«Сегодня враг – это кто?»

Год 2012, Россия. Очень похоже, что дело не только в двухсотлетии. Явственно одним из столпов официальной государственной идеологии становится «бородинизм», то есть апология победы над Наполеоном в её бородинской – сладкой, тульскопряничной – версии (вкусное слово «Бородино» мне впервые запомнилось именно потому, что был такой тульский пряник; а «скажи-ка, дядя» – это потом уже).

Фактология ВОВ сама по себе такова, что почти каждый факт, словно ржавая мина, взрывоопасен для советского патриотизма

Собственно, бородинизм, как это ни странно звучит, намного практичнее и – невзирая на срок давности – актуальнее, чем ВОВизм.

Мифологический корпус ВОВ слишком жёстко привязан к двум именам: Гитлер и Сталин. Уже в этом таится неустранимая кнопка под задницей. Этакое вечно колющее неудобство: чем резче выступает идеология против Гитлера, тем ближе она сдвигается в сторону антифа, то есть демо-вестернизма (по старой ошибке именуемого либерализмом). А любой реверанс в сторону Сталина – это в сторону советского национал-социализма (который по старой памяти принято именовать коммунистическими убеждениями).

Между тем, как показывает опыт, обе эти крайности неприятны: вместо благодарной овации с обоих флангов (которые по викторианской традиции путано именуют правым и левым) при каждом идео-маневре официоза слышатся только возмущённые вопли «жуликоворы» или «путинжид». На этих флангах непримиримостью только и кормятся, поэтому на примирение надежд никаких.

Отождествление «Мы, Наши – СССР 1941–45» – только на первый взгляд прочно. Потому что на второй – неудобно.

Направить историософию ВОВ в нужное русло пока что крайне сложно: на каждом шагу приходится натужно маскировать исторические громады, которые всё равно выпирают из-под любых бумажных покровов: то громоздится пакт 39-го года и некоторые вполне гитлеровские обстоятельства добровольного присоединения – к Нашим, к Нам! – Балтии, Молдовы и Прикарпатья; то недолгий, но страстный – Наш! – союз с США и Унион Кингдом.

При жёсткой советской цензуре маскировка ещё более или менее удавалась – просто благодаря запрету на информацию. А сейчас – тяжко. Заваливать одни факты приходится в основном разве что другими фактами; а фактология ВОВ сама по себе такова, что почти каждый факт, словно ржавая мина, взрывоопасен для советского патриотизма.

ВОВ – это пока что, собственно, не история; это – риторика, публицистика, кипение чувств. Живы ещё ветераны, а основная часть населения – не праправнуки, а всего лишь внуки этих ветеранов, которые просто лично помнят своих дедушек и бабушек и в любом случае не желают их давать в обиду. Но эта самая витальная свежесть, эмоциональная напряжённость мифологии ВОВ – как раз крайне опасна. Потому что для бронзового монументального всадника идеологии совсем не нужен живой конь. И всадник шатается, и конь непредсказуемо шалит.

Главная же проблема, возможно, даже не в этом. А в том, что в мифокорпусе ВОВ только один Главный Враг, только одно олицетворённое и историзированное Зло: фашизм-национал-социализм-гитлеризм. И от этого фактора практически невозможно уклониться; и даже невозможно его как-то разбавить водой, размазать, растуманить.

Фашизм есть Зло; для доминирующей мифологии, для большинства населения планеты это вполне правильно, вполне благостно.

Но в том-то и дело, что эта правильность растекается далеко за пределы России. Так или иначе, в этом российская идеология не может удерживать рычаги монополии. Она вынуждена встревать в общий хор, подпевать. Да и сейчас, в 2010-х, просто уже как-то не особенно нужно, неполезно для политических технологий. Если всей тяжестью опираться на корпус ВОВ, то встаёт вопрос: а сегодня враг – это кто?

Всё, что к западу от Беларуси и Украины, включая Тихий океан, сплошь охвачено гитлерофобией, и именно Гитлера-то и страшатся больше всего. Гитлер – табу.

Если только представить: огромная, сверкающе новая, хромированная махина Новой Русской Идеологии уже создана, оснащена, готова к действию, то есть к сокрушению врагов; а кто враг-то? Если эталон врага – это Гитлер, то кто сейчас? Главный Фашист – то есть Враг России? Какие-то там экзотические оппозиционные партии в Бельгии, Австрии, Словакии, теснимые со всех сторон? СС-дедушки из Латвии? Скинхеды? Дёмушкин? Брейвик? Так ведь даже и рыцарь Брейвик – манифестованно против Гитлера.

Отечественная война против Наполеона, ВОВ-1812, собственно, идеальна в качестве идеологического сырья. Страсти давно остыли. Слава, подвиги, триумф в Париже – сколько угодно. Эта война – неимоверно эстетична: наверное, самая красивая, самая карнавально-изысканная большая война в истории; а кровь, выбитые мозги, вывалившиеся внутренности по давности лет уже не портят размашистые батальные панно. Тягостных натуралистических фото- и киносъёмок тогда не было, слава Богу.

Благодаря именно ракурсу «давным-давно» можно вводить любые исторические версии (не говоря уж о толкованиях оных). Можно эти версии до бесконечности модернизировать и актуализировать, 1812-й – вольные и очень живописные просторы для изготовления любых исторических лубков и комиксов, хоть бы и на уровне предвыборной листовки.

Никто не помешает, кроме десятка разрозненных интеллектуалов, просто потому, что для дискуссии о событиях двухвековой давности требуются утончённые и уточнённые познания, наличие обширной домашней библиотеки, а также знание языков (потому что базовые первоисточники почти что не переведены до сих пор на русский). Болезненную красную зону – советскость, большевизм, сталинизм – можно вообще не трогать в данном случае. И США-САСШ тоже не мешает.

Отождествление Российской империи с тем, что ныне развёрнуто на её территории, – что ж, это и Сталина не очень беспокоило. Был же Кутузов в сталинские времена почти что канонизирован (правда, укороченно: с лишением титула и излишних приставок «Голенищев» и «Смоленский»).

1812-й – это Мы, это Наши.

Главное же: здесь как раз для современных отождествлений – многообещающие креативные возможности. Наполеон – это Запад (никто сейчас с этим не спорит); или, по графу Льву, Наполеон – это вообще незначительная мелочь «вроде бородавки» (Денис Давыдов); его, Бонапарта, почти и не было; 1812-й – это поход Двунадесяти языков, то есть Запада. На Нас. Против Наших.

Вот он кто – Враг. Приблизительно то, что требуется. И вполне актуально.

Источник: Сайт Liberty.ru