Тема мобилизации – не узко военной, а общегражданской – особая для России и русского народа, которому неоднократно приходилось преодолевать колоссальные вызовы.
После прохождения пика истеричной мобилизации в украинском массовом сознании не исключено, что в какой-то момент что-то сломается внутри
Современная Россия прошла этапы сохранения и сосредоточения, сумела накопить жирок в период относительного спокойствия 2000–2014 годов.
Логика внутреннего развития, а также тектонические изменения международной системы неизбежно подвели нас к необходимости перехода на мобилизационный режим – для совершения качественного рывка во всех аспектах: хозяйственном (новая индустриализация), финансовом (отрыв от доллара), идеологическом (система ценностей), политическом (система управления), технологическом (новый уклад) и др.
После 2012 года у власти и населения сформировалось общее понимание безальтернативности мобилизации: либо мы это сделаем, либо Россия не продолжится как особая цивилизация.
И это крайне важное условие. Проблема только в том, что часть российской элиты, да и городского сообщества, до последнего времени не желала это признавать, и столкновение с Западом 2014 года было для нее болезненным шоком и заставило выбирать между Россией и США, национальным суверенитетом и долларовым глобализмом, между Майами и Крымом.
Другая часть общества – так называемая патриотическая, особенно ее коммунистический сегмент – поспешила сделать вывод, что руководство страны безнадежно опоздало с мобилизацией, и Россия обречена на тяжелые потери и даже поражение от многократно превосходящего нас объединенного Запада. Такой вывод делается в основном исходя из примера сталинской мобилизации и индустриализации как исторически самой близкой нам.
Сторонники такой мобилизации, как правило, требуют от власти следующий набор экстренных мер: массовые аресты «а-ля 37-й год», тотальная национализация собственности, полный разрыв с Западом и долларом, установление «железного занавеса», коллективизация, насильственная индустриализация с принуждением офисных работников к переобучению в рабочие профессии, тотальная идеологизация (читай: догматизация) общественной жизни, уголовное преследование спекуляции, резкое сведение к минимуму рыночных механизмов.
Сами сторонники столь радикальных мер вряд ли понимают и готовы лично пережить все возможные последствия: дефицит вплоть до карточной системы, потеря управляемости, рост теневого сектора, предельная роль государства в личной жизни и другие прелести того, что можно назвать мобилизационным шоком.
К слову, им почему-то не приходит в голову, почему даже Китай или, скажем, Куба, будучи номинально антикапиталистическими странами с командной экономикой, не спешат проводить столь радикальную мобилизацию, отгораживаться от западного мира и вводить примитивные запреты в экономике.
 Мобилизация населения построена Киевом на антироссийской истерике (фото: Максим Паб/ТАСС) |
В этой связи вопрос о типе мобилизации, наиболее подходящем современной России, чрезвычайно важен и актуален. В какой именно форме должна произойти мобилизация, какими механизмами ее следует проводить, кто будет движущей ее силой и ответственным за нее?
И главное – какой общий характер она должна принять: это будет насильственная и экстренная мобилизация, навязанная сверху, или естественная и постепенная, исходящая из потребностей и чаяний народа? Так уж удачно произошло, что в 2014 году перед нашим носом на Украине западные партнеры продемонстрировали первый вариант мобилизации, во многих аспектах напоминающий квазимобилизацию.
Тем не менее многие ее механизмы повторяют те самые «хотелки» нашей патриотической общественности, которые они навязывали российскому руководству все последние годы. Попробуем объективно их проанализировать и честно сказать себе, желали бы мы своей стране и народу такой вариант мобилизации.
Почти с первых дней после насильственного смещения законной власти Януковича киевский режим начал оказывать на народ колоссальное информационное и административное принуждение к мобилизации. Воспользовавшись ситуацией с Крымом, Киев бросился за кратчайшие сроки создавать в широких массах удобную почву для агрессии.
