Ирина Алкснис Ирина Алкснис Предатели вынуждены старательно вылизывать сапоги новых хозяев

Реакция на трагедию в «Крокусе» показала, что у несистемной оппозиции, уехавшей из страны, за громкими словами о борьбе с тираническим государством и авторитарной властью скрывается ненависть к стране и ее народу.

3 комментария
Дмитрий Губин Дмитрий Губин Что такое геноцид по-украински

Из всех национальных групп, находящихся на территории Украины, самоорганизовываться запрещено только русским. Им также отказано в праве попасть в список «коренных народов». Это и есть тот самый нацизм, ради искоренения которого и была начата российская спецоперация на Украине.

6 комментариев
Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

13 комментариев
20 апреля 2009, 16:11 • Справки

Доклад Уполномоченного по правам человека в РФ за 2008 год

Доклад Уполномоченного по правам человека в РФ за

В соответствии с частью 1 статьи 33 Федерального конституционного закона "Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации" представляю Президенту Российской Федерации, в Совет Федерации и Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации, в Правительство Российской Федерации, Конституционный Суд Российской Федерации, Верховный Суд Российской Федерации, Высший Арбитражный Суд Российской Федерации и Генеральному прокурору Российской Федерации доклад за 2008 год.

В докладе дается общая оценка положению дел с правами человека в России, состоянию и динамике наиболее важных правозащитных проблем, приводится информация о деятельности Уполномоченного, включающей рассмотрение обращений граждан, взаимодействие с государственными органами и институтами гражданского общества, анализ действующего законодательства в области прав и свобод человека, а также разработку положений по его совершенствованию.

Доклад составлен на основе обобщения информации, почерпнутой из:

- индивидуальных и коллективных обращений граждан;

- бесед с гражданами в ходе их личного приема Уполномоченным и сотрудниками его аппарата;

- материалов инспекций мест принудительного содержания, воинских частей, закрытых территориальных образований, детских домов, психиатрических больниц и других учреждений;

- специальных исследований и материалов научно-практических конференций и семинаров;

- переписки Уполномоченного с государственными органами;

- сообщений неправительственных правозащитных организаций;

- публикаций средств массовой информации.

Уполномоченный выражает искреннюю благодарность всем гражданам, а также государственным учреждениям и общественным объединениям, оказавшим ему содействие в подготовке настоящего доклада.

Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации В. Лукин

Доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации за 2008 год

60 лет Всеобщей Декларации прав человека: история и уроки

10 декабря 1948 года Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций приняла Всеобщую Декларацию прав человека - документ, воплотивший в себе идеи нескольких поколений мыслителей-гуманистов. Впервые в истории мировой цивилизации на планетарном уровне получил признание принцип "суверенитета человеческой личности", основу которого составляют естественные права и свободы, принадлежащие каждому человеку вне зависимости от его политических взглядов, национальности, вероисповедания, гражданства, пола или имущественного положения.

Глубоко закономерно, что это выдающееся событие произошло вскоре после завершения Второй мировой войны, отмеченной беспрецедентными нарушениями прав десятков, если не сотен миллионов людей.

Обсуждение проекта Всеобщей декларации прав человека шло, как известно, очень непросто. Ведь Объединенные Нации были далеко не едины в своем понимании мира, имели разные исторические и культурные традиции, государственное устройство, идеологию и уровень развития. Даже сама идея международной регламентации правового положения собственных граждан была в диковинку многим членам ООН. Некоторые из них и вовсе воспринимали ее как опасную ересь, как покушение на свое "священное" право творить у себя дома любые античеловеческие деяния за ширмой произвольно трактуемого национального суверенитета. Принятие в таких условиях Всеобщей декларации прав человека можно по достоинству отнести к числу величайших завоеваний человеческой цивилизации в XX веке.

Сегодня, столкнувшись с проблемами и вызовами нового века, можно с уверенностью констатировать, что гуманистические принципы, положенные в основу Всеобщей декларации прав человека, ничуть не утратили своей актуальности. Несмотря на то что этот документ не имеет обязательной юридической силы, огромное большинство государств воспринимает его дух и букву как своего рода моральный императив, к которому надо стремиться. Не случайно поэтому, что на основе Всеобщей декларации прав человека подписаны многие международные договоры и конвенции, созданы универсальные механизмы защиты прав человека.

