В тоске по лучшему в мире мороженому

@ Николай Максимов/РИА Новости

13 сентября 2018, 10:34 Мнение

В тоске по лучшему в мире мороженому

Даже для «новых красных» очевидно, что жизнь в СССР до 1950-1960-х годов была тяжелой и дикой. Требуется найти какое-то рациональное объяснение: на фоне чего же такого чудовищно уродливого «красный проект» безмерно велик и прекрасен.

Дометий Завольский Дометий Завольский

историк-архивист

Вряд ли признаком параноидальности может считаться наблюдение, что сегодня чуть ли не любая скандальная ситуация и самый невинный сюжет способны вызвать вполне параноидальную реакцию. Изрядная часть общества одержима идеей искать одного и того же рода зловещие признаки решительно во всем будоражащем. Что в фотокадре с актрисой, взгромоздившейся на стол в читальном зале РГБ, что в депутатской шутке с внесением в Думу «проекта Дуэльного кодекса», что в курьезных орфографических ошибках, авторы коих ничтоже сумняшеся объявляются «жертвами ЕГЭ» (а заодно и РПЦ).

Всюду болезным видится наступление темных, иначе говоря, антисоветских сил на все, что осталось от светлого советского мира. При этом все полезное и работающее объявляется «красным» и порожденным советской властью, а все помешливое или просто непонятное – соответственно, противным полюсом. Страх, презрение и ненависть вызываются последовательно всем, что связано с дореволюционной Россией. Едва ли не все, что вызывает страх, презрение и ненависть, самым диким образом связывается с нею.

Сегодня мы наблюдаем вторичную мифологизацию коллизии советского и несоветского, равно же и общественную сверхконцентрацию на этой коллизии.

Вполне реальное «советское мороженое» противопоставляется детской наслышанности про «лапти», «лучину» и непременную «порку на конюшне», имевшую к предреволюционному быту меньше отношения, чем Беломорканал – к фильму «Гостья из будущего». Выдуманный на наших глазах «красный проект» («партия Ленина» вроде бы вела к «торжеству коммунизма», а не «красного проекта») отождествляется с национальной независимостью и успешностью.

Мы подошли к рубежу, за которым тотального одобрения может удостоиться лозунг вроде: «Помнишь вкус советского мороженого? Голосуй против капитализма разложенного!» И большинство одобривших вряд ли смогут объяснить, какой «не-капитализм» их устроит и как устроить его.

Разумеется, причины этого дрейфа общественного сознания лежат в том числе в культурно-идеологической плоскости. Слишком много наши информационные мощности, потрафлявшие самым ленивым вкусам, сделали для создания новой постсоветской историософии и космогонии, в которой из первичного хаоса возник Сталин и слепил из камня трубку. Но причина появления «новых красных» и новой красной русофобии находится и в сфере бытовой психологии, точнее, психологии бытования. И дело не только в обостряющемся страхе перед новой «большой сдачей».

Подъем абстрактного «нашенского» патриотизма 2000-х иссяк. Иссякла и повторная патриотическая волна русской весны. Настало время скучного, скептического взгляда на быт. И взгляду этому видно, что Россия снова живет более или менее «как до 1990-х»: что-то утрачено, что-то наверстано, что-то превзойдено. И по чести можно вспомнить, что и тогда все было не слишком блистательно, и к началу 1980-х уже нехорошо гудели стропила.

Не страдая провалами в памяти, как-то глупо лгать, что СССР 1960–1980-х представлял собою некий социальный эталон эпохи, временную вершину развития человечества наподобие США «золотых 1950-х». Ведь и хорошее, хоть и не слишком разнообразное советское мороженое казалось неизъяснимо прекрасным и желанным для растущих организмов по той в основном причине, что было белковым продуктом, гораздо более доступным, чем мясо или сыр.

Конечно, по-прежнему чуть ли не главным аргументом советофилов против «власовцев-антисоветчиков» является вопль: «А вы разрушьте советские квартиры, в которых живете!» (Всяческие «небратья» и «приличные люди» в подобных случаях голосят: «Вон из нашего американского интернета, на телеге в избу!», не уточняя, где именно на запад от Смоленска и Тамбова изобретены электрический телеграф и двигатель внутреннего сгорания).

Но вот перспектива застревания навсегда в «хрущевках» и «брежневках» по здравому размышлению покажется национальной трагедией и «новым красным». (Равно как и самые эрудированные из них уже разобрались, что латентная депопуляция славянских республик Союза, напрямую связанная с вопросами советского быта, началась еще в 1960-е.)

По сути, всю дорогу советская власть выезжала на трех сортах преданных: на аппарате (где люди были связаны круговой порукой и долгое время буквально держали друг друга на мушке), на разагитированной молодежи да на людях, не пробовавших ничего слаще морковки и натерпевшихся всяческой скудости и смертного страха (не без прямой вины этой власти). Когда молодежи стало меньше, а стандарты довольства поднялись повыше окопно-земляночного уровня, оставалось только дождаться, когда в аппарате все поймут, что хотят одного и того же.

Никто не спорит, что в сегодняшней России наличествуют кризисные явления, чтобы не сказать несомненные язвы. Понятны угрозы их усугубления и неясно, имеется ли воля взяться за них решительно и есть ли незамыленный глаз, чтобы разглядеть их с самого верху. Однако страх перед неминуемым разрушением после 2003 года советской инфраструктуры остался в далеком прошлом. В России много безобразного, но гражданская и военная инфраструктура возобновляется, и вместо перегоревшей «лампочки Ильича» вкрутят новую.

