Несколько дней назад в Москве произошел несчастный случай. Люди отмечали день рождения инстаграм-блогера Екатерины Диденко, арендовали бассейн в бане, и организаторам показалось хорошей идеей добавить в бассейн двадцать пять килограммов сухого льда, который должен был наполнить помещение красивым и романтическим дымом. Увы, они ужасно просчитались – люди, которые полезли в бассейн, тяжело пострадали, трое погибли.
Трагическая гибель гостей на дне рождения вызвала парадоксальную реакцию в социальных сетях.
Многие комментаторы повели себя так, будто произошло что-то очень смешное. Заговорили о «премии Дарвина» (награда в стиле черного юмора, которая присуждается тем, кто умер исключительно бестолковым образом и удалил свои глупые гены из популяции), стали потешаться над невежеством людей, которые не догадались заранее, что подвергают себя смертельной опасности.
И эта реакция – определенный симптом. Цифровое общество, когда у каждого в кармане смартфон с выходом в Сеть, имеет свои болезни. Вернее сказать, старые болезни человеческого рода усиливаются благодаря новым техническим средствам.
Смех и шутки перед лицом внезапной смерти молодых людей, которая настигла их среди веселой вечеринки – это проявление какого-то тяжелого умственного и нравственного расстройства. Люди погибли, оставив после себя скорбящих родственников, которым теперь их хоронить. Невыносимое горе родителей, которые пережили своих детей, сиротство двух детей погибшего – совсем не повод для шуток.
Случилась страшная беда. Уже это должно было бы сделать любые хохмы про «премию Дарвина» невозможными. Но и какой-то исключительной глупости в происшедшем нет. Я вот, например, не знал, что сухой лед в бассейне может так быстро убить людей – и, вполне возможно, окажись на этой несчастной вечеринке, не сообразил бы удержать лезущих в воду.
Короткий ролик, в котором Екатерина сообщает о произошедшем, плача в камеру, тоже вызывал волну порицаний – у нее муж умирает, а она ролики постит. Но и в этом трудно найти что-то предосудительное: люди часто пишут о своих трагедиях в Сети, искать поддержки в трудную минуту у друзей, в том числе сетевых – вполне естественный порыв, не говоря уже о том, что не стоит судить человека, переживающего острый шок.
Бедная женщина и ее друзья – не террористы, подорвавшиеся на собственной бомбе, и вообще не какие-то злодеи, которые могли бы вызывать понятную ненависть. Хотя, наверное, и над смертью злодеев не стоит непристойно хихикать.
В чем же причина такого демонстративно бессердечного поведения?
Причин может быть несколько. Возможно, дело в том, что интернет вообще снижает уровень ответственности. Через экран люди говорят друг другу вещи, которые ни в коем случае не стали бы говорить при личной встрече. Сеть создает иллюзию безопасности – и человек раскрывается. Из него начинает лезть то, что лучше было бы скрывать, в частности, эта злобная, бесовская радость о чужом несчастье. Цивилизованность и нормы приличия держатся на некоторых людях очень непрочно, а Сеть убирает те преграды между мыслью и высказыванием, которые есть в реале. Взрослый оказывается очень испорченным ребенком, который нуждается в строгом воспитании. Но, увы, уже не может его получить.
- Психолог оценила поведение блогера Диденко после смертельной вечеринки
- Блогерша Диденко рассказала о последней воле погибшего в бане мужа
- Бойфренд погибшей в московской бане девушки назвал инцидент несчастным случаем
Это глобальная тенденция – откровенное злорадство по поводу чужих бед можно наблюдать и в англоязычном интернете. Что тут делать? Может быть, поздно заниматься воспитанием взрослых людей, но, по крайней мере, можно не оставлять поле общественной дискуссии за ними. Можно и нужно вслух говорить о том, что такое поведение недопустимо. Если вы не хотите плакать с плачущими, хотя бы помолчите.
Люди могут испытывать неприязнь к модным инстаблогерам, которые выглядят юными, привлекательными, благополучными и обеспеченными, и все это – отнюдь не в результате тяжелых трудов на общее благо. Конечно, эта картина жизни, протекающей в эмпиреях, обычно сильно искажена – блогеры транслируют в мир картину «успеха» и помалкивают о своих проблемах. Но она многих раздражает. Кажется, что популярные блогеры живут как-то незаслуженно хорошо. Катастрофа, которой обрывается эта чудесная жизнь, вызывает у части зрителей чувство мрачного удовлетворения.