При возгласах о свободе слова и свободной европейской стране происходило и происходит совершенно обратное – деградация и фашизация всех сторон общественной и государственной жизни: запреты на свободу мысли, унижение и аресты несогласных с властью, люстрации неугодных, разжигание агрессии, милитаризация и нацификация массового сознания.
Весь этот трагифарс – бандиты в качестве министров, феоды олигархов в регионах, сбор денег на армию через смски и 1,5-процентный военный налог с каждой зарплаты, приглашение в правительство иностранцев, проект строительства огромной стены с Россией при пустом бюджете, создание из Путина мирового злодея, безудержное вранье о миллиардах погибших военных из России, закрытие заводов Юго-Востока назло России, снижение отопления квартир из-за нежелания платить за российский газ, уничтожение памятников тому, кто фактически оформил украинскую государственность – все это и многое другое происходит, повторюсь, под бравурные песни патриотов и аплодисменты «мировой общественности».
Чем страшнее преступления киевской власти против собственного народа, тем громче истерика масс-медиа, которая призвана заглушить в людях даже ростки благоразумия.
На Украине реализуется нечто похожее на диктаторский неолиберальный режим Пиночета в Чили, но при этом с нацистской и русофобской закваской. Фактически речь идет о том, что истеричная мобилизация призвана обмануть население и должна успеть погнать его на убой против России до того момента, когда экономика обрушится полностью.
Такая мобилизация рассчитана на кратковременный эффект, она навязана отдельному человеку и всему народу с помощью масштабных медийных технологий и зачастую (к примеру, военная мобилизация) откровенного принуждения. Она непонятна людям и даже противна их существу, а значит, в любой момент может дать обратный результат. И он будет направлен против тех, кто проводит мобилизацию, и, возможно, даже друг против друга.
После прохождения пика истеричной мобилизации в массовом сознании не исключено, что в какой-то момент что-то сломается внутри этого квазиотмобилизованного общества, и все пойдут вразнос. Даже учитывая особенную выносливость русского человека, коими по психотипу продолжают оставаться наши соседи, долго такое издевательство над здравым смыслом продолжаться не может.
Обратите внимание, что многое из сделанного Киевом по отдельности вызвало бы поддержку сторонников радикальной мобилизации внутри России. Скажем, закрытие всех СМИ, хоть сколь-нибудь отличных от линии партии, и доведение градуса патриотизма в общественном сознании до истерии. Разве не об этом мечтают патриоты?
Разве не то же самое они сделали бы в первую очередь, допусти их к власти или прислушайся власть к их требованиям? Между тем руководство России, лично Владимир Путин неоднократно предостерегали чиновников от столь упрощенного подхода к информационной политике.
Да, необходимо пресекать откровенно русофобские выпады разного рода «несогласных» журналистов, но при этом нельзя их полностью закрывать, а надо предоставить им то место, какое они реально занимают, то есть маргинальное.
Или, скажем, разве не одна из самых главных характерных черт сторонников радикальной мобилизации России – желание рубить шашкой в сложной ситуации и действовать по принципу «назло врагу отморожу уши»? На Украине таким врагом для режима является Россия, и они наносят вред собственной экономике и населению ради того, чтобы навредить России.
Делать ровно то же самое постоянно призывают Владимира Путина – но уже в отношении Запада. Любое желание Кремля как-то найти, пусть временный, компромисс с Западом или даже заново установить правила международной игры, не поступаясь, впрочем, национальными интересами, вызывает очередной приступ политической болезни под названием «нас предали», который до боли напоминает крики украинских экстремистов «Зрада!».
Не говоря уже о том, что все сложнейшие проблемы страны и общества политические деятели такого рода, используя мобилизацию, пытаются решить примитивной силой, уродуя сложную реальность.
Пресловутый 37-й год, который кажется сталинистам и державникам единственно возможным инструментом оздоровления элиты, в современных реалиях обязательно обернется трагифарсом, когда самозванцы и преступники будут люстрировать настоящих патриотов только по той причине, что они раньше выкрикнут «Лови предателя!».
