Можно ли, становясь современным, сохранять культурную, религиозную идентичность? Страны, обладающие выраженной цивилизационной спецификой, смогли утвердительно ответить на этот вопрос.
#{image=788744}Россия состоялась как цивилизация, и когда Запад стал переходить к Новому Времени, современности (модерну), приспосабливала его современность «под себя». Ведь современность не универсальна и не нормативна.
Изначально возникший в Европе модерн – лишь надстройка. Он накладывается на культуру и цивилизацию, в терминологии немецкоязычной традиции. Он более поверхностен, чем глубинен, давая технологическое, современное оформление того, что Тойнби называл цивилизациями, а Николай Данилевский – культурно-историческими типами.
Как «Исаак родил Иакова», так и из христианского универсализма родился универсализм Гегеля, через него, опосредованно, Маркса, Ленина, позже Юргена Хабермаса...
В России после Ленина склонялись к универсалистским позициям в оригинальных построениях и интерпретациях многие... Или такой Модерн, как коллективный «доктор Гегель» прописал, или никакой.
Но если на вопрос, почему незападный модерн «неполноценен», так или иначе, отвечают, то вопрос, хороши или нет эти культурно-цивилизационные отличия «другого» модерна, часто даже не поднимается.
Априори нехороши. Подразумевается, что частично модернизированное сознание надо исправлять, делать все более модернизированным.
Но ведь можно вполне в духе нашей признанной цикличности и инверсии «поменять знаки», дать другие рецепты-ответы. То, что на предыдущем этапе общественного и научного развития считалось недостатком, на следующем вполне может считаться достоинством, в том числе и «недомодернизированность» сознания.
Помилуйте, скажет читатель, но какой же здесь может быть «плюс»? Как можно принять вечную переходность, социокультурный раскол, традиционное стремление поспевать за современностью лишь в военно-техническом смысле?
Принять, поскольку эта «недомодернизированность» позволяет сохранять нашу культурно-цивилизационную особость, нерастворимость в мире, сохраняя тем самым концентрированное выражение нашей истории – нашу географию. Но многие голоса говорят о том, что ресурсов для такой политики сегодня уже нет.
Но если нет ресурсов социальных, прежде всего многочисленного крестьянства, то есть ресурсы ментальные, особенности «вечно» переходного сознания, распространённые широко, практически во всех слоях (социально-профессиональных стратах) общества.
В деле сохранения России эффективно работают присущие нашему сознанию актуальные и латентные мифологемы. И здесь совсем неважно то, в какой мере они соотносятся с реальностью.
И то, что не любят Запад, и то, что к нему всё-таки стремятся. На первом отношении можно строить военную политику, борьбу за лимитроф – территории между Россией и Западом, на втором – очередные реформы-модернизации.
Парадоксально хорошо и то, что мы «негосударственны», склонны не столько к решению проблем, сколько к бегству от них, не очень способны к повседневной работе гражданского общества, поддержанию демократии своим личным участием. Совсем по Бунину «участвовать в общественной жизни, управлении государством – не могут, не хотят за всю историю».
Но на этом отторжении государства и строилась историческая Россия. Крестьяне бежали от властной (барской) неправды на окраины государства, заселяя огромные территории Евразии – в Сибирь, на Кавказ, в Среднюю Азию...
Немного обустроившись, переселенцы первым делом ставили официальный православный или старообрядческий храм, а потом на обжитую уже землю приходила и власть русского царя. Скрепами государства объединяющая то, что иными средствами вряд ли может быть достигнуто – объединение самого большого, вбирающего в себя многие языки, религии, этнокультурные традиции государства – России. Время и обоснование этого централизованного управления меняются, но суть остается прежней.
Так, согласно Н.И. Черняеву: «Россия занимает громадную территорию, раскинутую в двух частях света и равную одной шестой части всей суши. На этой территории живет редкое население, стоящее, по меньшей мере, не на особенно высокой степени культурного развития.Нужна была сильная власть для того, чтобы сплотить эту территорию и это население в один крепкий политический организм... Вспомним, что наша родина имеет естественные границы только на севере и на Дальнем Востоке; на западе же и на юге она их лишена. Ввиду этого она еще более нуждается в крепком связующем начале».
У нашей «негосударственности» есть и темная сторона. Когда рушится верховная власть, как в 1917 или 1991-м, рушится и страна. Это означает, что она сама является для нас огромной, чуть ли не сакральной ценностью.
Понимая свои цивилизационные отличия, мы вновь сегодня воспроизводим Россию-цивилизацию в истории, строим свою современность.
