Когда я сейчас слышу об угрозе вероятной изоляции России, то, если честно, не совсем понимаю, о чем идет речь. С момента прихода Путина к власти Россия, на мой взгляд, в той или иной мере непрерывно находилась и продолжает находиться в этой самой изоляции. Чего бояться-то?
Не понимаю, как меня и мою страну можно пугать тем, что и так существует на протяжении последних пятнадцати лет
Ее степень и охват – другой разговор. Единственное время, когда Россия не была в этой изоляции, – время позднего Горбачева и на протяжении всего Ельцина. И мои воспоминания о жизни в периоды их управления моей страной – не во всем хорошие.
И когда я сейчас порой то там, то сям слышу о возможной изоляции, то совершенно искренне не понимаю, как меня и мою страну можно пугать тем, что по факту и так существует на протяжении последних пятнадцати лет.
В экономике тут вспоминается «Набукко», блокирование сделок по приобретению европейских активов, противодействие нашим госкомпаниям, угрозы балканским странам за сотрудничество с Россией. В военной сфере – развертывание ПРО, провокация в Грузии, поддержка терроризма на Северном Кавказе, появление военных баз в Средней Азии.
В гуманитарной – финансовая и медийная поддержка любых беспорядков и провокаций, от вооруженных драк с полицией до непотребства в храмах, снос и осквернение памятников нашим солдатам, шум вокруг постройки религиозно-культурного центра в Париже.
В медийной – плотный и непрерывный поток критики в адрес России и русских практически по любому поводу, вне зависимости от темы – Олимпиада этому нам памятный пример.
Сюда добавить аресты россиян по всему миру без факта совершения преступлений («он говорил, что мог бы сделать»), изъятие детей у русских жен за попытки выехать в Россию, распродажу дипломатического имущества, задержание судов и т. д., и т. п. И это только то, что можно вспомнить быстро, не обращаясь к хронологии прошедших лет.
– Мы перестанем вас любить! – сообщают нам оттуда.
– Да что вы говорите, а была любовь? – искренне удивляемся мы.
Вот честно, когда «наступит изоляция», что принципиально изменится? В ряде деталей знаем, читать-считать научены, но что изменится принципиально?
Да ничего.
