Начитавшись о сумбуре вокруг украинского закона о региональных языках, где предлагалось признать таковым русский язык в восточных областях страны, насмотревшись роликов с разборками у трибуны Верховной рады и порванными рубахами – «за свободу», «за право народов», иначе ведь у депутатов не бывает, в любой стране и при любом режиме, – задался и я вопросом, а что такого случилось и кому этот закон нужен, если вообще нужен.
Трудно было привыкнуть к тому, что Украина нынче другая страна, а теперь и её делят надвое и рвут на куски
Недолго думав, задал вопрос читателям своего блога: может ли кто-нибудь на пальцах и без хохлосрача объяснить, чего такого плохого в региональных языках в тех местностях, где тот самый региональный язык и так бесспорно преобладает? Мне, честно говоря, и без того трудно было привыкнуть к тому, что Украина нынче другая страна, а теперь и её делят надвое и рвут на куски разные умники, депутаты и просто ушлые политики. Ведь до чего дошло – даже в аполитизированном «Спорт-Экспрессе» появилась заметка, связанная с чехардой вокруг закона, куда уж дальше-то...
Ответили мне на удивление подробно и по делу. Общий смысл ответов, что со стороны коренных украинцев, что от русскоязычных и мову не знающих, таков: вся эта буча нужна для того лишь, чтобы рассорить и устроить перед выборами холивар и разборки, пожаловавшись дорогим избирателям, что, мол, вона, посмотрите, что творят националисты с той и другой стороны, а вот наша линия единственно тверда и верна, никто нас с высоты не спихнёт, и бросьте, будьте ласка, бюллетень за нас, таких хороших.
Читал я ответы харьковчан, киевлян, одесситов, донецких русаков и львовских западенцев, которых хотят перессорить, – и вспоминал недавнюю позднюю осень, свежевыпавший снег, наваливший выше щиколотки, и жгучую метель в лицо. Всё вокруг белым бело – и земля, и дома. У газетного киоска стоит, внимательно вычитывая заголовки газет, мужик в меховой кепке с подбитым глазом. Подвинувшись, чтобы дать мне место у окошка, он жалуется:
– А в Дрогобыче сейчас варенье варят... И теплы-ы-ынь...
А то ж я не помню...
Дрогобыч, Стрый, Моршин, Львов, ноябрь начала восьмидесятых, по сибирским меркам ещё зелено, хоть местные и говорят, что «жухловато».
#{image=632030}Какой-то волшебный инопланетный язык по радио («...Мыкола Олександрович Тихонов и мыныстр закордонных справок эСэСэСэР...») и на улице; дежурная на этаже санатория («Шо ж ваш-то мальчик такий блэдненький – хлопчику, скушай яблочку, свеженько, краснэнько, здоровэньким будэшь... А откуда ж вы? Ма-а-амо, аж Сыбырь – так там же першенький мой служит, Рубцовка яка-то, слыхали, чи шо?»); в кулинарии огромные простыни готовых вафельных коржей для торта, невиданные в Сибири, съедаемые за один присест; черепичные крыши будто игрушечных трёхэтажных домов («Да не-е, мам, ну не могут же они тут одной семьёй жить, так не бывает, это капитализм!» Оказалось – могут!); девочка – дочка медсестры, обучающая меня числительным по этажам лифта – «перший, дрУгий, третьий, четвертый, пятый, шостый, сёмый»; взаимные охи и ахи о погоде («Та не-е... У нас снег тоже бывает, даже по колено... Михась, помнишь, когда мама приихала?.. Да, Ксаночка только родилась – вот тогда да-а, тогда и навалило, целых два дня резвились детки!»).
Моршин, Дрогобыч, Стрый, сонный аэропорт ночного Львова, полная усатая милиционерша («Та сломался автобус, бо руки кривы у Пашки, вы ужо, мамочка, айдате с мальчиком в дежурку, я вас чаем напою, у нас такие чаи, вы и не видели, поди, а ужо понюхаете – ни в жисть не уедете от нас, та там косточки абрикосовые, та корочки, та сушены яблоки – аж досюда пахнет, чуете? Я сама жила там рядом, у Сибири, перший-то муж строил гэсу вашу, щас расскажу!»)...
Стрый, Дрогобыч, Моршин, Львов... Киев, Одесса, Донецк, Харьков...
Наверное, там уже наварили варенье – вкусное, запашистое, из корочек и косточек, из яблочек и ягодок.
И никакие законы тому не помеха.
Специально для газеты ВЗГЛЯД
