Франция снова погружается в морок забастовок

@ «Семнадцать мгновений весны»/Киностудия имени М. Горького

5 апреля 2018, 09:40 Мнение

Франция снова погружается в морок забастовок

Вчера в новостях показывали репортажик о том, как люди ломились в переполненный автобус, любезно предоставленный бастующими, один автобус на более чем 300 человек. Отталкивая беременных женщин и наступая друг на друга.

Елена Кондратьева-Сальгеро Елена Кондратьева-Сальгеро

журналист (Франция), главный редактор парижского литературного альманаха «Глаголъ»

Дождь, мрак, лес по обеим сторонам дороги, пять часов утра.

В машине недосып, полусон, глухое раздражение; я за рулём, муж рядом, старшая дочь, студентка, на заднем сидении, при свете мобильника пытается где-то допудрить и что-то докрасить, одновременно считывая свободным глазом распечатку лекции по теоретической фонетике.

Впереди – огни большого города и вереницы машин, спешащих туда же: только в этом городе сегодня и завтра, от 5 до 6 утра, будут поезда на Париж, поэтому людям, которые там работают и не могут брать отгулы, когда приспичит, приходится вставать среди ночи и ухищряться всеми способами, чтобы добраться именно на этот вокзал.

Ехать на машине до Парижа смысла не имеет: на подъезде к столице вы встанете в трехчасовых пробках, а когда и доедете – не сможете припарковаться, а потому рискуете потерять и машину, и серьёзную часть зарплаты на колоссальные и безжалостные штрафы.

Франция снова погружается в морок забастовок общественного транспорта и натужное веселье студенческих «волненьиц» на факультетцах с самой удручающей репутацией.

Транспортники требуют непременного сохранения их вечных льгот, когда-то щедро им отстёгнутых, с учётом «трудностей профессии», той, что имела хождение ещё во времена Золя – с топкой и кочегаром, а сегодня давно и успешно обратилась в нажимание кнопочек, 33-часовую рабочую неделю и выход на пенсию в 55 лет.

Студенты требуют себе дипломов, без экзаменов, a всем людям-братьям-нелегалам – документов без разбору, но главное всё-таки, чтоб было весело и можно было не учиться, не работать, но дружно протестовать и продолжать требовать хоть чего-нибудь.

Вся остальная работающая Франция затягивает поясок обмотками оставшихся нервов и выкручивается как может.

Есть на свете множество профессий, в которых даже опоздание, а тем паче неявку на рабочее место вам могут не простить, каковы бы ни были ваши «обстоятельства»...

Я паркуюсь на одной из привокзальных улиц, выпускаю на волю своих домашних, бросающихся крупной рысью в мрачной дымке в сторону вокзала, и уже собираюсь возвращаться домой, как прямо мне навстречу, как из детских снов, подъезжает удивительно располагающая к себе машина (не то Рено, не то Пежо, не то Тойота, я до сих пор различаю только «Жигули»...): вроде бы новёхoнькая и ухоженная, но с бампером, со всех сторон прилепленным к капоту... широкой клейкой лентой, какой обычно пакуют картонные коробки c вещами при переездах.

Точно такую же картину я в последний раз видела на любимом «Москвиче» моего любимого дяди по кличке «Центнер», в конце 70-х, в одной из самых славных деревенек Калужской области. Местные жители говорили, что дядя мой вообще не заморачивается и тормозит на своём «Москвиче» ногой, приоткрывая левую дверь...

Клейкая лента на дядином «Москвиче» была до боли родного синего цвета, и подобной роскоши мне с тех самых пор увидеть не удавалось.

От нахлынувших воспоминаний у меня глохнет мотор, и я не успеваю очнуться и отъехать, как из машины с прилепленным бампером выходит очень приличный и ухоженный мужчина, лет сорока, с внешностью и манерами Bячeслава Тихонова, а к нему наперерез бросается девушка с микрофоном и болтающимся сбоку чемоданишкой.

Я машинально опускаю стекло и слышу торопливoe девушкино бормотание и спокойный голос тихоновского мужчины в ответ:

«Я ценю ваше усердие, мадемуазель, и даже восхищаюсь вашей профессиональной стойкостью: в такое время уже на ногах, в погоне за репортажем... Но не думаю, что вам подойдёт именно моё мнение...»

