Идти вперед или догонять прошлое?

@ из личного архива

27 ноября 2017, 21:50 Мнение

Идти вперед или догонять прошлое?

Предложение переселить миллионы сельчан в городские агломерации с целью повышения конкурентоспособности и обороноспособности страны представляется вполне логичным. Однако принципиальный вопрос заключается в том, что это за агломерации.

Эдуард Биров Эдуард Биров

журналист

Жесткие слова мэра Москвы Сергея Собянина о «лишних 15 миллионах сельчан» являются лишь приемом-зацепкой для привлечения внимания к проблеме и способу ее решения.

Деревня в традиционном виде, село как тип хозяйственной и жизненной деятельности канули в Лету, исчезли. Пора это признать и констатировать.

Но сельская жизнь погибла, возможно, чтобы возродиться в новом виде – агломерациях как совокупности высокотехнологичных городов-садов будущего. Надо только правильно понять этот исторический вызов.

Крестьянский вопрос – чрезвычайно болезненный для России с конца XIХ столетия: он красной и порой кровавой нитью прошел через весь XX век, индустриализация и урбанизация которого были буквально вскормлены толщей многомиллионного крестьянства, и к началу нынешнего века уперся в тотальную деградацию села на фоне коллапса государства.

Жестокие лишения крестьянства объясняют особую эмоциональность в обсуждении этой темы и распространенное убеждение о намеренном убийстве русской деревни.

Между тем процесс этот довольно объективный, хоть и не без крайностей и чрезмерностей, и сейчас, на исходе второго десятилетия XXI века, это наглядно демонстрирует сама реальность.

Существуют три неоспоримых фактора, являющихся следствием технологического развития в рамках того типа цивилизации, который зародился на Западе и через глобализацию распространился по всей планете.

Они проявляются во всех странах мира, независимо от типа и уровня развития экономики.

Первый – это завершение процесса урбанизации, превращение большинства сельских жителей в горожан, концентрация их не просто в городах-миллионниках, а в многомиллионных гигантских агломерациях.

Не надо быть мэром Москвы, чтобы сравнить карту экономической географии 2000 года и современную и увидеть ускоренное разрастание гигантских пятен-щупалец на поверхности планеты.

Их население увеличилось в том числе (а в развитых странах – преимущественно) за счет жителей деревень.

Даже в густонаселенном Китае происходит резкое сокращение сельского населения: только с 2006 по 2015 годы оно уменьшилось на 127 млн – с 749 до 608 млн.

И понятно, что виной тому стала не высокая смертность, а огромные темпы урбанизации – они, как гигантские пылесосы, впитывают в себя остатки сельских жителей в агломерации на всех континентах.

Антиутопические страшилки, в которых все население планеты сконцентрировалось в городских муравейниках, а вся остальная земля стала необитаемой, если еще не стали реальностью, то уже рассматриваются экспертами-экономистами как самый вероятный сценарий расселения людей. Только все это сопровождается уверениями в экономической целесообразности и посулами более комфортной жизни, чем на селе.

Второй печальный, но типичный фактор для стран, прошедших массовую индустриализацию, – это уменьшение рождаемости и в целом депопуляция населения, вкусившего прелести развитой цивилизации. Причем не только в городах, но и в селах, которые ориентируются на социальные стандарты города.

Независимо от типа культуры – будь то европейская, африканская, азиатская или российская – урбанизация приводит к обрушению традиционного уклада, прежде всего в семейных отношениях.

Население, поменявшее сельский труд на городские профессии, меняет и поведенческую модель. Человеку при достижении определенного уровня благ и городского комфорта свойственно в той или иной степени терять интерес к рождению детей.

Происходит обесценивание многодетной семьи, чувственные удовольствия становятся важнее продолжения рода.

Помимо этого не стоит забывать, что дефицит доступного жилья для новых семей является самым главным бичом городов.

