70 лет советского проекта – самый сложный и неоднозначный период русской истории. Настоящее яблоко раздора. Едва ли есть на свете два более непримиримых типа сознания, чем советский русский и русский антисоветский. Иногда кажется, что слеплены они из двух разных биологических материалов и найти согласие между ними не представляется возможным.
Разрыв едва ли не более тяжкий, чем между Русью языческой и христианской X–XI веков, московской и литовской Русью времени Ивана Грозного, либерально-демократической и консервативно-монархической Россией XIX века, советской и зарубежной Россией 30-х годов ХХ века. У тех были все же общие предки, общие воспоминания... Человек, выросший в позднем СССР, попадал в столь замкнутый герметичный мир, что мог совершенно потерять представление о прошлом. Принципиально модернистский мир СССР был обращен только в будущее – светлое будущее социально-футуристической советской фантастики. И когда будущее рухнуло, воспитанный в этом заповеднике советский человек оказался в хаосе распада великой мечты и совершенном культурном вакууме... Что ему было делать? Куда идти? Как найти новые основания своего бытия? Человек с оборванными историческими корнями был обречен.
Цепляться за прошлое через его симулякры типа КПРФ? Но секта – не выход. Не настоящий выход. Столь же сомнительна и попытка выхода с другой стороны: взять и отбросить весь советский период как небывший. Последнее невозможно уже просто по факту нашего в нем рождения. В истории нельзя просто перепрыгнуть через ступень. Невозможно построить новый этаж здания, выкинув предыдущий, показавшийся нам неудачным. Народ непрерывен в истории. Он может менять формы своего бытования, но если народ еще жив, он не может прерваться. Поэтому осмысливать советский период необходимо как мир, у которого был предшественник и есть наследник, который и сам чего-то да стоил (шутка ли – СССР стал второй сверхдержавой мира!). СССР был миром, в котором, как и во всяком человеческом мире, было всё: сколько-то тьмы, сколько-то света, сколько-то мечты и энтузиазма, большей же частью – энтропии обычного человеческого малодушия. Как в любом и во всяком мире.
Большевистская партия, захватившая власть в стране в октябре 1917-го, была принципиально мессианской по духу, отрицающей ценности старого мира. Однако в самом большевистском мессианизме были как минимум три определяющие тенденции. И всё время бытия СССР линия «красного космизма» Богданова – Луначарского – Горького, консервативная линия имперского социализма Сталина и радикальный, антихристианский мессианизм Троцкого, претендующего на роль красного Бар-Кохбы, мессии-антихриста, находились в непрестанной борьбе друг с другом.
Но настоящий мир невозможно построить на одной только мессианской мечте. Для этого нужны нефть, бетон, стальная арматура, нужны рабочие, студенты, ученые, архитекторы. Мир, каким бы новым он себя ни объявлял, стоит на тех вечных принципах, которые со времен древних шумерских городов практически неизменны. Если бы советские и антисоветские русские, противники и сторонники советского проекта это поняли и приняли, то найти точки сборки новой России было бы гораздо легче.
Советская мечта, сколь бы новой она ни была, не могла изменить дух народа, питалась этим духом и сама во многом была порождением этого духа. В советском проекте (пусть во многом и в извращенном виде, пусть и самом богоборчестве, и самоотрицании) проявили себя, были задействованы все коды русской мечты. И результаты оказались не столь уж отличны от Традиции с большой буквы.
После того, как советский проект в 20-х годах сломал троцкистскую парадигму самоуничтожения, а русский народ так и не стал хворостом мировой революции, социалистический мир с неизбежностью стал откатываться (с большим или меньшим успехом) к традиционным формам Российской империи. А после Второй мировой войны ему суждено было обратиться во вторую крупнейшую сверхимперию мира: крупнейшее – со всеми оговорками – геополитическое достижение Руси-России во всей ее тысячелетней истории. Вторую мировую войну СССР закончил, ясно осознав себя империей. 1953 год был вершиной ее геополитической мощи и амбиций.