Даже большинству людей, ходящих в футболках с советским тетраграмматоном и лайкающих посты про советское мороженое, вроде бы давно понятно: сегодняшние проблемы главным образом должны решаться не чудодейственным Госпланом и никак не «освоением средств» на сезонный взлом асфальта под лозунгом «Больше социализма!», а корректировкой (иногда выстраиванием с нуля) действительно капиталистических отношений.

А что касается социального обеспечения, здравоохранения, образования, науки, культуры, протекционизма и государственного планирования в стратегических отраслях, то они, оказывается, всемирно распространены и существуют при открытых границах и без преследования «незаконного предпринимательства» и «тунеядства».

При этом даже для «новых красных» по большей части очевидно, что жизнь в СССР до 1950–1960-х годов была крайне тяжелой и довольно дикой. Требуется найти какое-то рациональное объяснение, на фоне чего же такого чудовищно уродливого «красный проект» безмерно велик и прекрасен, если даже нынешняя РФ выглядит в иных отношениях симпатичнее СССР и уж не кажется его полным антиподом.

Опять же многим советофилам совсем не хочется быть такими же непримиримыми противниками властей, как в 1990-е, особенно ввиду близкой угрозы наступления последних времен. Стала ли «эта власть» лучше, дело ли в отлаженной информационной картинке или просто невозможно десятилетиями жить радикальной фрондой, но «краснопатриоты» сегодня (даже после пенсионных новаций) гораздо терпимее к государству, чем в 1990-е, весьма напоминая позднесоветских держателей заветного сталинского портрета.

И сегодняшние власть имущие, по размышлению большинства советофилов, предстают людьми нередко некомпетентными, неприятными, нечестными, но уж не демоническими «кремлевскими власовцами» 1990-х. Зло от них больше сродни хрущевскому «волюнтаризму» или брежневскому сонному головотяпству.

И вот вновь воспомнен враг, по вине которого были принесены революционные гекатомбы, а русский народ оказался на волос от порабощения «мировым зверем-капиталом», в разрухе и «поистине библейском голоде» (как выразился добрармеец Валентин Катаев, чудом вышедший живым из одесской ЧК). Враг, по вине которого затем, несмотря на сталинский гений, стали возможны чудовищные потери Отечественной войны. Из-за этого хтонического врага советский проект с бесконечными «временными трудностями» был вовсе не так блистателен, как хотелось бы, и в результате пал.

Оказывается, во всем виновата «полуколониальная» Российская империя. Если бы она вовремя не была уничтожена (а лишь из-за сильной близорукости можно назвать большевистское перемалывание всех и вся «восстановлением империи»), русский народ в ХХ веке, по мнению «новых красных», ждало бы полное истребление или превращение в морлоков. Здесь фантазия их предается такому разгулу, что на память приходят суждения правильных советских граждан периода застоя: «Нам-то хоть к праздникам колбасу выбрасывают, а каково трудящимся в странах капитала?»

Однако правильные советские граждане изрекали подобное скорее в байках, а если даже искренне – их можно понять. Но как понять сегодняшних людей, зачастую с высшим образованием, уверяющих друг друга, что если бы не Величайшее событие, в России сейчас пахали бы на барина неграмотные лапотники? (Интеллектуальный вариант: «Гагарин бы для немцев втулки точил».)

Завоевав Россию и продолжая сражаться со всем, что осталось от «старого мира», большевизм при каждом резком движении ощущал, что без подвязки национальным началом не будет ни военных побед, ни мирной жизни. Но трагедия национал-большевизма в том, что невозможно воедино сплавить ни Орду с Рязанью и Владимиром, ни Евпатия Коловрата и Александра Невского с Батыем.

Национальное то и дело отпадает, и остается большевизм, ищущий прежнего врага и уверяющий, что у пролетариев (т. е. дословно «голытьбы») нет если уж не отечества, то памяти предков дальше второго-третьего колена. Сегодня уже перестает удивлять убежденность иных «новых красных», что Россию населяют исключительно потомки крепостных, которым в 1917 году было нечего терять, кроме своих лаптей.

Когда начинаются рассказы «новых красных» о том, что советская власть избавила их прабабушек от неизъяснимых, все возраставших ужасов белогвардейского апартеида, первым делом возникает желание потребовать: «Так сидите и восхищайтесь, что до сих пор живы, читать умеете и каждый день хлеб едите! И внукам закажите, чтобы пикнуть не смели, а то будет как на Украине, и монархисты придут!»

А напрасно. Массовый социальный и национальный идиотизм разрушителен. Продолжающаяся трагедия украинской антирусской революции вновь это доказала – в том числе и потому, что Россия еще далеко не изжила большую советскую трагедию конца 1980–1990-х. Ведь Россия по-прежнему не знает, ни кто она такая есть (если она не разгромленный Советский Союз), ни как объяснить своим, что нужно оставаться своими.

В тоске по советскому мороженому успело состариться поколение тех, кому в перестройку не было и тридцати. И оно рискует после очередного исторического ухаба (когда, скорее всего, рванут не за жвачкой, а за пресловутым мороженым) услышать – не только от дальнего и ближнего зарубежья, но и от собственных детей и внуков: «А за что вас жалеть, если сейчас у вас только Stalin, а раньше были только Tsar и knoute?»

..............