Примером может стать опять же Китай – там после многолетнего (с 1979 года) запрета на второго ребенка власти под угрозой резкого старения населения разрешили заводить второго, но в первые годы заявки на второго ребенка подали вдвое меньше семей, чем прогнозировалось.

Китайские горожане уже привыкли заниматься собой, а не детьми и при всей конфуцианско-коммунистической дисциплине не спешат взваливать на себя дополнительную ношу.

Но если города в Китае подпитываются молодыми человеческими ресурсами, компенсируя старение местных кадров, то у сел такого резерва нет.

Совокупное действие этих двух процессов – старения и оттока в города – сказывается и на российской деревне, хотя не так значительно: за те же 2005–2015 годы сельское население сократилось на 443 тыс. и составляет почти 37,5 млн.

Притом что в последние годы удалось сломать тренд на бездетные пары самовлюбленных карьеристов и появилось немало семей с двумя и более детьми, однако большинство населения – в том числе, что важно, и сельского – по-прежнему ограничивается одним ребенком. Да и тот, если побойчее, как правило, затем уезжает работать в город.

И дело не только в плохих условиях сельской жизни, как это принято считать, а в том, что разрушение традиционной многодетной семьи произошло и в российской глубинке.

В последние годы социальная инфраструктура российской деревни улучшилась (в центральных регионах стали строить и ремонтировать дороги, в райцентрах открывают бассейны, куда возят детей из окрестных сел), однако все равно она на порядок отстает от инфраструктуры мегаполисов. И – понятное дело – не может не отставать.

Как ни критикуй либеральных министров, но даже с точки зрения здравого смысла

невозможно строить высокотехнологичные медицинские центры в селах с населением 500 человек. Это нонсенс.

Однако оставлять эти 500 человек практически без медицинской помощи, как это порой случается в результате оптимизации соцрасходов в деревне, вовсе преступление.

Третий фактор, который уже давно очевиден для специалистов, но почему-то до сих пор не понят широкой аудиторией, заключается в том, что ускоренная автоматизация сельскохозяйственного производства приводит к сокращению работников.

Современному сельскому хозяйству, впрочем, как и промышленности, просто не нужно столько рабочей силы, большинство тяжелой работы выполняют автоматы.

К примеру, доярку с традиционными навыками даже в российской глубинке днем с огнем не сыщешь – на современных фермах доить руками корову просто запрещено.

Вот и получается, что даже резкий рост сельского хозяйства, какой происходит в последние годы в России, не гарантирует качественного улучшения жизни села и массового притока новых кадров.

Более того, в нынешних деревнях сами жители все меньше и реже держат скотину, минимизируя подсобное хозяйство. Им легче купить свинину или курицу в магазине из того же агрохолдинга.

Выращивать свое слишком трудно и невыгодно, а молодое сельское поколение и вовсе чурается грязного неблагодарного труда.

Известный факт, что немало успешных сельхозпредприятий не могут привлечь жителей окрестных деревень – те предпочитают такие же деньги, работая охранником или продавцом в городе, чем на комбайне. И приходится нанимать гастарбайтеров.

Таким образом, действие этих и других факторов реальной экономики привело к тому, что даже при относительно небольшом сокращении сельского населения в России русская деревня как тип хозяйствования исчезла, осталась как часть нашей славной истории.

Да, в селах по-прежнему проживают 37,5 миллионов, но, разбросанные по необъятным российским просторам, они не являются уже значимым субъектом экономики. И в этом смысле, по выражению Собянина, они «лишние». Точнее сказать, невостребованные.

К тому же, будучи номинально жителями села, по социальной структуре, привычкам и запросам они преимущественно перешли на городские стандарты, но намного более низкого уровня. Деревня перестала быть деревней в старом виде, когда вода из колодца и печное отопление.

Обратите внимание – даже те из горожан, кто убегает от суеты городов-муравейников, возвращаются не к земле и тяжкому труду, а к природе в сопровождении городских условий.

