Интересно не то, кто какую позицию занимает. Интересно, почему люди занимают ту или иную позицию.
Психологический мотив либеральной позиции – это невроз по поводу «местного» и стремление к «глобальному». Местное – как ад и глобальное – как рай.
Почему здесь не Лондон? Почему здесь не Бруклин? Я не хочу танки-танки-танки, я хочу Шенген-Шенген-Шенген! Кто все эти косорылые люди, которые мешают мне кататься на велосипеде? За что они мне, такому нежному?
И, соответственно, оценка происходящего – когда мы чувствуем что-то подобное – тоже всецело зависит от мнения глобальной княгини Марьи Алексевны, от комильфо мировых столиц.
Неважно, чей по совести Крым, чей Донбасс, неважно, кто такой на самом деле Асад, равно как и воюющие против Асада. Важно, где Лондон, где Бруклин, где велосипед и где правила игры, от всего этого исходящие. И как убрать куда-нибудь косорылых, которые мешают Лондону волшебным образом возникнуть прямо здесь и сейчас, – тоже важно. Их можно люстрировать, например.
Проницательный наблюдатель легко заметит, что этот невроз от нехватки «глобального» по полной программе испытывает и наша власть. Наша власть, разумеется, тоже хочет и в Лондон, и на велосипед. Но она – переживает его, невроз этот, в особой форме, примерно как мальчик, дергающий за косички и бьющий портфелем ту девочку, которая ему нравится. Впрочем, повторяю, это особый случай.
Основной же вариант – это «луч света в темном царстве», интеллигент или клерк, громко страдающий от того, что вокруг него – Путин-тиран, колхоз, шахтеры, вечное страшное Бирюлево.
В основе патриотической позиции – невроз прямо противоположного свойства.
Патриот болезненно переживает исчезновение «местного» – то есть всего старого-привычного-естественного-давно знакомого – и непрерывное пожирание его новым, «глобальным».
Зачем вы застроили мое колхозное поле с горохом и клубникой своими офисами? Зачем вы привезли мне миллион мигрантов? Я не хочу смотреть на ваш гей-парад!
Куда вы дели мои любимые Киев и Одессу, с которыми мы были одной страной? Почему вы – молодые, богатые, модные – все время отнимаете у меня прошлое и презираете меня во имя своего будущего?
Вам не нравится копать картошку, вам нравится летать в Сингапур? А у меня зарплата 200 долларов, и сейчас вы получите лопатой по голове!Собственно, «ватник» в этом смысле – очень точное определение, которое, как и многие прочие, родилось как ругательство, но быстро было принято его носителями.
Ватник – это человек, который вписался за местное против глобального. За родной деревянный коровник против стеклобетонного билдинга. Вписался, поскольку по его миру катится асфальтовым катком чужое и враждебное к нему «будущее» – в котором, как он чувствует, ему места нет.
Фильмы «Окраина» и «Ворошиловский стрелок» идеально показывают самоощущение патриота. Независимо от возраста и всего прочего, патриот – это всегда дед с ружьем.
Хочется верить, что в войне глобального и местного победит дружба. Например, вдруг появится большой «глобальный» политик, который сумеет одновременно – не теряя своей глобальности – стать и русским-православным-ватником-Крымтоженаш.
Или, наоборот, как у гениальных дизайнеров «Спутника и погрома», прошлое найдет способ стать будущим, «местное» – как раз и окажется модным и востребованно-глобальным.
Источник: Блог Дмитрия Ольшанского