Юбилей призвания Романовых на царство для большинства наших граждан не политическое событие, а всего лишь повод вспомнить родную историю. Но и это уже неплохо – место монархии и роль царей в русской истории в советское время были искажены очень сильно.

В Лондоне прорабатывали возможность командирования на русский престол Майкла Кентского – двоюродного брата королевы Елизаветы

Причем клевета и наговоры возрастали по мере того, чем ближе было правление императора к Октябрьской революции – Николая Первого прозвали Палкиным в отместку за декабристов, Александру Второму, убитому народовольцами, вменяли в вину борьбу с зародившимся при нем революционным движением, Александру Третьему не простили казненного Александра Ульянова, ну а Николай Второй, с трудом одолевший первую революцию, просто обречен был стать Кровавым. Правда, если в первое десятилетие советской власти шельмование монархии имело в первую очередь политическую цель, поэтому всячески поносились как личности самодержцев, так и вся их политика, то со временем безудержная русофобия и жестко классовый подход были вытеснены более объективным взглядом на русскую историю. Но все равно фигуры последних монархов или практически замалчивались (как было с Александром Третьим), или рисовались в пародийно-негативных тонах (в случае Николая Второго). В целом к моменту начала четверть века назад гласности народ плохо представлял себе личности правителей романовской династии – за исключением, пожалуй, Петра Первого и Екатерины Второй. Еще хуже понимали суть православного самодержавия, монархию как таковую. За последние 25 лет ситуация изменилась принципиальным образом.

Десятки тысяч статей, тысячи книг, сотни фильмов за эти годы были посвящены как русским царям, так и обсуждению монархической власти. Первые монархические организации, появившиеся на рубеже 90-х, тут же разделились на кирилловичей (сторонников возвращения потомков великого князя Кирилла Владимировича) и их противников. Но на фоне обрушения СССР и начала гайдаровских реформ посещение в 1992 году Санкт-Петербурга главой романовского дома в изгнании Владимиром Кирилловичем прошло практически незаметно. Голоса о возможности восстановления монархии тогда были практически не слышны – точнее воспринимались как экзотическая выдумка.

Но к середине 90-х, когда началась подготовка к захоронению царских останков, в Кремле тайно начали обсуждать возможность восстановления монархии. Причем этот проект исходил не от чудом прорывавшихся в окружение Ельцина монархистов, а из-за границы. В Лондоне прорабатывали возможность командирования на русский престол Майкла Кентского – двоюродного брата королевы Елизаветы Второй и внучатого двоюродного племянника Николая Второго (мать императора Мария Федоровна была родной сестрой прабабушки принца английской королевы Александры). Принц, руководящий одной из главных масонских лож, даже немного говорит по-русски. Этот проект, не имевший ничего общего ни с национальными русскими интересами, ни с православной монархией, не получил развития – слишком явным было то, что он служит лишь целям привязки России к англосаксонскому глобальному проекту.

К началу нового века монархическая идея постепенно стала выбираться из того маргинального загона, куда ее поместили в ельцинские годы. Росту интереса к монархии и правильному пониманию принципов самодержавной власти в огромной степени способствовало возрождение православия в России (хотя покойный патриарх Алексий Второй и не был монархистом). Николай Второй был канонизирован как Царственный страстотерпец, Александр Второй снова стал Освободителем, к Александру Третьему вернулся Миротворец. Все больше людей стали понимать, что монархия является не каким-то термином из учебника истории, а вполне осмысленной и национальной формой правления, альтернативной той либеральной демократии, что самозвано воцарилась у нас в 90-е годы. Даже опросы общественного мнения свидетельствовали о постоянном росте симпатий к монархии. В середине нулевых тема возможного восстановления монархии стала уже предметом обсуждения не только в православно-монархических кругах, но и среди более широкой публики.

Проявлением этого стала и реакция на вышедшую тогда же анонимную книгу «Проект Россия». Авторы развенчивали основной миф демократии – о выборах как свободном волеизъявлении граждан и инструменте контроля общества над властью – и подводили к тому, что единственной и правильной формой правления для России была бы православная монархия. Книга вначале привлекла внимание в политических кругах – она распространялась по адресной рассылке – а потом, после появления ее на прилавках, и у массового читателя. Ее читали в Кремле и в Госдуме, политтехнологи пытались выяснить авторов и тех, кто за ними стоит. Тогда же, в конце 2005 года, появились сообщения о том, что правая рука Березовского Александр Гольдфарб заявил о том, что, по данным ЦРУ, за авторами стоит Кремль, который планирует в период 2012–2016 годов осуществить переход к монархической форме правления. А сама книга якобы основана на материалах спецкурса, который читался в Академии ФСБ.

Это заявление сделало книге дополнительную рекламу, тем более что среди «православных чекистов» в путинском окружении действительно есть монархисты, и породило еще больше вопросов. Мало что прояснило и появившееся – почему-то спустя несколько месяцев – опровержение Гольдфарба, сообщившего, что он не писал ничего подобного. Но прессу и общество в 2006–2007 годах больше волновало, кто же будет наследником Путина в 2008-м, чем какие-то непонятные для большинства монархические планы.