Так что предложение аккумулировать потенциал сельских жителей, переселив миллионы сельчан в городские агломерации, с целью повышения конкурентоспособности и обороноспособности страны, а также их собственного уровня жизни, представляется вполне логичным.

Действительно, в условиях дефицита населения на огромном пространстве такие густонаселенные форпосты в Сибири, на Урале, Дальнем Востоке и Кавказе значительно укрепили бы остов страны в условиях обострения международного соперничества за природные ресурсы.

После чего уже можно было бы думать о заселении глубинки.

Однако принципиальный вопрос заключается в том, что это за агломерации, в каком виде они должны быть.

Если по умолчанию подразумевается современный городской мегаполис с пригородами, то даже не стоит тратить на это время.

Условные Москвабад на Кавказе или Москва-Сити в Сибири вовсе не укрепят экономику регионов и обороноспособность страны, а ровно наоборот.

Да, мегаполисы – далеко не худший образчик густонаселенных поселений в истории человечества, но эти небоскребные человейники при всей высокотехнологичности, скорости коммуникаций и комфорте порождают больше проблем, чем общественных благ.

Начиная от транспортного коллапса и пустой траты времени (1,5–2 часа движения на работу уже считается нормой) и заканчивая культом потребления, которое как раз и создает массы по-настоящему «лишних людей» – неприспособленных к труду, но требующих все больше благ.

Коллапс современной цивилизации неизбежно произойдет в одном из таких бетонно-стеклянных Вавилонов. Строить их – не идти вперед, а догонять прошлое.

Стоит подумать о совершенно другом типе агломераций – как скоплении не мегаполисов, а высокотехнологичных деревень, малоэтажных «сельских» общин, зеленых поселений, встраиваемых в географический ландшафт, где густонаселенность будет достигнута не за счет расселения в стиле «сельди в бочке», а благодаря сверхскоростным коммуникациям и умной логистике.

Собственно, это направление архитектуры и социального проектирования известно давно, но разработки городов-садов остались на бумаге, так как они вошли в полное противоречие с воцарившимся огульным экономизмом, направленным на максимальное извлечение прибыли.

Экономическая целесообразность, как самоценность, подчиняет себе все другие интересы общества. Не экономика для людей, а люди для экономики.

Рост ВВП – как новый идол, на заклание которому особо исполнительные жрецы готовы положить хоть армию, хоть миллионы «лишних» сельчан.

Но ведь очевидно, что должно быть ровно наоборот: развитие экономики, в том числе и строительство поселений, должно подстраиваться под требования людей, общества, страны.

Сейчас перед человечеством, и Россией в частности, открываются новые возможности благодаря открытиям био- и нанотехнологий, появлению 3D-печати, которая способна перевернуть всю производственную сферу, тотальной цифровизации и роботизации процессов. Ожидается покорение гиперзвука сначала в военной, затем в гражданской сфере.

Однако все это может обернуться не улучшением человеческого общества, а – как это происходило во время предыдущих технологических рывков – к деградации и углублению противоречий, а может, и к коллапсу.

Если не изменить прогрессистский материально-потребительский подход к народному хозяйству, если по-прежнему ставить прибыль, выражаемую в беспощадной бухгалтерской цифири, выше потребностей людей и национальных интересов, то, что бы ни взялись строить, всегда будет получаться вавилонская башня.

Сельская община как традиционалистский тип жизнедеятельности вполне способна возродиться в новом формате высокотехнологичных агломераций-садов – надо только правильно расставить акценты мироощущения.

Как и разруха, возрождение начинается не в клозетах, а в головах.

И тот примечательный факт, что жилой дом, «напечатанный» в Ярославской области на 3D-принтере, первый в России и – к особому вниманию всепропальщиков! – в Европе, сделан не в виде многоэтажной стеклобетонной коробки, а в традиционном виде частного жилища, надеюсь, является первой весточкой агломераций будущего.

..............