама – это мама, отец – это отец».

В то же время Маск подверг критике движение «вокизма», назвав его «культурой разделения, остракизма и ненависти». Wokeism, или, как выразился Маск, wokeness («пробужденчество») – термин одного ряда с «новой этикой» и культурой отмены. Той самой «культурой», которая равносильна отмене культуры в случаях, когда её носители (такие как Джоан Роулинг) недостаточно лебезят перед трансгендерами и иными жертвами экспериментов над людьми. Выходит, Путин и Маск – хотя бы отчасти идеологические союзники?

На первый взгляд в это трудно поверить. Ведь Путин и Маск считаются людьми не просто противоположными, а взаимоисключающими. Где есть Путин, там не может быть Маска, и наоборот.

Владимир Путин открыто называет себя консерватором и стал на Западе символом того, с чем «весь цивилизованный мир» обязан неуклонно бороться – и, собственно, доборолся уже до энергетического кризиса. А Илон Маск, напротив, сделался актуальным символом и иконой либерального прогресса, новой надеждой человечества на технологическую манну. Но его последние высказывания ставят под вопрос его репутацию в том обществе, в котором он живет, ибо в сегодняшней Америке победило совсем иное понимание прогресса.

Одним словом, пора приглядеться к Маску: а тот ли он, за кого себя выдаёт? Его рекламный образ – «гениальный изобретатель». Этот образ в американском контексте восходит к Томасу Эдисону, но ведь Эдисон умер почти сто лет назад. То есть Маск ориентируется на «устаревший», консервативный образ прогресса. Не исключаю, что его гениальность оскорбляет негениальных, а его предприимчивость обижает непредприимчивых, да и вообще он возмутительно белый. Чем он заманивает нас в будущее? Покорением Марса? Но ведь это неоригинальная, замшелая идея. «С марсианской жаждою творить» – это Николай Тихонов. «На-Марс – страна» – это Марина Цветаева. «И на Марсе будут яблони цвести» – это Евгений Долматовский. Эти цисгендерные белые мужчины и женщины давно мертвы. Даже если «вокиста» удастся увлечь марсианской темой, для него главным вопросом было бы – а как там на Марсе будет с правами меньшинств? Будут ли там соблюдены расово-гендерные квоты?   

Сегодня возникает вопрос о смысле, содержании и направлении прогресса. Это вопрос как теоретический, так и сугубо практический, поскольку надо же что-то отвечать людям, которые пытаются диктовать нам свою волю, опираясь на идею прогресса. У нас, дескать, прогрессивные взгляды, а у вас реакционные, поэтому за нами всё равно будущее, а ваше сопротивление бесполезно, поскольку в исторической перспективе вы обречены. С такими людьми мы теперь сталкиваемся повсюду – и в вопросах морали, и в политике, и в искусстве.

Президент Путин признал, что «карета новых ценностей» непременно придет и в Россию, сравнив это явление с коронавирусной инфекцией, и посоветовал «искать противоядие». Стоит уточнить, что всё это произойдёт не когда-нибудь. Всё это происходит уже сейчас. Но нам в каком-то смысле проще, чем Западу. Мы в свое время серьезно переболели инфекцией, которая там вызвала лишь легкую простуду.

Речь, конечно, идёт о большевиках. Вот уж для кого слово «прогресс» было одним из главных в риторике. Это была уникальная сила, которая стремилась обосновывать свою политическую правоту доводами науки. Даже господствующая идеология называлась «научный коммунизм». И это не было лицемерием, поскольку идейные коммунисты действительно верили в свою партийную науку. На многих интеллектуалов раннесоветского времени этот гипноз действовал, и они переживали, что не смогут вписаться в новую реальность, что их не возьмут в будущее – и далеко не только из страха перед репрессивным аппаратом.

Предлагаемое будущее могло нравиться или не нравиться, но неизбежность его наступления казалась несомненной. Однако же прошло время, и путь, начертанный бородатыми мудрецами, был объявлен вовсе не магистральной дорогой человечества, а тупиком, в который страна была загнана на семьдесят лет. Такой урок преподнесла нам история.

На этом примере мы видим, что «новая этика» не так уж страшна. Она проигрывает научному коммунизму уже потому, что не опирается ни на какую науку. Более того, она стремится запретить науку как в тех случаях, когда научные результаты могли бы противоречить её постулатам, так и в тех случаях, когда речь идёт об ученых с неправильными анкетными данными. Коммунисты превозносили технический прогресс и непосредственно привязывали его к прогрессу общественному. Для «вокистов» эта связь разорвана; допустим, прогресс в медицине они могут приветствовать, поскольку он позволяет успешнее проводить всё новые и новые эксперименты по изменению природы человека, а вот экологический сегмент этой идеологии граничит со взглядами луддитов.

То есть когда нам говорят, что нечто является прогрессивным, не следует принимать эти слова на веру. Нужно рассмотреть предметно: а что в этом прогрессивного? Чем чёрное прогрессивнее белого? Почему пришить или отрезать себе тот или иной орган – прогрессивнее, чем этого не делать? Почему строгое слово «редактор» оскорбляет женщину, а развязное «редакторка» – нет? Чем маловразумительный текст, посвящённый созерцанию естественных выделений, лучше простого стихотворения про берёзки?

Всё-таки коммунисты подарили нам один ценный лозунг: «практика – критерий истины». В теории однополая семья равна разнополой, а на практике она не выполняет функцию размножения – то главное, ради чего семья и была придумана. В теории люди равны независимо от цвета кожи, а на практике принудительное введение расовых квот неизбежно ухудшает работу любого коллектива – от конструкторского бюро до баскетбольной команды.

Но это не волнует активистов «новой этики», ведь она ориентирована не на производство, а на распределение. И это по-своему логично в контексте развитых стран: накопили богатство, теперь давайте делиться. А вот Россию «новая этика» может просто добить: нам позарез нужен прогресс, а у нас и так очень давно не было настоящего экономического роста. Однако пример Илона Маска показывает, что прогресс сегодня – понятие небезальтернативное, и что он не обязательно идёт в одном комплекте с моральной полицейщиной. И есть ещё время, чтобы поспорить о том, где именно пролегает магистральный путь развития человечества.

Но для этого нам необходимо своё развитое понимание прогресса, которое не было бы зациклено на переживании ценностей и достижений прошлого. Если угодно, свой образ светлого, без кавычек, будущего. Осаждённая крепость обречена, а у наступающего войска есть шанс.

..............