Глобальная эпидемия коронавируса не портит страны – она позволила им раскрыться. В том числе и с точки зрения своих претензий на лидерство, причем как глобальных, так и внутри «своего» региона. Некоторые государства, которые считали себя ответственными за судьбы мира – те же Соединенные Штаты, в час нужды просто отвернулись от него. Причем не только отгородились и ушли в себя, но и, пользуясь своим положением, стали в буквальном смысле обкрадывать коллег по коллективному Западу – например, вывозить медицинское оборудование из Италии и перекупать маски, которые Германия и Франция закупили в Китае.

Такими действиями Вашингтон фактически хоронит всю концепцию о мессианском характере американской внешней политики, а также остатки веры в способность Соединенных Штатов и дальше вести мир по пути прогресса.

Другие же страны демонстрируют обратное – долгие годы считавшиеся «политическими изгоями», «угрозой для мира и стабильности», они сейчас активно помогают другим странам бороться с общей проблемой. Речь, конечно, о Китае, а также о России. В случае с Москвой ситуация вообще стала напоминать сказку Самуила Маршака «Кошкин дом» – те же итальянцы, которые вводили санкции против России вместе со своими европейскими партнерами, в час нужды были брошены партнерами на произвол судьбы, а помощь получили как раз от россиян. Как получили ее и те, кто инициировал санкции – американцы (в разгар эпидемии осознавшие, что у них в богатейшей стране мира банально не хватает ни индивидуальных защитных средств, ни аппаратов искусственной вентиляции легких – ИВЛ).

Конечно, в самой России далеко не все рады тому, что Кремль оказывает эту помощь. Одни уверяют, что «нельзя помогать врагам», другие опасаются, что «не хватает самим». Третьи считают бюджетные деньги и не понимают, зачем тратить их на спасение каких-то итальянцев с американцами.

Инвестиции

Всем скептикам можно было бы, конечно, ответить теми тезисами, которыми объясняют российскую помощь западные СМИ и политики, пытающиеся как-то вставить эту помощь в прокрустово ложе своих русофобских методичек. Можно было бы сказать, что это не гуманитарная помощь, а своего рода инвестиции.

Во-первых, в российский образ за рубежом. Европейская и американская пресса долгие годы позиционировала Россию как Мордор, системного и даже экзистенциального противника Запада. Вплоть до того, что дегуманизировала россиян, облегчая тем самым задачу западным правительствам по принятию и поддержанию санкций против России. Сейчас те же итальянцы и американцы видят, что россияне отнеслись к ним по-человечески – а значит, и сами, возможно, станут относиться к россиянам по-человечески. Конечно, далеко не факт, что итальянские власти на ближайшем заседании Европейского Совета откажутся продлевать санкции в отношении РФ – однако важный шаг в этом направлении уже сделан.

Во-вторых, это инвестиции в слом западных предлогов. Например, оправданий для расширения НАТО, а также увеличения американского военного присутствия в Восточной Европе. Главным предлогом в обоих случаях является «русская угроза», перспективы «российских танковых колонн, отправленных на Варшаву и Берлин» – а сейчас европейцы видят, что русские не представляют угрозы. Более того, колонны российской военной техники, едущие по итальянским дорогам под российским флагом и гимном, приветствуются местными жителями. Которые относятся к россиянам не как к оккупантам, а как к спасителям.

Наконец, это инвестиции в развал коллективного Запада и его идейной привлекательности. Российская помощь той же Италии не просто подсвечивает, а прямо контрастирует с поведением других европейских стран, бросивших итальянцев на произвол судьбы в начале эпидемии и сейчас отказывающихся спонсировать восстановление той же итальянской экономики.

И это увидели не только итальянцы (которые, безусловно, после окончания эпидемии зададут Брюсселю нужные вопросы), но и жители других стран. В том числе тех, кто до сих пор ставит «евроатлантическую интеграцию» как альфу и омегу своей внешней политики – Грузии, Украины, Молдавии, надеющихся на то, что Запад вытянет их из пучины социально-экономической деградации. Теперь же российские власти, политологи и журналисты могут регулярно задавать жителям этих стран несколько модифицированный вопрос Тараса Бульбы: «Ну что, сынку, помогут тебе твои ляхи?». 

Генетический код

Все эти аргументы, конечно, в той или иной степени правильны. Москва действительно рассматривает свою помощь отчасти как инвестицию, «мягкую силу». Но лишь отчасти. Западные СМИ никогда не признают второй, возможно, гораздо более важный мотив нынешнего российского поведения – ее генетический код. Мы те, кто мы есть – народ, который всегда был соборным. Народ мира, чей «круг ответственности» простирался не только на родственников, друзей и даже соседей – он охватывал практически всю доступную с транспортной точки зрения для России ойкумену.

А значит, Россия не только рассматривала себя как часть большого пространства (в отличие от тех же США, которые еще сто лет назад жили в условиях «островного менталитета»), но и не чуралась это пространство конструировать. Причем, в отличие от американского «мессианства», русское всегда было конструктивным – Москва не грабила страны, а создавала там предприятия, рабочие места, повышала уровень жизни населения. Трижды Россия спасала всю Европу от смертельной внешней угрозы (один раз невольно – во время нашествия монголов, и дважды добровольно – в 1812 и 1945 годах). И сейчас, на фоне угрозы коронавируса, спасает снова. И поскольку это часть нашего генетического кода, то мы не то что должны – мы обязаны ему следовать и помогать нуждающимся. Можно, конечно, сказать, что нуждающиеся неблагодарны, что они не ответят нам взаимностью и отвернутся от нас в час нужды – и это будет горькой правдой.

Однако все наши неудобства от этой неблагодарности – ничто по сравнению с последствиями отказа от заложенных в нашу культуру и ментальность принципов поведения. Попытки отказаться от них, выбросить на помойку истории нашу «имперскость» и «глобальность», уйти от конструирования пространства даже на нашей ближайшей периферии привели к серьезному социально-психологическому кризису российского общества и государственности в 90-е годы. Кризису, который мы до конца не можем пережить вплоть до сегодняшнего дня. Нам, россиянам, нужно признать очевидное – либо мы будем действовать как «народ мира» во всех смыслах этого слова, либо нас не будет.