По мере приближения дня памяти равноапостольного князя Владимира, который в этом году будет отмечаться как церковно-государственный праздник 28 июля, разгораются споры о памятнике, который планируется установить в Москве.
Князь нашел ту идеологию, которая превратила разрозненные славянские племена в народ
Предлогов у критиков установки монумента было несколько. Огромная фигура будет портить архитектурный ансамбль столицы, монумент опасен, поскольку провалится или упадет. И еще – что князь Владимир никакого отношения к Москве не имеет, поскольку Москвы тогда никакой вообще не было.
Есть в этом во всем определенное и очень демонстративное лукавство. И дело даже не в том, откуда исходит критика. И не в самом историческом персонаже даже дело. А в остром неприятии контекста.
Во-первых, праздник практически официально называется «церковно-государственным». Более того, по факту он именно такой и есть – и именно в такой последовательности. Поскольку выбран не день рождения князя или его персонального крещения. А преставления.
День праздничного поминовения святого – это в первую очередь церковная традиция. Государство здесь выступает не столько идейным вдохновителем, сколько модератором праздника. Понятно, что поднимается вопрос о «светскости государства и общества». И потому никаких памятников быть не должно по определению. И праздника бы тоже лучше не было.
Однако с князем Владимиром не все так просто – он ведь не только святой, но и государственный деятель. При этом сугубо исторически так получилось, что его религиозная политика определила дальнейшую судьбу нашей страны и нашего народа. Во вполне политическом смысле.
В общем, святой равноапостольный князь оказался этаким «человеком-симфонией» в византийском смысле этого слова. В его фигуре политика и религия переплетаются настолько плотно, что одно в принципе не отделить от другого. И формат церковно-государственного праздника попросту неизбежен, если мы не хотим превратить все это в очередной лубок и отказаться от своей истории.
И ладно, если бы князь Владимир так и оставался сугубо историческим персонажем. Но внезапно через тысячу лет он ворвался в текущую российскую политическую повестку в качестве мощнейшего и актуальнейшего символа. Начался этот прорыв со слов Владимира Путина о роли князя в создании российской государственности.
И даже не самого князя, а его крещения в Херсонесе. Собственно, слова Путина тогда многие восприняли как некое сиюминутное идеологическое обоснование присоединения Крыма. Как некую «пропагандистскую уловку». Но все оказалось серьезнее.
Дело в том, что святой князь действительно весьма характерный персонаж, на основе деяний которого можно работать с современной российской идеологией. Он объединитель, тяготеющий к консервативным традиционным религиям, при этом оказался достаточно демократичен, чтобы предоставить выбор вероисповедания своему окружению.
Сюжет этот со школы, думается, помнят все – когда князь посылает «выбирать веру» свою дружину. И дружина выбирает сама византийское, православное христианство.
Но самое главное – он оказался объединителем экспансивного толка. Князь Владимир нашел идеологию, которая превратила славянские племена в народ, в пронизанную сакральной идеей нацию. И при этом был не чужд внешней экспансии в своей политике. Ну а то, что он святой, делает его неким идеальным примером правителя.
Для подражания и для следования на символическом уровне его политическому курсу. Святость и непогрешимость в нашем массовом сознании – понятия, которые постоянно смещаются до полного слияния. Что догматически неверно, но идеологически может дать очень интересный эффект.Политическая стратегия России обретает не просто видимую традицию, но и некий вполне осязаемый образ. Образ, с одной стороны, конкретного человека, с другой – как было сказано выше, эталонного, святого правителя. Что значит в массовом сознании святой правитель? Что его политика «свята». То есть верна как минимум в своем векторе развития.
Понятно, что такого мощного развития идеологии – компромиссной и объединяющей – не может допустить ни один прогрессивный либерал. Это то самое единство, напрочь перебивающее всю атомизацию общества, которая возведена в культ уже западным, потребительским истеблишментом.
И, кажется, у князя же есть все шансы объединить нашу страну и общество вокруг своего образа уже сейчас, через без малого тысячу лет. В политическом и идеологическом контексте. Уже такой поворот истории говорит в пользу князя Владимира – и как личности, и как символа нации, и как святого.
|