Историческая миссия Всеобщей декларации прав человека состоит в том, чтобы объединить различные народы, страны и культуры общим пониманием извечных человеческих ценностей. Как нетрудно заметить, эта миссия еще очень далека от выполнения. Проблемы соблюдения прав человека по-прежнему нередко разделяют государства, становятся объектом острой полемики и политической борьбы между ними. Ясно, впрочем, что общее не всегда значит одинаковое, баланс между понятиями найти не просто и к этой цели ведет немало дорог, скорость и правила движения по которым могут быть обусловлены историческими и культурными особенностями конкретного народа, страны или континента. В этом смысле вектор движения порой не менее важен, чем своего рода "моментальный снимок" правозащитной ситуации в том или ином месте.

Вполне очевидно также и то, что в перспективе понятие "права и свободы человека" должно быть освобождено от политических коннотаций. Все люди имеют равные права и свободы, вне зависимости от своих политических взглядов. Именно поэтому борьба за права человека не должна быть борьбой против той или иной действующей власти. Напротив, это всегда борьба за укрепление демократического правопорядка. В силу специфики своей работы все правозащитники, как государственные, так и общественные, призваны систематически оппонировать государству, но не могут, если искренне хотят быть объективными, находиться к нему в политической оппозиции.

Впрочем, и властям следует понимать, что между защитниками прав человека и политической оппозицией (которая, впрочем, является совершенно естественным и необходимым элементом демократической государственной системы) имеется существенная разница.

Понимание этой фундаментальной истины зачастую нелегко дается в странах развивающейся демократии, в том числе и России. Некоторые представители действующей власти, похоже, искренне верят в то, что "нам нужны подобрее Щедрины, и такие Гоголи, чтобы нас не трогали". Не отсюда ли постоянное мелькание в государственных СМИ абсурдного по своей сути клише "оппозиционные правозащитники"? Которым по законам жанра противопоставляются некие "лояльные правозащитники", что, конечно, не менее абсурдно. К сожалению, и некоторые правозащитники дают повод для этого двойного абсурда, так как зачастую легко переходят ту грань, которая отделяет борьбу за права человека от политической борьбы против государства.

Для того чтобы выйти из этой ситуации, и государству, и гражданскому обществу требуются терпение, мудрость и мужество. Сам же выход очевиден. Он в том, чтобы строго и повсеместно, без скидок на политическую конъюнктуру исполнять Конституцию Российской Федерации, провозгласившую права и свободы человека высшей ценностью нашего государства, а их защиту - его первейшей обязанностью.

Вступление России в 1996 году в Совет Европы и ратификация ее высшими законодательными органами основополагающих европейских конвенций послужили стимулом к дальнейшему включению уже достигнутых и согласованных международных стандартов в области прав и свобод человека в российское законодательство и правоприменительную практику. Вся эта многогранная деятельность стала органичной частью проводимых преобразований, нацеленных на прогрессивное развитие российской правовой системы, реализацию установленных Конституцией Российской Федерации принципов и норм демократического правового государства.

Настоящий ежегодный доклад - последний из подготовленных Уполномоченным в рамках пятилетнего срока, на который он был назначен Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации в соответствии с действующим законодательством. В связи с этим, а также стремясь более полно и наглядно представить положение с соблюдением основных прав и свобод человека, Уполномоченный принял решение изменить традиционную структуру доклада, приведя ее в строгое соответствие с перечнем указанных прав и свобод, провозглашенных Конституцией Российской Федерации.

Конституционные права и свободы человека

1. Право на жизнь, достоинство, свободу

и личную неприкосновенность

Право на жизнь

Право на жизнь как основное и неотъемлемое право каждого человека нашло свое закрепление в Конституции Российской Федерации (ст. 20) и в целом ряде международных правовых актов. Это право не зависит от этнической принадлежности и вероисповедания человека, от его юридического статуса, социального положения, возраста, душевного и физического здоровья, от его личных качеств. Не существует обстоятельств, в которых право человека на жизнь не было бы достойно защиты.

