Реконструировать подоплеку политических событий – обычно примерно то же, что описывать айсберг по чайке, сидящей на его видимой части. Но случившаяся намедни габуния мгновенно оказалась не только мемом*, но и примечательным симптомом, указывающим на вирус политтехнологического происхождения. Не то чтобы работу этого вируса нельзя было заметить раньше, но тут уж обычно говорят: поздно пить боржоми, когда нос проваливается.
Грузию трясет от одной перспективы гей-парада: не все либеральные ценности еще прижились в молодой демократии. В первый раз накануне этого символического мероприятия выбили стул из-под депутата Гаврилова. Дату перенесли.
Накануне новой телеведущий, которого грузинские СМИ называют скрытым геем, бодро прочитал с монитора невыученные оскорбления в адрес российского президента. Под очередную шумиху парад снова отменили. Совпадение? Не думаю.
Это вирус манипуляции эмоциями там, где необходимо замаскировать отсутствие разумных оснований. В обиходе он описывается законом Годвина, который констатирует неизбежность упоминания Гитлера в качестве аргумента по мере разрастания дискуссии.
Майк Годвин пояснил свой закон: «Его цель всегда была риторической и педагогической: я хотел, чтобы те, кто беззастенчиво сравнивают своих собеседников с Гитлером и нацистами, хотя бы немного задумались о Холокосте».
Но задумываться нынче не принято. Как говорил Пелевин, «моральное негодование – это техника, с помощью которой можно наполнить любого идиота чувством собственного достоинства». Путина теперь сравнивают и с Гитлером, и со Сталиным (когнитивный диссонанс? не слышали), отсутствие хамона и пармезана в меню – с баландой в бессмертном бараке, а нынешний «кровавый режим» – с советской властью, при которой, по сравнению с ним, оказывается, все было не так уж и плохо.
Идиотизм? Зато с чувством собственного протестного достоинства. Интересно лишь, откуда оно берется у людей, которым при советской власти быть коллаборационистами ничто не мешало – как и сегодня ничто не мешает гордиться своим нонконформизмом. Правда, не очень понятно, в чем он выражается: в свободе критиковать власть, которую можно критиковать, потому что за это ничего не будет? По этому признаку мы уж точно живем в демократическом обществе.
Я, разумеется, о протестном истеблишменте, которого репрессии не касаются уже потому, что он ничего не делает. «Мы все просрали», – как искренне признаются его столпы. А что бы вы делали, если вернуть 1991 год обратно? В депутаты пошли? В 1993-м поддержали Хасбулатова и Руцкого? В 1996-м голосовали за Зюганова? Переоценка гипотетической роли собственной личности в гипотетической истории довольно комична на фоне ее недооценки в реальной сегодняшней.
Этот истеблишмент я бы разделил на две группы: обломовых и штольцев. Пока обломовы валялись на диване, штольцы активно вписывались в рынок и становились бенефициарами демократических перемен, которых требовали наши сердца. Заводы, газеты, пароходы, офшоры и банкеты с устрицами, на которых обломовы пили с ними за долгожданную свободу, утоляли духовную жажду расправивших плечи советских атлантов, пока голодные шахтеры стучали касками по Горбатому мосту.
Тогда исполненная достоинства прогрессивная интеллигенция морального негодования шахтеров не разделяла. Люди вообще склонны принимать за правильный ход вещей ситуацию, в которой лично у них все в порядке. У сытых коммунистов все было в порядке при советской власти. А у демократов стало все в порядке, когда они насытились, поборов коммунистов. Одних не волновали колбасные электрички, других – отсутствие у кого-то денег на колбасу.
Свобода приходит нагая, но быстро начинает прибарахляться. И если воплощенной укоризной перед либералом-идеалистом встает голодный шахтер, это значит только одно: в рынок шахтер не вписался и стал врагом тех самых идеалов, которые привели идеалиста в стан хозяев жизни. Но внезапно под хозяевами жизни начинают шататься кресла: на исторической сцене появляются лопахины в погонах, которые напоминают раневским в вишневых пиджаках, что собственность – это кража.
И тут идеалисты прозревают: и со свободой вдруг стало что-то не то, и с правом собственности. Оказывается, и у народа не все в порядке. И напоролись вовсе не на то, за что боролись: считали себя партнерами, а оказались халявщиками в мышеловке. Казалось, справедливость восторжествовала, а выяснилось, что жизнь несправедлива. Видимо, про это и говорят: «мы все просрали». Ну как тут обойтись без морального негодования? В этом должен быть кто-то виноват, и этого человека мы знаем.Ведь если не Путин, то кто?
* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента
