Когда немцы захватили Винницкую область, дед со сверстниками-подростками прятался днем в огородах и лесах, лишь глубокой ночью приходя к матери подкрепиться. В одну из таких ночей немцы схватили его, устроив засаду, – сдал местный полицай.
Если бы дед вернулся сейчас, спустя 19 лет, он бы не узнал Украину
Деда повезли в лагеря под Ровно, в которых немцы уничтожили свыше ста тысяч человек. Среди охранников нашелся добрый человек, позволил сбежать и спастись. Вернулся домой по железке переездами на попутных грузовых составах.
Весной 1944-го «вернулись наши» – и деда призвали в Красную армию. В первом же бою получил осколочное ранение в ногу. Из-под огня по чавкающему чернозему вытащила девчушка-санитарка.
Из-за промедления с операцией ногу пришлось отрезать – так дед стал одноногим инвалидом. Написал матери, что, наверное, не нужен ей такой и не приедет домой.
 Что бы сказал дед, если б увидел, как винницкий парень воюет с донецким и российским, а потом принимает от американского генерала медальку? (фото: из личного архива) |
Та встречала раненого сына на повозке и со слезами счастья – из трех сыновей хоть один живой. Старшие не вернулись с войны: один был летчиком, погиб в бою, другой партизаном, пропал без вести. Таких семей на Украине было немало.
Медсестричка, выходившая 20-летнего инвалида в больнице, решила, что должна ухаживать за ним всю жизнь, и стала его женой. Дед не был героем, не имел боевых орденов и много не повоевал. Он не освобождал Варшаву и не брал Берлин. Но война прошлась по нему катком и стала главным переживанием в жизни, самой сильной болью.
День Победы в семье солдата и медсестры был святым днем, и кто враг, кто герой, а кто предатель, было известно четко и без лишней рефлексии. Бывшие местные полицаи сбежали не все, некоторые притихли и пытались выдать себя за мирных жителей, но дед на всю деревню называл их предателями. Чтобы знали, что народ все помнит.
Он тяжело заболел и ушел в иной мир сразу после крушения Союза и смерти бабушки. Если бы дед вернулся сейчас, спустя 19 лет, он бы не узнал Украину. Если бы он увидел свою родную Винничину, услышал бы все это безумие...
Узнал бы, что предатели и полицаи стали «хэроями», что родной красный флаг стал запрещенным, а за советский гимн, святые символы Победы могут посадить в тюрьму. Что бандеровцы-отморозки, не вылезавшие при нем из схронов, захватили Киев и научили украинцев ненавидеть русских. Что они валят повсюду памятники его великой эпохи и убивают тех, кто пытается отстоять героическое прошлое и сохранить братский союз русских людей.
Что бы он сказал, если б увидел, как винницкий парень воюет с донецким и российским, а потом принимает от американского генерала медальку? Каким криком закричал бы он, узнав, что его дети и внуки на Украине поддерживают это безумие. А некоторые из них и вовсе договорились до того, что лучше б, мол, немцы победили и освободили Украину от москалей.
И что весь советский период, вся его дедовская жизнь – это сплошное преступление русских азиатов перед европейскими украинцами. Мол, не было никакой дружбы народов и великой Победы, а была схватка двух тиранов, на которой дед по своей глупости потерял ногу.
Что может быть страшнее, чем увидеть, как твои потомки предают самое тебе дорогое. Что жертвы и потери, твои личные и твоего народа, попраны и преданы. А многострадальная земля Украины превратилась из юго-западного оборонительного русского рубежа в колонию поляков и американцев.
Говорят, человек ко многому привыкает. Возможно, привык бы и дед, если б постепенно пережил все годы «незалэжности» и поддался бы бандеровской лжи. Но тот человек, который остался в моей памяти, прямолинейный, вспыльчивый, честный, он бы не выдержал такого предательства. Он бы взял свой увесистый костыль и запустил им в неблагодарных потомков со словами «таку твою м...». А потом от бессилия, наверное, зарыдал бы.
И мне нечего было бы ответить. Обидно и стыдно перед ним. Прости, дед, что не уберег Украину.