Может сложиться впечатление, что за рамками такого подхода к праву на жизнь как к абсолютной ценности неизбежно окажутся и применение смертной казни, и уничтожение вооруженного противника в ходе боевых действий, и другие жизненные ситуации. Такое впечатление - поверхностно и не вполне верно. Причем не только потому что, например, смертная казнь как мера наказания за совершенное преступление - это анахронизм, от которого отказываются все больше демократических стран. Главное все же в другом. Даже там, где смертная казнь еще применяется, нравственный и профессиональный долг судей - использовать все предоставленные им законом возможности для того, чтобы сохранить человеку жизнь. По той же логике обязанность государства состоит в том, чтобы разрешить спор с другим государством, не прибегая к войне. Если же войны избежать не удалось, обязанность государства, его руководителей, а также военачальников - добиться победы с наименьшими человеческими потерями как среди своих военнослужащих, так и неприятельских.

Защита права на жизнь обеспечивается преимущественно уголовно-правовыми методами. Уголовный кодекс Российской Федерации в этих целях устанавливает ответственность за убийство (ст. 105), посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277), посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295), посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317) и геноцид (ст. 357).

Составы преступлений, предусмотренных перечисленными уголовно-правовыми нормами, в целом отвечают конституционным принципам и основам правовой системы Российской Федерации, согласуются с составами аналогичных преступлений в уголовном законодательстве большинства современных государств, а предусмотренные санкции (лишение свободы на срок до двадцати лет, пожизненное лишение свободы, смертная казнь) достаточно суровы.

Негативным моментом в обеспечении защиты права на жизнь уголовно-правовыми методами Уполномоченному представляется наличие в санкциях указанных выше статей наказания в виде смертной казни. В соответствии с Постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 02.02.1999 г. N 3-П смертная казнь как вид уголовного наказания обвиняемому в совершении убийства назначаться сегодня не может. Всех проблем это, однако, не решает. Так, в российском законодательстве отсутствуют правовые нормы, регулирующие порядок предоставления государством гарантий о неназначении и неприменении смертной казни к лицу, подлежащему экстрадиции. В связи с этим обязанность законодателя состоит, видимо, в том, чтобы в федеральных законах, регулирующих вопросы экстрадиции, определить орган исполнительной власти, полномочный представлять такие гарантии иностранному государству.

В целом, конечно, законодателю пора бы уже подумать об исполнении принятого нашей страной при вступлении в Совет Европы обязательства о ратификации Протокола N 6 (об отмене смертной казни) к Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Нелишне напомнить, что в Государственную Думу проект соответствующего закона был внесен еще первым Президентом Российской Федерации Б.Н. Ельциным в августе 1999 года (N 99077740-2).

Еще одна острая проблема - низкая эффективность и недостаточная оперативность расследования случаев лишения жизни. Речь, в сущности, идет о проблеме, характерной для всего российского правосудия. Ясно, однако, что применительно к делам о нарушении права человека на жизнь негативные последствия этой проблемы особенно велики. В том числе для общественной морали. Время от времени возникают ситуации, когда некачественное расследование подобных дел воспринимается гражданами как свидетельство стремления тех или иных представителей государства, руководствуясь конъюнктурными предпочтениями, применить неодинаковые критерии для квалификации одинаковых или близких по типу преступлений, с учетом того, кто именно их совершил.

Для искоренения этой практики не нужно "изобретать велосипед", громоздить новые законы, издавать строгие приказы. Достаточно лишь точно и беспристрастно исполнять все требования действующего уголовно-процессуального законодательства. И своевременно реагировать на любые сигналы о его нарушении. Так, однако, происходит далеко не всегда. Дела об убийствах тянутся порой годами, необоснованно прекращаются, а потом вновь возобновляются по требованию прокуратуры. Уполномоченный считает такое положение недопустимым.

Немалую тревогу вызывают серьезные нарушения права человека на жизнь, по-прежнему имеющие место в Вооруженных Силах Российской Федерации. Речь идет о так называемых небоевых потерях - о самоубийствах военнослужащих, а также об их гибели от несчастных случаев и неуставных отношений. В среднем за год небоевые потери составляли в последние четыре года около 700 человек. Следует отметить, что статистика таких происшествий недостаточно надежна: разные источники приводят подчас разные данные. Нельзя, однако, не обратить внимания на то, что, по данным всех источников, удельный вес самоубийств в общей массе небоевых потерь растет. Большинство самоубийств совершается военнослужащими срочной службы. Впрочем, по мере перехода Вооруженных Сил на комплектование по контракту быстро растет количество самоубийств и среди военнослужащих контрактной службы.