Но главное – сам характер мобилизации, основанный на принуждении узким кругом лиц широких масс в своих корыстных интересах. Миллионы жителей, даже напичканные патриотическими лозунгами, не понимают смысла проводимой бандеровцами и их западными кураторами мобилизации, не имеют внутренней необходимости в ней.
Власти Киева реализовывают заказ иностранных сил и попутно – свои русофобские комплексы. Они берут население в заложники и внушают ему, что их личные интересы – это интересы Украины.
В этом смысле военная мобилизация является упрощенной и наглядной моделью той самой всеобщей радикальной мобилизации: когда активисты Майдана, уклоняясь от боевых действий, под патриотические речовки гонят на убой тех, кого считают «быдлом», то есть недостаточно сознательных граждан.
Поразительно, но меньше всего уклонистов именно в юго-восточных областях, оккупированных хунтой. По большому счету в Донбассе русские убивают русских, а галичане и прочие западенцы, при всех исключениях, стоят в сторонке и стравливают их между собой.
Вот почему опрометчиво оправдывать жителей Днепропетровска и Запорожья, которые не сопротивляются мобилизации и идут на убой, тем, что, мол, русские таковы по своему духу, что как скажет им власть, так они и будут делать.
В таком случае можно оправдать и полицаев на той же Украине во время Великой Отечественной войны: мол, слушались новую власть. Между тем каждый житель оккупированной территории может хотя бы внутренне оказывать сопротивление лживой мобилизации. Тем более что она, как мы выяснили выше, не может длиться долго и обречена на обратный эффект.
А что же Россия? Как она отреагировала на антироссийскую истеричную мобилизацию и возобновление Западом холодной войны? Патриоты скажут, что никак, и будут неправы. На самом деле в России состоялась первая стадия мобилизации. Только произошло это осознанно и плавно, хоть и в достаточно короткий срок.
За шесть–десять месяцев российское общество, русский народ перешли на мобилизационные рельсы, пока мысленно и психологически. Причем произошло это естественно и без прямого принуждения со стороны государства, даже как бы при нежелании власти, которая в рамках посткрымской стратегии занимает позицию деэскалации конфликта с Западом.
Имела место естественная реакция русского человека на наглое и агрессивное поведение со стороны США и их вассалов – реакция не скоротечная, а поэтапная, созревающая.
Поначалу, во время евромайдана, ироничная и саркастичная, затем – при возвращении Крыма – торжественная и пафосная, в последующие месяцы, когда безнаказанно убивали Донбасс, мрачная и болезненная, ставшая воинственной во время контрнаступления ополчения – эта реакция была не навязанной, а глубоко прочувствованной, внутренней реакцией каждого русского человека и народа в целом.
С каждым преступлением киевских марионеток Вашингтона, с новой волной санкций Запада и экономическими потерями от них, с очередным ударом по Донецку и ложью Псаки и Схетыны, с каждым плевком со стороны бандеровцев – созревала мысль о необходимости отстаивать свою страну, Родину и народ.
Мысль, естественным продолжением которой стало понимание содержания мобилизации как добровольного напряжения сил каждого ради спасения всех и общей победы. Отсюда и спокойное, в целом понимающее отношение к падению курса рубля, к росту цен и возникшим трудностям. В Киеве терпят лишения назло России и лично Путину, в России – во имя правды и справедливости. Вот в чем сущностная разница.
Поразительно, но то чувство, которое долгие годы перестройки и демократизации пытались вытравить из русской души и которое, по расчетам реформаторов, должно было быть безвозвратно утеряно гражданами России, к концу 2014 года обрело ясные и чистые очертания.
Это готовность пожертвовать собой ради Родины – не по принуждению сверху, но по зову сердца. И без человеконенавистнической истерики, как на Украине, а сдержанно и держа в уме, что главный враг все же не парень из Чернигова, а тот, кто медальками и печеньками натравил его на Россию.