При этом разочарование в выборах и самой форме демократического устройства, так верно подмеченное авторами «Проекта России» (теперь уже их фамилии не представляют никакой тайны), только возрастало. И виной всему не «кровавый режим, зачистивший политическое поле», а то, что за прошедшие два десятилетия наш народ на собственном опыте узнал все плюсы и минусы выборного процесса, увидел его абсолютную манипулятивность для СМИ и подконтрольность финансовым и властным элитам – так же, как это происходит и во всем остальном мире. Причем убедиться в фальшивости «демократического голосования» избиратели смогли на всех уровнях – от президентских выборов 1996 года до губернаторских и муниципальных. Поэтому отказ Путина от выборов губернаторов в 2004 году был поддержан народом, все больше требовавшим сильной власти сверху донизу. Удаление олигархов от влияния на власть, произошедшее в первой половине нулевых, не вернуло выборам привлекательность в глазах народа – финансовые и коррупционных интересы продолжали существенно влиять как на местном уровне, так и на выборах в Госдуму. Несмотря на попытки Путина очистить элиту, пропасть между народом и правящим классом все более углублялась.

Агитируя «за английскую власть», Березовский даже написал, что у Гарри «русской крови больше, чем у последнего российского императора

Объявление о предстоящем возвращении Путина в Кремль в 2012 году вызвало резкое недовольство либерально-олигархической части элиты, устроившей бунт московского «креативного класса». Теперь креативные, как и их союзники на Западе, все чаще называют Путина диктатором и царем (понятно, что «царь» для них ругательство, в отличие от афонских монахов, после посещения Путиным Афона издавших журнал, в котором он именуется «российским государем»). А особо одаренные антипутинисты даже пытаются использовать  монархические лозунги для борьбы с «кремлевским самозванцем».

В апреле 2012 года, за три недели до инаугурации Путина, все тот же Борис Березовский выступает с призывом «восстановить прерванную связь времен» – вернуть монархию в Россию, призвав на трон принца Гарри (младшего сына принца Чарльза и принцессы Дианы) как «одного из ярких символов современного цивилизованного мира». Агитируя «за английскую власть», Березовский даже написал, что у Гарри «русской крови больше, чем у последнего российского императора Николая II». Не нужно недооценивать серьезности заявлений Березовского, потому что через него англичане делают пробные вбросы, прощупывают почву. Для них проект «Виндзор на московском троне» по-прежнему актуален, как и в середине 90-х. Он стал бы идеальным способом привязать Россию в качестве младшего, зависимого партнера к англосаксонскому проекту глобализации.

А что же сама Россия? Есть ли у нас серьезные основания  говорить о возможности восстановления монархии? Не той формальной монархии, в которой царь лишь новое название должности президента, а элита так же отделена классовыми заборами от народа, и не той декоративной парламентской монархии, где он лишь символ исторического наследия, сродни Царь-пушке, а правят все те же олигархические семьи.

А той, самодержавной, «народной монархии», которая только и возможна и полезна в России (и о которой, в числе других, писал Солоневич). «Царь и Советы» – в том смысле, который теперь, понимая опыт допетровской монархии и советского периода, мы можем представлять единение царя и народа, основанное на справедливости и правде. Собственный, национальный путь развития, социальная справедливость, экономика, основанная на общественно-государственных формах собственности (где в частных руках будет лишь малый и средний бизнес), крепкое и сильное местное самоуправление – вот что должно быть фундаментом этого единства. Из которой вырастает и совершенно иная природа власти, понимаемой как служение сродни монашескому, которое несет самодержец, выступающий не как слуга элиты или модератор интересов различных классов и групп населения, а как хозяин земли Русской, «царь-батюшка».

Именно такое единство правителя и народа и вызывает панический страх у большой части нынешней элиты – потому что тогда им не только не удастся стать новой наследственной аристократией (которой и не должно быть в народной монархии), но и придется нести ответственность за содеянные преступления. Формирование новой национальной элиты, «слуг государевых» – ключевой момент для восстановления монархии.

Причем это формирование, идущее от верховной власти, и должно приготовить почву для начала процесса возвращения к монархическому правлению. Иначе вся долгая и сложнейшая процедура восстановления царства (с собиранием аналога Земского собора, выборами кандидатур, утверждением переходного периода и избранием на это время правящего регента) выльется в пародию и борьбу за власть.

Способен ли Путин сделать первый шаг к восстановлению монархии (естественно, речь не идет о личном воцарении) – начать готовить общество к тому, что через какое-то время может быть созван Собор (Конституционное совещание) для обсуждения самой этой идеи? То, что после каждой из инаугураций Путина патриарх проводит молебен и благословляет его, то, что за месяц до последних президентских выборов он ездил поклониться Тихвинской иконе Божьей Матери (перед которой молились все русские цари, начиная с Ивана Грозного), означает, что он как минимум понимает, какую огромную ответственность возьмет на себя в этом случае.

Конечно, «царя еще надо заслужить» – естественная для русского народа форма правления может быть только тогда, когда сам русский человек в большинстве своем вернется к православной традиции (при этом самодержавие нисколько не ущемляет права иноверцев – те же мусульмане имели полную свободу вероисповедания в Российской империи и будут иметь ее и в будущей империи, как и атеисты). Когда угрозы глобализирующегося и унифицирующегося мира станут настолько явными, что никого уже не придется убеждать в том, что сохранение Россией ее идентичности возможно только при естественной для нее самодержавной власти, когда семья снова обретет свои права и высокий статус, станет главной ячейкой общества, тогда и понимание роли монарха как главы семьи русского народа станет всеобщим.