Девушка что-то говорит, подтягивая микрофон к тихоновскому профилю. Профиль склоняется и чеканит:

«Нет, я лично забастовок в общественном транспорте не одобряю. Я лично считаю забастовки в общественном транспорте недопустимыми. Я даже скажу вам, почему недопустимыми: потому что более всех страдает при этом простой и рабочий народ, не имеющий возможности остаться дома и переждать, пока они там между собой и с правительством разберутся.

Мне, знаете, больно и обидно за всех этих работяг, у которых нет другого выхода, как спать по три часа, вставать в четыре утра и выламывать себе мозги, выкручивать нервы на бесконечных пересадках, в переполненных вагонах, тратя по нескольку лишних часов и приползая вечером домой, к детям, мёртвыми от усталости.

Это, часом, не ваш репортажик вчера показывали в новостях о том, как люди ломились в переполненный автобус, любезно предоставленный бастующими, один автобус на более чем 300 человек? Как люди ломились в этот автобус, отталкивая беременных женщин и наступая друг на друга? Не ваш?.. Ах, вы с радио... Ну это всё равно. Я вот сейчас с вами поговорю, а потом опять услышу, что «47% французов поддерживают забастовщиков», разве нет?..»

Девушка что-то лепечет, но не убирает микрофон.

Мужчина-Тихонов спокойно кивает, время от времени бросая любезные улыбки в мою сторону: к тому времени я уже наполовину высунулась из окна и внимала с нескрываемым интересом.

«Я всё понимаю, – говорил мужчина, – но вы сами-то в курсе, чего конкретно требуют эти бастующие? Чем конкретно ущемляются или собираются ущемиться их права? Вы в курсе, каковы их зарплаты? Нет? Жаль. Что? Ах, у них «неудобные расписания»? А вы знаете, сколько часов в неделю они работают? Они рано встают? А вы в курсе, как рано встают, например, булочники? Вы когда-нибудь видели бастующих булочников?.. И ещё масса разных профессий, где иногда вообще не ложатся...

Вы сейчас чего хотите? Чтобы я лишний раз наговорил вам в микрофон, как я поддерживаю и одобряю? А вон та женщина в машине (кивок в мою сторону) подтвердила? Может, она вам и подтвердит, но я не одобряю, нет. Уж простите и увольте.

Мне вчера в безумной пробке разбили машину: у шофёра впереди сдали нервы, сам он, не глядя, сдал назад и вырулил, зацепив мой бампер, который мне, как видите, любезно приклеили из соседнего грузовика, перевозящего какие-то товары.

Сегодня я спал ровно два часа, в этой же машине, а сейчас вот надеюсь втиснуться в поезд, чтобы доехать до Парижского вокзала, откуда я должен попасть за границу... Куда же вы?! Вам не интересны мои проблемы?.. Но ведь 47 процентов! Сорок семь! Понимают и поддерживают! Я сам слышал, вчера, в новостях...»

Девушка уже спешила к вокзалу. Там, на платформе, наверняка найдутся те, кто «поймёт и поддержит», кого можно будет успеть тиснуть в утренний выпуск самых беспристрастных радиоволн. Лица её я так и не увидела.

Мужчина сделал театральный жест отчаяния ей вслед и обернулся ко мне:

– Поддержим и одобрим?

– Непременно. Иначе опять победит капитал и всем придётся работать уже не по-детски...

Он несколько мгновений смотрел на меня, соображая – в шутку или всерьёз? Потом кивнул и устало сказал:

– Хорошо бы в поезде поспать, но ведь наверняка и не присядешь... А мне ещё ехать и ехать, из Парижа...

– А куда вы едете?

– В Берлин. Я еду работать...

Мне пришлось срочно завести мотор и отъехать наконец от созерцания чужих проблем, чтобы не шокировать его окончательно своим непримиримым любопытством и внезапной идиотской улыбкой до ушей.

Не объяснишь же, на самом деле, нормальному французу, что бывают случаи, которые нарочно не придумаешь, когда с ощущением внезапного счастья понимаешь, что тебе, дуре, опять невероятно повезло, потому что в ушах начинает звучать с детства въевшийся ритм – о мгновениях, пролетающих, как пуля у виска, и голос Кoпеляна за кадром:

– Штирлиц ехал в Берлин. Он ехал работать...

Источник: Блог Елены Кондратьевой-Сальгеро

..............