Мы преуспели в борьбе с историей

@ facebook.com/cevelik

15 апреля 2015, 10:42 Мнение

Мы преуспели в борьбе с историей

Нам всем выпало счастье родиться в стране, в которой борьба с собственным историческим прошлым является национальным видом спорта. С футболом у нас не очень, а вот в борьбе с собственной историей мы очень преуспели.

Сергей Шмидт Сергей Шмидт

историк (Иркутск)

Я получал историческое образование в короткий, но яркий период, когда «историю отменили» – в 1988–1993 годах. Советская история умерла, а антисоветская (или, скажем так – постсоветская) еще не родилась.

С футболом у нас не очень, а вот в борьбе с собственной историей мы очень преуспели

Например, в год, когда я окончил школу, устный выпускной экзамен по истории был заменен собеседованием на общие исторические и обществоведческие темы с комиссией, состоящей из учителей-гуманитариев.

Комиссия понятия не имела, о чем можно говорить с выпускниками, поэтому со мной, например, беседовала о творчестве группы «Аквариум».

Про сей перестроечный период маститые историки говорят не негативное «все рухнуло», а позитивное «архивы открылись». Я в студенческой молодости не собирался становиться маститым историком (да и не стал им), поэтому архивы мне, как и многим моим продвинутым друзьям, казались мелкотемьем, ведь кроме них открылось все.

Пусть не мир как таковой открылся (до первых поездок за границу у многих было еще ох как далеко), а то, что было в этом и об этом мире написано. Переводилась масса гуманитарных книжек. А еще больше книжек пересказывалось – как попало. От всего этого голова шла кругом и страстно желалось крупных интеллектуальных форм.

Мало кто интересовался Иркутском. Его прошлым, тем более относительно недавним прошлым. Не так уж многие интересовались даже давним прошлым, в котором можно было выискать хоть какую-то экзотику.

Одна моя однокурсница, занимавшаяся иркутскими купцами и действительно чего-то в этой теме открывшая, казалась унылой заучкой, малоинтересной жертвой мелкотемья.

То ли дело мой однокурсник Александр, который, прочитав пару-тройку книг про европейское средневековье, с налету набросал собственную оригинальную концепцию цивилизации средневекового Запада.

Или однокурсник Дмитрий, который после прочтения пары-тройки текстов некоего Стеблина-Каменского крупными мазками творил новую интерпретацию средневековой скандинавской поэзии, попутно совершая революцию в интерпретациях скандинавских саг.

Старшекурсник Стас синтезировал в лаборатории собственного воображения Освальда Шпенглера, Карла Юнга и Мишеля Фуко и, как нам казалось, создал что-то вроде интеллектуальной атомной бомбы.

Младшекурсник Игорь соединил анализ текстов Егора Летова с анализом сборника «Вехи» (точнее, с почерпнутой оттуда темой «суицидальности русской интеллигенции») и получил интеллектуальный тактический ядерный заряд.

Я тоже не отставал от товарищей и уложил в десять страниц собственную концепцию «самоубийства культурных типов», прочитав перед этим одну книжку Алексея Лосева до половины и одну книжку Леонида Баткина на треть. Или даже на четверть. Но концепция была о-го-го-го! – дай бог каждому.

Но Иркутск нам не был интересен. В молодости я так и не удосужился узнать старые названия иркутских улиц и вообще хоть что-то из истории собственного города.

Прошли годы. Я и мои сверстники достигли возраста расцвета зрелости и плавно двинулись в направлении возраста заката зрелости. Вживую видим друг друга нечасто, зато регулярно видимся в «Фейсбуке». И что я вижу? Былых глобалистов, точнее, сотрясателей основ статусной мировой науки, просто распирает от сентиментального интереса к… Иркутску.

Обсуждаются фото его улиц и закоулков. Все делятся какой-то информацией из истории города. Пускают слюни по поводу свидетельств былой иркутской повседневности – разных «костюмчиков-стаканчиков», как называет все это один мой приятель.

Что это? Возраст? Старость? Почему всех так «потянуло на Иркутск»? Не знаю. Пока для меня это просто интересное явление, за которым интересно наблюдать и в котором интересно участвовать.

Нам всем, как известно, выпало счастье родиться в стране, в которой борьба с собственным историческим прошлым (особенно в формате «морального состязания») является, по сути, национальным видом спорта. С футболом у нас не очень, а вот в борьбе с собственной историей мы очень преуспели.

Ожидать примирения в ближайшее время не приходится. Однако есть у меня ощущение, что прорастает оно (это примирение) из вот этого странного интереса стареющих людей к местам, где они родились и провели либо значимую часть своей жизни, либо жизнь как таковую.

Источник: «Иркутская торговая газета»

..............