Мне не совсем понятна роль журналистики в современном мире. Это какой-то анахронизм. Вот в Англии в 17 веке не было еще газет, зато были информационные письма, которые жившие в Лондоне осведомленные люди писали своим знакомым в провинции, те рассылали дальше, так узнавались новости. Потом, с развитием массовой печатной прессы, появилась журналистика. То есть, появились люди, которые шли туда, где что-то происходило, и выступали в прессе как свидетели происходящего. Понятно, что эти свидетели с самого начала были недобросовестны и тенденциозны. Но... альтернативой им было отсутствие всякой информации. Если репортер не расскажет вам новость, вы ее и не узнаете. Репортер тогда действительно делал новость...
Обществу надо добиваться того, чтобы информационистика и журналистика были жестко разделены
Параллельно с журналистикой развивалась фельетонистика. Изготовление Чтива, которое предлагалось заскучавшим над новостями из Палаты депутатов и отчетами с биржи читателям. В России издана прекрасная книга «матери фельетона» Дельфины де Жирарден «Парижские письма виконта де Лоне», где всякий человек доброй воли может узнать, как создавалась индустрия тонкого стеба над политикой, перемешанного со стебом над модами, литературой и городскими нравами.
Постепенно фельетон выходил из «подвала», где он жил первоначально, чтобы завоевать и более строгие журналистские жанры. Беда в том, что в современной постсоветской России, где нормальное сообщение информации было убито «ТАСС уполномочен заявить», никакой другой журналистики, кроме фельетона, не осталось. Вы можете быть гением пустопорожнего фельетонного стеба над политикой, как Колесников, вы можете пытаться передать правду жизни через репортаж, как Соколов-Митрич. Но и в том, и в другом случае изготовляется не сообщение о факте, не новость, а Чтиво разной степени съедобности.
В современном мире для того, чтобы узнать новость, журналист, как правило, не нужен. Достаточно прямых трансляций и совсем другой работы, которую я бы четко отграничил от журналистики – информационистики.
Задача информациониста – максимально точно передать то, что произошло, в пересказе речи важного лица не допустить смещения акцентов, не давать искажающий содержимое заголовок, не допускать фактических ляпсусов.
Нетрудно заметить, что современная журналистика, причем не только в России, полностью противоположна информационистике. Ее задача – не в сообщении того, что произошло, а в привлечении читателя и формировании у него мнения. Конечный продукт, который производит эта журналистика – это не сообщение, а Чтиво.
Чтиво изготавливается при помощи кричащих заголовков, иногда перевирающих суть на 180 градусов (а сейчас в интернете большинство следит за инфоповодами именно по заголовкам), при помощи сообщения недостоверных сведений и слухов, всевозможных сливов из разных борющихся структур.
Другими словами, собственно журналистика сегодня – это производство не сообщений, а искажений реальности. Она является журналистикой ровно в той мере, в которой лжет и недоговаривает. При этом, однако, такая журналистика уклоняется и от обязанностей, накладываемых публицистикой.
Публицист имеет четко очерченную личную позицию и не скрывает, что его цель – убедить сограждан в том или ином политическом мнении. Журналист лжет и тут – он якобы «просто сообщает информацию». Его продуктом является не новость, а фейк.
При этом запретить журналистику так же невозможно, как запретить проституцию. Можно запретить лишь определенные позиции журналистов. Скажем, запретить изготавливать оппозиционные сенсации и псевдоновости, и создать Министерство правды, которое будет изготавливать благомыслящие и охранительные псевдоновости. Такой грандиозный «Фогньюс»: «Сегодня Путин объявил ультиматум американцам. Американцы капитулировали».
Поскольку любая корпорация, занимающаяся сейчас журналистикой – это Министерство правды той или иной группы и позиции, то для потребителя, конечно, лучше конкуренция Министерств правды, чем доминирование одного из них.
На самом деле обществу надо добиваться того, чтобы информационистика и журналистика были жестко разделены. Чтобы в новостные ленты не попадали сообщения типа «Иван Иваныч рыгнул в адрес Ивана Петровича», чтобы журналисты не выдавали изготовляемый ими продукт за сообщение информации.
После того как информация будет отделена от Чтива, начнется конкуренция разных форм Чтива между собой, и тут мы увидим, какое Чтиво жизнеспособно и читабельно само по себе, а какое живет только на том, что выдает себя за сообщение фактов.
Отдельный вопрос – о блогерах. Блогер по большей части – это еще худший фельетонист. Поскольку он в своем блоге воспроизводит все ужимки и прыжки большой журналистики. Но при этом его предложение не является публичной офертой. Он не несет ответственности за свою ложь, за переход этических границ. В большинстве случаев блог – это не частная информационистика (здесь большинство блогов вторично), а именно частная фельетонистика. Журналиста, за счет того, что он институционен, можно хотя бы попытаться трясти по вопросам этики. Как начали, к примеру, трясти Екатерину Винокурову. Будь она Катей Винокуровой пятилетней давности, то есть девушкой-блогершей, за «идиотку» ее никто бы трясти не подумал.
В этом смысле сейчас журналистика – это, как ни странно, прежде всего формальный институт. «Х-й съезд Союза журналистов», при всей нелепости, это важный феномен. Поскольку подразумевается, что, будучи институционализированной, журналистика принимает ряд социальных обязательств. Обязательств, которые на самом деле почти никогда и никем не выполняются.