Что же, завистник, которого раздражает чужое – реальное или показушное – благополучие, всегда несчастен. Дайте ему миллиард рублей, и он будет мучительно завидовать тем, у кого много миллиардов. Чужое несчастье – единственное утешение, которое ему остается. Публичное злорадство – это открытая демонстрация: «Я озлобленный на весь мир неудачник, которого бесит чужое благополучие и радуют чужие беды. Я безнадежно несчастен и сам в этом виноват».
Но есть еще одна, возможно, более глубокая причина: желание спрятаться от сознания своей смертности. Смерть других людей напоминает нам о том, что мы тоже умрем. Возникает подсознательное желание отмежеваться от тех, кто умирает. С ними это случилось, но с нами этого не произойдет. «Сами дураки виноваты», «у порядочного человека не оторвут носа» – отталкивающая, но ожидаемая реакция на чужое несчастье. Дураки умирают, а я умный, я не умру. В реальности, конечно, все мы умрем, а многие из нас самым неожиданным и нелепым образом. В блоге знакомого кардиолога я читал о вполне типичной ситуации, когда крепкий, здоровый мужчина во время веселого застолья, хорошо выпив и закусив, встает из-за стола, чтобы пуститься в пляс, и внезапно падает на пол, а прибывшая скорая сообщает притихшим гостям о его смерти.
Социальные сети, которые знакомят нас с событиями из жизни знакомых и незнакомых людей, постоянно приносят известия о чьей-то смерти – кого-то, как пуля, убил внезапный приступ, кто-то долго умирал от рака, кто-то попал под машину. Желание сделать вид, что смерть приходит только за дураками, а мы как-то избежим общей участи, подчеркивая, что мы-то – не дураки, может быть, и понятно, но оно отражает глупое и постыдное нежелание посмотреть в глаза реальности.
Мы смертны, как и все остальные. И это открытие стоит сделать, потому что оно может сделать нашу жизнь гораздо более достойной и осмысленной.
Древнейший дошедший до нас памятник мировой литературы («Песнь о Гильгамеше») рассказывает, как у Гильгамеша умирает его друг Энкиду, и Гильгамеш внезапно со всей ясностью осознает – люди умирают, и он тоже умрет. Гильгамеш отправляется в долгое и опасное путешествие, чтобы найти бессмертие. Наконец, после долгих поисков и приключений, он узнает, что растение, дающее бессмертие, находится на дне моря. С невероятным усилием он погружается на дно морское, ухватывает это растение и выныривает на поверхность. Но пока он, в полном изнеможении, спит на берегу, змея крадет и пожирает растение. Гильгамеш остается таким же смертным, как и когда он отправился в путь. Но сами поиски бессмертия – хотя и безуспешные – меняют его. Он становится намного более зрелым и мудрым человеком.
Момент, когда мы ясно осознаем, что умрем, может быть началом великого путешествия, когда мы, может быть, в первый раз задумываемся: зачем мы вообще живем и что нам делать с тем, что мы умираем. Мы можем начать задаваться великими вопросами: о нашем происхождении, о цели и смысле жизни, о вере и спасении. И наша жизнь может глубоко измениться, когда мы найдем ответы на них.Поначалу мысли о смерти могут показаться депрессивными, но когда мы включим смерть в наше понимание жизни, все встанет на свои места.
Изменится и наше отношение к ближним. Есть то, что мы безусловно разделяем с другими людьми. Мы можем быть очень разными и с трудом понимать друг друга. Но у нас есть нечто, несомненно, общее: мы все умрем и знаем об этом. Смерть нашего ближнего – возможность продемонстрировать солидарность смертных. Он вошел в те же врата, в которые войдет каждый из нас. Не стоит плевать ему в спину или корчить глупые рожи у него за спиной.
Но если смерть ближнего не учит нас мудрости, стоит хотя бы соблюдать приличия. Над свежими могилами не смеются, а нарушения техники безопасности обсуждают сухим и деловым тоном. Сеть дает возможность и людей посмотреть, и себя показать. И показывать себя человеком, не имеющим ни сочувствия к чужому горю, ни хотя бы хороших манер, не стоит.