Еще одна причина гибели военнослужащих - неуставные отношения, так называемая дедовщина, а, говоря конкретнее, посягательства на личную неприкосновенность военнослужащих со стороны старших по званию и сроку службы.

В последние годы руководство Мин обороны России стало уделять заметно больше внимания проблеме неуставных отношений. Количество совершаемых на этой почве насильственных преступлений постепенно сокращается. Однако полностью искоренить это зло пока не удалось.

Далеко не все благополучно с соблюдением права на жизнь и в уголовно-исполнительной системе Российской Федерации. Согласно действующему законодательству для поддержания порядка и пресечения противоправных действий персонал пенитенциарных учреждений имеет право на применение специальных средств, газового и в качестве крайней меры огнестрельного оружия. Проблема, однако, в том, что это право зачастую трактуется вполне произвольно и расширительно, а специальные средства и даже оружие применяются не столько для пресечения противоправных действий, сколько в целях устрашения или "наказания" лиц, содержащихся в местах отбывания лишения свободы. Особенно же тревожит то, что руководство уголовно-исполнительной системы отнюдь не всегда проявляет должную принципиальность в оценке этого явления.

Внимание Уполномоченного не могли не привлечь события в одном из исправительных учреждений Челябинской области, где 31 мая 2008 года в результате применения специальных средств скончались четверо осужденных.

Проверка, проведенная областной прокуратурой, выявила грубейшие нарушения работниками учреждения требований Конституции Российской Федерации и уголовно-исполнительного законодательства, их низкий профессиональный уровень, а также отсутствие надлежащей оперативной, режимной и воспитательной работы с осужденными.

Между тем, согласно опубликованной в средствах массовой информации официальной позиции ФСИН России, применение специальных средств было правомерно.

Налицо, таким образом, вопиющее расхождение двух ведомств в оценке одного и того же происшествия.

На момент подписания доклада расследование указанного происшествия еще не завершилось.

Право на достоинство

Согласно ст. 21 Конституции Российской Федерации никто не должен подвергаться пыткам, насилию, а также никакому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию.

Этот конституционный запрет в полной мере обеспечен уголовно-правовыми средствами защиты личности. Уголовный кодекс Российской Федерации предусматривает ответственность, в частности, за такие деяния, как истязание с применением пытки (п. "д" ч. 2 ст. 117), превышение должностных полномочий (ст. 286), принуждение к даче показаний (ч. 2 ст. 302). Преступления, предусмотренные данными уголовно-правовыми нормами, отнесены к категории тяжких. Тем не менее почта Уполномоченного, практика как российских судов, так и Европейского Суда по правам человека, сообщения СМИ свидетельствуют о том, что подобные преступления по-прежнему отнюдь не изжиты. Совершают их прежде всего сотрудники так называемых силовых структур, то есть как раз те должностные лица, в чьи служебные обязанности входит защита конституционных прав граждан.

В целом не менее одной трети всех поступающих к Уполномоченному жалоб подаются на нарушения прав задержанных, подозреваемых, обвиняемых и потерпевших, допускаемые сотрудниками правоохранительных органов в ходе производства дознания, предварительного следствия, а также при проведении оперативно-розыскных мероприятий.

В 2008 году к Уполномоченному поступило коллективное обращение группы граждан по поводу применения недозволенных методов физического воздействия со стороны сотрудников ОВД "Сокольники" г. Москвы. По инициативе Уполномоченного по факту избиения в помещении данного ОВД органами прокуратуры была проведена проверка, по результатам которой возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного п. "а" ч. 3 ст. 286 УК РФ.

В 2007 году семья подлежавшего призыву на военную службу З. обратилась к Уполномоченному с жалобой на действия сотрудников милиции, выразившиеся в нарушении права на неприкосновенность жилища, применении насилия в отношении членов семьи, и незаконное доставление З. в общественный пункт правопорядка. В связи с поступившей жалобой Уполномоченный обратился в прокуратуру г. Москвы, которая после проведения соответствующей проверки возбудила уголовное дело в отношении сотрудников милиции. Приговором Дорогомиловского районного суда г. Москвы сотрудник милиции Л. признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 286 УК РФ. Ему назначено наказание в виде полутора лет лишения свободы условно с испытательным сроком два года. Кроме того, тем же решением частично удовлетворены исковые требования семьи З., согласно которому нанесенный моральный вред оценен в 30 тыс. рублей.

В 2008 году к Уполномоченному поступила жалоба гражданина П. на незаконные действия сотрудников медицинского вытрезвителя. В результате проведенной по обращению Уполномоченного проверки установлено, что сотрудники медицинского вытрезвителя нанесли П. телесные повреждения, в связи с чем было возбуждено уголовное дело по ч. 1 ст. 116 УК РФ.

Следует подчеркнуть, что приведенные выше жалобы являются весьма типичными. Во всех трех случаях грубейшие нарушения требований законодательства совершались обыденно, как бы "по привычке", в ситуациях отнюдь не стрессовых.

Особого внимания требует вопрос соблюдения законности в ходе дознания. Принуждение подозреваемых, обвиняемых, а также потерпевших и свидетелей к даче показаний с применением угроз и тем более методов, унижающих их человеческое достоинство и опасных для их здоровья и жизни, - преступление, предусмотренное ст. 302 Уголовного кодекса Российской Федерации. Статья эта применяется редко. Достаточно сказать, что, например, в 2007 году, по данным Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации, осужден по ней никто не был. Между тем в СМИ систематически появляются публикации об унижениях и пытках, которым подвергаются задержанные в ходе дознания. Об этом же свидетельствует и ряд решений Европейского Суда по правам человека.

Широкий резонанс вызвали в Европейском Суде по правам человека два дела: "Михеев против Российской Федерации" (Постановление Суда от 26.01.2006 г.) и "Маслова и Надолбов против Российской Федерации" (Постановление Суда от 24.01.2008 г.).

Сотрудник ГИБДД Михеев был задержан в сентябре 1998 года сотрудниками Ленинского РУВД г. Нижнего Новгорода по подозрению в причастности к исчезновению несовершеннолетней М. В ходе допросов задержанного жестоко избивали и пытали электрическим током. Не выдержав мучений, Михеев выбросился из окна кабинета на втором этаже здания РУВД и сломал позвоночник. Прокуратура Ленинского района г. Нижнего Новгорода 21 сентября того же года по данному факту возбудила в отношении сотрудников РУВД уголовное дело. Однако уже в декабре его прекратила "ввиду отсутствия доказательств совершения преступления". В дальнейшем уголовное дело возобновлялось и прекращалось до тех пор, пока ставший инвалидом Михеев не обратился в Европейский Суд по правам человека, который вынес решение в его пользу. Только после этого в конце 2005 года пытавшие Михеева сотрудники милиции были наконец осуждены за превышение должностных полномочий по статье 286 УК РФ. Следователь же, неоднократно прекращавший уголовное дело, по существу, наказания не понес.

Маслову сотрудники правоохранительных органов допрашивали в качестве свидетеля. При этом они применяли к ней пытки: побои, удушение, использование электрического тока, а потом изнасиловали.

Рассматривая заявление Масловой, Европейский Суд по правам человека признал, что в отношении нее были нарушены требования ст. 3 ("Запрещение пыток") Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Суд обязал Россию выплатить Масловой 70 тыс. евро в счет компенсации причиненного ей морального вреда.

Условия содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых также нередко сопряжены с унижением их человеческого достоинства. Вынуждающая людей спать по очереди запредельная переполненность камер, их плохая проветриваемость и освещенность, неизолированность туалетов - все эти "прелести" многих следственных изоляторов представляют собой очевидные нарушения прав человека, подтверждаемые в ходе рассмотрения Европейским Судом.

Заявитель по делу "Андрей Фролов против Российской Федерации" (Постановление Суда от 29.03.2007 г.) жаловался на то, что в течение 4 лет содержания в следственном изоляторе "Кресты" (г. Санкт-Петербург) помещался в камеры размером 8 кв. метров, в которых постоянно находилось от 12 до 14 человек при наличии всего 6 оборудованных спальных мест. Естественно, Европейский Суд взыскал с России в пользу Фролова в счет компенсации морального вреда 15 тыс. евро.

Проанализировав соответствующее национальное законодательство и ознакомившись с практикой Европейского Суда по правам человека по делам данной категории, Уполномоченный пришел к выводу о том, что режим содержания подозреваемых и обвиняемых в следственных изоляторах явно несоразмерен по тяжести условий режиму содержания осужденных в исправительных учреждениях и прежде всего в колониях-поселениях. В связи с этим Уполномоченный внес предложение о дифференцированном зачете сроков содержания под стражей в следственных изоляторах и исправительных учреждениях при назначении наказания в виде лишения свободы. В июне 2008 года соответствующий законопроект был направлен в Государственную Думу.

В конце 2007 года Уполномоченный внес в Правительство Российской Федерации предложения о приведении отдельных положений Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" и Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в соответствие с требованиями Свода принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме (утверждены резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 09.12.1988 г. N 43/173), Европейских пенитенциарных правил (2006 г.), Минимальных стандартных правил обращения с заключенными (утверждены резолюцией ЭКОСОС от 31.07.1957 г. N 663 С), рекомендаций Комитета министров Совета Европы от 27.06.1980 г. N R(80)11 "О заключении под стражу до суда" и от 15.09.1999 г. N R(99)19 "Посредничество в уголовных делах". Уполномоченный предложил дополнить указанные федеральные законы правовой нормой, обеспечивающей реализацию права задержанного по подозрению в совершении преступления сообщить о своем задержании родственникам либо близким родственникам. Предлагалось также разработать четкий и ясный механизм реализации права задержанного на регулярные свидания с родственниками и иными лицами, которое не должно зависеть от субъективного волеизъявления следователя и дознавателя, и может быть ограничено лишь судом в случаях, когда это необходимо для должного отправления правосудия и соблюдения требований безопасности.

На момент подписания настоящего доклада эти предложения еще не получили одобрения Правительства Российской Федерации. Очень хотелось бы, чтобы они были оперативно рассмотрены. Это крайне необходимо нашим гражданам. В противном случае Европейскому Суду по правам человека, вероятно, придется еще не раз рассматривать дела о нарушении прав задержанных, однотипные с делом "Андрей Фролов против Российской Федерации".

Право на свободу и личную неприкосновенность

Это право предусмотрено ст. 22 Конституции Российской Федерации. Неприкосновенность личности гарантируется также нормами законодательства, определяющими полномочия государственных органов. Так, в ходе уголовного судопроизводства привод, задержание, домашний арест, заключение под стражу, личный обыск и другие принудительные по своему характеру действия допускаются лишь при наличии перечисленных в законе оснований и в установленном им порядке (статьи 91, 107, 108, 113, 184 УПК РФ). Кроме того, проведение таких процессуальных действий, как освидетельствование и следственный эксперимент, согласно статьям 179 и 181 УПК РФ допускается лишь при условии, что не создает опасность здоровью человека. Между тем почта Уполномоченного свидетельствует о том, что эти требования уголовно-процессуального законодательства соблюдаются далеко не всегда. В итоге право человека на свободу и личную неприкосновенность зачастую нарушается. Нередки случаи, когда проведение так называемых "профилактических" милицейских мероприятий выливается в незаконные задержания, иногда сопровождаемые насильственными действиями.

В соответствии с ч. 2 ст. 22 Конституции Российской Федерации арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускается только по судебному решению. До вынесения судебного решения никто не может быть подвергнут задержанию на срок более 48 часов. Серьезным отступлением от указанной конституционной нормы служит п. "ж" ст. 12 Федерального конституционного закона "О чрезвычайном положении", допускающий продление срока содержания под стражей задержанных по подозрению в совершении актов терроризма и других особо тяжких преступлений "на весь период действия чрезвычайного положения, но не более чем на три месяца". Следует иметь в виду, что приведенная правовая норма противоречит также и требованиям п. 3 ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, устанавливающей, что лицо, законно задержанное по подозрению в совершении преступления, "доставляется к судье... на судебное разбирательство в течение разумного срока" или освобождается до суда. Отмеченные несоответствия побудили Уполномоченного в конце 2008 года обратиться в Правительство Российской Федерации с предложением о разработке законопроекта, исключающего п. "ж" из ст. 12 Федерального конституционного закона "О чрезвычайном положении".

В общем контексте обеспечения права на свободу и личную неприкосновенность весьма важной и в некоторой степени небесспорной является проблема административного задержания.

Задержание как мера процессуального принуждения существует в уголовном и административном процессах. При этом можно констатировать, что уголовно-процессуальное законодательство в целом достаточно надежно обеспечивает права задержанного. Напротив, права лица, подвергнутого административному задержанию, нередко оказываются в зоне своего рода "произвольного толкования".

Согласно Кодексу Российской Федерации об административных правонарушениях административное задержание - это кратковременное ограничение свободы физического лица. Каких-либо указаний на то, что непременным признаком задержания является именно водворение задержанного в изолированное помещение, в этом определении не содержится. На деле, однако, правоохранительные органы упорно исходят из такой его интерпретации. И, соответственно, принудительное доставление человека, например, в отдел внутренних дел или удержание его там без помещения "под замок" задержанием не признают. В итоге фактически задержанный, но не признанный в этом качестве человек лишается и права обжаловать подобные действия правоохранительных органов, и права взыскать с них ущерб, причиненный ему таким "неформальным" ограничением свободы.

Проверяя жалобы граждан на незаконное задержание, Уполномоченный регулярно получает из органов прокуратуры "разъяснения" о том, что административного задержания не было, что заявители были "приглашены" в отдел внутренних дел, куда и "проследовали добровольно". Или, например, о том, что удерживавшийся на пограничном КПП в течение суток гражданин задержанию не подвергался, поскольку "мог свободно перемещаться по территории КПП и не помещался в камеру для задержанных". Не находят органы прокуратуры признаков административного задержания и в случае "приглашения" человека для многочасовой "профилактической беседы", уйти с которой он не может. Все подобные ситуации - примеры произвола и нарушений конституционных прав человека. Их общий знаменатель - неправомерная и произвольная увязка "административного задержания" с непременным водворением задержанного в изолированное помещение.

Вполне очевидно, что описанная проблема относится к сфере плохой правоприменительной практики. Тем самым решение этой проблемы не требует изменения законодательства. Достаточно было бы просто направить соответствующие разъяснения во все органы государственной власти, применяющие административное задержание. По мнению Уполномоченного, сделать это необходимо незамедлительно.

Право на гражданство, на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства

Правовая норма о свободе передвижения, выборе места пребывания и жительства впервые нашла свое отражение в Законе Российской Федерации от 25.06.1993 г. N 5242-1 "О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации". Впоследствии эта норма была закреплена в ст. 27 Конституции Российской Федерации.

Указанный Закон ознаменовал упразднение института разрешительной "прописки" и замену ее уведомительной регистрацией. На практике, однако, институт прописки оказался весьма живуч. В некоторых регионах органы государственной власти (в том числе и осуществляющие регистрацию) и сегодня склонны порой рассматривать уведомление о регистрации как просьбу, допускающую возможность отказа. Такой подход прямо противоречит Постановлению Конституционного Суда Российской Федерации от 02.02.1998 г. N 4-П, но это, судя по всему, мало смущает упомянутых выше правоприменителей. Впрочем, в самое последнее время Федеральная миграционная служба занялась приведением института регистрации в соответствие с требованиями закона. Об этом, в частности, свидетельствует недавно принятый административный регламент (утвержден приказом ФМС России от 20.09.2007 г. N 208), в котором установлены как исчерпывающий перечень необходимых для регистрации документов, так и конкретные сроки этой процедуры, определен порядок контроля над ней и, главное, отсутствуют полномочия по истребованию дополнительных документов.

И все же поступающие к Уполномоченному жалобы свидетельствуют о том, что многие подразделения и должностные лица ФМС России по привычке применяют регистрацию не в уведомительном, а в фактически разрешительном режиме. С учетом этого следует, видимо, констатировать, что в настоящее время проблема окончательного перехода к процедуре уведомительной регистрации является не столько нормативно-правовой, сколько правоприменительной. Ключ к ее решению - в повышении уровня профессиональной подготовки сотрудников ФМС России.

Еще одна застарелая проблема - это практикуемая многими органами власти жесткая увязка реализации конституционных прав в таких сферах, как здравоохранение, социальное обеспечение, образование и другие, с наличием регистрации по месту жительства или пребывания. Вполне понятно, что в процессе осуществления мер социальной поддержки органы власти субъекта Российской Федерации могут предложить гражданину подтвердить факт его проживания на своей территории. Они, однако, не вправе требовать, чтобы этот факт подтверждался исключительно регистрацией.

Действующее законодательство не дает четких и недвусмысленных определений таких понятий, как "место жительства" и "место пребывания". Для их разграничения используются туманные формулировки - "постоянно или преимущественно проживает" и "проживает временно". Как долго должен жить человек в конкретном месте, чтобы считаться проживающим там постоянно, а не временно, непонятно. Нет однозначного ответа и на вопрос о критериях для определения факта преимущественного проживания. Между тем отсутствие единой интерпретации указанных понятий чревато прямым нарушением прав граждан.

