Одним из инструментов политики в наше время – причем популярным инструментом – является поощрение смуты и мятежа в стране. В отличие от военного вторжения, где пропаганда носит вспомогательный характер, мятеж предполагает завоевание сторонников внутри того государства, которое надлежит ниспровергнуть.
Государство необходимо для сдерживания зла и внушения надлежащего страха тем, кто совершал бы зло, не видя перед собой полиции и суда
Многие достаточно могущественные и платежеспособные люди не скрывают того, что хотели бы видеть мятеж у нас в России – и у нас не будет недостатка в певцах свободы. Впрочем, разумеется, большая часть граждан, воодушевленных идеями революции, воодушевляется совершенно бесплатно, и вот с ними-то как раз и имеет смысл говорить.
1
И поговорить стоит о том, почему мятеж – это не славное и романтическое деяние, а гнусное и позорное преступление. Увы, многие из нас помнят культ «героев революции и гражданской войны», существовавший в СССР. Этот яд еще не выветрился, а к нему добавляют новый. Мол, учинять мятежи – это дело похвальное, которое говорит очень хорошо о его участниках, смелых, достойных людях, которых будут хвалить и прославлять во всех мировых новостях. А кто уклоняется от мятежа и, как сказал поэт, робко прячет тело жирное в утесах – достоин презрения.
И тут надо сказать, что вся эта романтика мятежа есть моральное извращение, пример того, о чем пророк говорит: «Горе тем, которые зло называют добром, и добро – злом, тьму почитают светом, и свет – тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое – горьким!» (Ис. 5:20).
Мятеж – это не преступление против правителя, и поэтому бессмысленно оправдывать его ссылками на то, что правитель – дурной человек. Янукович не был мужем выдающейся мудрости и добродетели; это совсем не значит, что население что-то выиграло от его свержения.
Мятеж – это преступление против общества в целом, это разрушение всей его социальной ткани, высвобождение таких темных сил, которые не уйдут, пока не произведут ужасных разрушений. Подстрекать к мятежу – значит вызывать демонов, и вопрос не в том, хорош ли человек, против которого вы их вызываете, а в том, действительно ли вы хотите встретиться с этими демонами.
2
Как где-то говорит К. Г. Честертон, первородный грех – единственная из христианских доктрин, доступная непосредственному наблюдению.
Силы зла и разрушения таятся глубоко в человеческой природе, и цивилизация, налаженная жизнь, закон и порядок – результат сложившейся системы сдерживания этих разрушительных импульсов.
С детства людям внушают разнообразные «нельзя»: нельзя бить других людей, нельзя брать чужие вещи, нельзя развлекаться разрушением или причинением боли другим. Большинство из нас усваивает эти правила и держит внутреннего зверя под контролем; меньшинство, которое не усваивает, отправляется в места лишения свободы.
Государство, хотя оно само состоит из грешных людей, необходимо для сдерживания зла – и внушения надлежащего страха тем, кто совершал бы зло, не видя перед собой полиции и суда.
Общество существует, государство исполняет свои функции, люди на улицах не убивают друг друга, в магазинах есть продукты, мы можем безопасно доехать до работы и домой – благодаря тому, что социальная ткань общества остается достаточно прочной.
На чем она держится? На прямом принуждении, на том, что нарушители законов будут преследоваться? Отчасти да, но это принуждение не работает без двух других факторов – долга и доверия. На том, что люди признают свой долг по отношению друг к другу и доверяют друг другу в достаточной мере.
3
Приведем пример.
Представьте себе деревню, в которой люди оставляют деньги для молочника на крыльце (и никто их не крадет), а молочник утром оставляет молоко и забирает деньги (молоко тем более в безопасности).
Такое положение вещей выгодно всем мирным и порядочным людям. Но вот в деревне появляется человек, который обнаруживает, что эти деньги можно с большим удобством украсть. Это прекрасный источник дохода, но ненадолго – люди скоро перестают оставлять деньги. Более того, поскольку они не могут знать, кто именно вор, они будут вынуждены смотреть друг на друга с недоверием и опаской: возможно, вор – молочник, а может быть, это сосед справа или слева.
Общественные механизмы, требующие доверия к соседям, начинают ломаться, каждый стремится ухватить свое в обстановке, когда он не может полагаться на цивилизованность и добрую волю окружающих. Становится очевидно, что в этой ситуации выигрывает тот, кто поступает агрессивно, бессовестно, нагло, нахраписто, кто смел, тот и съел. Люди утрачивают стимул для того, чтобы вести себя прилично – потому что приличные люди моментально становятся жертвами общего хаоса.
4
Нечто подобное было у нас в 1990-е, когда приезжие иностранцы отмечали крайне низкий уровень доверия. В обстановке обрушения всех правил становится выгодным кидать своих партнеров и подсылать наемных убийц. Выгодно воровать и обманывать. Выгодно вести себя самым антиобщественным образом.
Стабильность, напротив, создает условия, в которых выгоднее быть приличным – блюсти репутацию честного, надежного и благоразумного человека, делать карьеру, платить налоги, чтить законы.
Стабильность сама по себе немало способствует смягчению нравов. Она выгодна мирным, тихим людям, которые не грезят миллиардами, а просто хотят приобретать скромный достаток честными трудами, жить в безопасности, спокойно растить семью. Все общественные запреты, все многочисленные «нельзя» существуют в интересах этих тихих людей.
5
Мятеж – это время, когда становится можно. Когда выясняется, что все те «нельзя», которые вбиты в детском саду, перестают работать. Когда остатки доверия и доброй воли немедленно используются негодяями, чтобы обогатиться за счет простодушных лохов. Он неизбежно сопровождается обвальным падением нравов, потому что мятеж живет за счет разрушения доверия.
Мятеж и начинается с разрушения общественного доверия.
Мятежники стремятся внушить людям, что власть совершенно растлилась и любой диалог с ней невозможен; ее можно только свергнуть. В лице власти народу противостоят не сограждане, не люди, с которыми можно разговаривать, а враг, которого можно только изгнать или истребить. Ей приписываются всевозможные мерзости и беззакония, принципиальная и неискоренимая злонамеренность, неспособность к каким-либо переменам и какому-либо диалогу с согражданами.Главный тезис пропаганды мятежников: как ужасна и отвратительна эта власть. Важно внушить людям, что власть абсолютно недоговороспособна и никакие мирные перемены к лучшему невозможны.
В итоге, правда, как мы видим, например, на Украине, власть может лишь слегка перегруппироваться и остаться в руках тех же олигархов.
***
Надо отметить, что доверие может разрушаться и с другой стороны – кажется, противоположной – со стороны охранителей. Им такая мысль покажется несправедливой и обидной, но ее стоит высказать.
Когда люди говорят о врагах и изменниках, о предателях, о пятой колонне, они вольно или невольно делают то же самое – разрушают общественное доверие. «У нас кругом сатрапы, воры и коррупционеры!» – восклицает революционер. «И изменники, изменники!» – вторит ему патриот.
Они могут сильно не любить друг друга, но в итоге могут оказаться на одном майдане. Потому что работают в одном направлении – на разрушение доверия и стабильности. А это, в свою очередь, ведет к смуте и общему обвалу. Который будет выгоден только хищникам, ищущим – как в 90-х – возможность сказочно обогатиться на разрушении и разграблении страны.
Источник: «Радонеж.ru»