А случившийся следом реванш троцкизма оказался затянувшейся (прерываемой моментами возрождения, как это случалось и с Византийской империей) агонией. Тем не менее, технические, научные и даже местами культурные достижения этих десятилетий продолжают нас удивлять. Отдельные шедевры советского кино сравнимы со средневековыми фресками... Советская космическая и ядерная программы – истинный титанизм духа... Проект «цифрового коммунизма» Глушкова даже сегодня вызывает изумление. Сама эта исчезнувшая цивилизация с сегодняшней исторической перспективы поражает нас своим эпическим размахом. Вообще энтузиазм советских русских, лелеющих в своем сознании эти дорогие их сердцу картины, в такой перспективе может вполне быть понят и русскими антисоветскими.
- Ничто так не успокаивает, как чужая паника
- Детям ГУЛАГа помогут вернуться из ссылки
- В спорах об СССР мы не вышли из 90-х
Но когда антисоветские русские говорят, что «Совок» ничего не родил, был лишь колонией, жил лишь за счет прошлого русского, вытягивая притом из народа все соки – это всё же не так. Не совсем так. И даже совсем не так. СССР 30-х жил вполне ясной мечтой и сознательной идеологией, которая, как всякая жизнеспособная идеология, опиралась на прошлое. Возвращение досоветского образования, досоветской истории, досоветской литературы и даже досоветской архитектуры (сталинский ампир) – было не просто макетированием, реконструкцией, но вполне продуманной имперской политикой в стиле империи петербургской. Пройдя через троцкистский ад, страна действительно начала возвращаться к истокам.
Конечно, очень дозированно, строго в рамках новой идеологии, но тем не менее. К началу 50-х СССР обрел узнаваемые черты Византийской империи: в своих дворцовых ритуалах, в барокко и ампире, в сталинских высотках и подземных дворцах метро. И это было не просто подражание, но творчески переосмысленная идея. Воплощенный в камне идеал. Как и монументальные, античные мухинские Рабочий и Колхозница, имперские фонтаны и римские виллы ВДНХ, аллея героев космоса, с памятниками, бюстами, барельефами чистоты египетского сфинкса и пирамид, увенчанная взмывающей к звезде гагаринской ракетой... Да, это был византизм самой высокой, поистине высшей пробы!
Лично для меня идеальным музыкальным воплощением Советской империи, её подлинно римской традиции стала песня «И мы в то время будем жить» в исполнении Павла Лисициана.
...И мир свободой не надышится,
И до звезды подать рукой,
И радость навсегда пропишется
Под каждой крышею людской.
...Земля для счастья станет тесною
И станут люди все дружить,
И станет жизнь прекрасной песнею,
И мы в то время будем жить!
Перед нами пусть и весьма наивный, но и вполне подлинный символ этого глубоко традиционного и религиозного, при всем его сверхмодернизме, сознания.
Да, это была во многом безумная, богоборческая, но по-настоящему великая идея. Выраженная великими же художниками, и по-настоящему, взаправду зажигавшая сердца. По-настоящему, взаправду воспитывавшая новых русских идеалистов и бессребреников, искателей истины, жертвенных служителей идеи. Всё это я видел своими глазами в старших поколениях. А в своей бабушке застал и дореволюционную Россию, которая, конечно, нравилась мне гораздо больше – своей уютностью, защищённостью, какой-то до кончиков осязания настоящей, не абстрактной-оперной-лозунговой любовью...
Конечно, видел я и много другого. Тот самый «Совок», с его заброшенностью, сиротством, безотцовщиной, безысходным алкоголизмом, бессмысленной, не приносящей радости работой, но... Если бы нам предложили на выбор принципиально аскетическое бытие плюс идею, которая наполнила бы непреходящим вечным смыслом все наше существование, или – гедонизм, с которым мы утопали бы в роскоши и довольстве, но с пустыми сердцами и информационным белым шумом в голове – что бы мы выбрали?
Я почему-то ни минуты не сомневаюсь в экзистенциальном выборе обычного, нормального русского человека. Любого русского человека любой эпохи.
