Как только я приехала учиться в Германию, меня захлестнула абсолютная эйфория. Наконец-то, думала я, – настоящая свобода слова, независимые СМИ и критика, которую едва ли прочитаешь на страницах наших газет. Но вскоре эйфория сменилась настороженностью, и обусловлено это было следующими событиями.
Даже сокращения «летнего семестра» (SS) в официальных документах следует избегать
После разговоров со многими немцами о России мне все чаще начинало казаться, что я приехала откуда-то из 37-го года. Настолько ужасны были представления моих собеседников. Причину таких взглядов долго искать не пришлось. Ведь даже самые безобидные сюжеты о православном Рождестве на местном ТВ заканчивались фразами о сращивании церкви и государства и жертвах Pussy Riot. Я редко встречала позитивные или нейтральные отзывы о России, со временем это, конечно, бросилось в глаза.
Затем я заметила, что помимо одностороннего преподнесения «третьего мира» в Германии существует целый ряд внутренних табу. Как иностранца меня сразу предупредили, что не следует употреблять такие слова, как «фюрер», «нацист», «ариец». Даже сокращения «летнего семестра» (SS) в официальных документах следует избегать.
Я думала, что быстро усвоила правила корректности, но не тут-то было. Как-то, собираясь в Мюнхен, мне захотелось посетить место, где была резиденция Гитлера. Я поинтересовалась у знакомого, не знает ли он о том, что произошло с этим зданием. Вместо ответа человек резко отвернулся и перестал со мной разговаривать. Такова была реакция.
Немцы абсолютно закошмарены касательно всего того, что связано с их прошлым, и это можно понять. Меня даже отчасти восхищает такое единство, оно свидетельствует о том, что они вынесли свои уроки из истории, в отличие, например, от нас. Однако национал-социализмом все не заканчивается, есть и другие «запретные темы».
Например, известный германский политик, член совета директоров Немецкого банка, сенатор Тило Саррацин вынужден был попрощаться со всеми своими постами после выхода в свет его книги «Германия самоликвидируется». В книге г-н Саррацин высказывается за ужесточение миграционной политики, особенно по отношению к мусульманам. «Я не обязан терпеть тех, кто живёт на средства государства, отрицает это государство, не заботится об образовании детей и постоянно производит на свет маленьких «девочек-в-платках», – комментирует он свою позицию. Государство же, в свою очередь, оказалось не готовым к таким «националистическим» заявлениям. Против Саррацина восстали практически все СМИ, а также многие политики, деятели культуры и науки. Он очутился в абсолютном меньшинстве и лишился не только карьеры, но и репутации.
Другой интересный случай произошел в близлежащей Швейцарии в 80-х гг. с вице-директором концерна «Мигрос» Хансом Песталоцци. 30 лет проработав на благо капитализма, г-н Песталоцци вдохновился идеями Эриха Фромма и стал выступать с резкой критикой капиталистического производства и склада экономики. В итоге его жизнь закончилась в маленькой деревушке в Швейцарии, где он доживал последние дни отшельником. В своих интервью Песталлоцци рассказывает, что его сразу же поставили перед выбором: или ты перестаешь говорить и остаешься, или уходи. Он предпочел возможность говорить.
Эти случаи – одни из наиболее известных, но далеко не единственные. И вывод здесь напрашивается один: абсолютной свободы слова не существует. Единственное отличие демократических режимов от авторитарных – в том, что последствия не так страшны. Тебя не сажают, не преследуют, не избивают палками на митингах – ты просто становишься изгоем. Общество показательно отрекается от тебя и твоих взглядов, ты как бы перестаешь для него существовать. На этом фоне у людей развивается колоссальная внутренняя цензура. Они боятся говорить о том, что может быть отвергнуто большинством, и стремятся подстроиться под главенствующую точку зрения. Отсюда удивительное единство в мнениях.
Демократия – это система табу, пишет редактор журнала «FOCUS Online» Томас Вольф. С одной стороны, «следование этой системе блокирует свободное мышление и результативную дискуссию», а с другой – обеспечивает договоренность касательно основных ценностей и ту самую внутреннюю цензуру, необходимую для стабильности и развития государства.