В ноябре 2007 года к Уполномоченному обратилась жительница Алтайского края С., проживающая в одном из районных центров в доме социального обслуживания для лиц с поражением опорно-двигательного аппарата. До поступления в указанное учреждение большинство инвалидов проживали в том же районе, в отдаленных населенных пунктах. На этом основании им была предоставлена только регистрация по месту пребывания. В результате "иногородние" инвалиды оказались лишены льгот, рассчитанных только на лиц с регистрацией по месту жительства.

Действуя в интересах граждан, проживающих в домах социального обслуживания, прокуратура города обжаловала в суд акты органов местного самоуправления, устанавливающие указанный порядок. Суд, однако, в удовлетворении требований прокуратуры отказал, сославшись на положения Жилищного кодекса Российской Федерации о специализированных жилых помещениях.

Со своей стороны, Уполномоченный считает, что позиция суда по данному делу не соответствовала истинному правовому смыслу понятия "специализированное жилое помещение". К сожалению, ему не удалось добиться восстановления нарушенных прав граждан по причине истечения шестимесячного срока надзорного обжалования вступившего в законную силу судебного решения.

Аналогичные обращения поступают к Уполномоченному регулярно. Суть же проблемы в том, что ст. 100 ЖК РФ, определяя типовые условия найма специализированного жилого помещения, предписывает передавать его нанимателю "во владение и пользование для временного проживания". В сочетании с произвольным толкованием понятий "место жительства" и "место пребывания" такая формулировка создает основу для признания граждан, проживающих в помещениях специализированного жилищного фонда, не проживающими, а лишь пребывающими в них.

При этом особой правовой необходимости в сохранении понятия "временное проживание" применительно к специализированным жилым помещениям, видимо, не имеется. Ведь правовые последствия по отношению к жилому помещению одинаковы для всех проживающих в них лиц, вне зависимости от того, как они зарегистрированы - по месту жительства или по месту пребывания.

Далеко не лучшей частью советского "наследия" является положение, при котором для полной реализации своих конституционных прав каждому россиянину необходимо иметь не один, а два удостоверяющих личность документа - паспорт гражданина Российской Федерации (в обиходе "внутренний паспорт") и паспорт для поездок за границу ("заграничный паспорт"). Без заграничного паспорта нельзя реализовать право на свободу выезда из страны, а без внутреннего - решать вопросы, связанные с имущественными правами, совершать сделки, отстаивать свои права в органах правосудия, нотариате и т.д. Для постоянно проживающих на родине граждан России такое положение сопряжено с дополнительными неудобствами, возникающими обычно при общении с бюрократическим аппаратом. Для постоянно проживающих за рубежом граждан России оно зачастую создает трудноразрешимую проблему.

Причина в том, что для оформления внутренних российских паспортов человек должен не только находиться на территории Российской Федерации, но также и иметь регистрацию в жилом секторе в течение всей процедуры оформления. (На практике минимальный срок оформления составляет около 1,5 месяца.) В силу чисто житейских причин выполнить эти требования в состоянии далеко не все постоянно проживающие за рубежом россияне. Об этом сообщают Уполномоченному граждане России, волею обстоятельств оказавшиеся за рубежом, не выходя из собственных домов в постсоветских странах - Латвии, Эстонии, Туркмении и других, или, например, переехавших в Израиль.

Решение проблемы между тем очевидно. Коль скоро государство не может пока отказаться от архаичной системы "двух паспортов", следовало бы наладить оформление внутренних паспортов на базе российских консульских учреждений. Уполномоченный предлагал такую меру не раз, но понимания у соответствующих российских ведомств не нашел. Их аргументы "против" по меньшей мере малоубедительны. Так, например, утверждается, что выдача внутреннего паспорта за рубежом невозможна, поскольку в нем будет отсутствовать штамп о все той же регистрации по месту жительства или пребывания в России.

Как известно, нормы Федерального закона "О гражданстве Российской Федерации" от 31.05.2002 г. N 62-ФЗ предусматривают для бывших граждан СССР упрощенный порядок приема в российское гражданство. С учетом всех обстоятельств и последствий роспуска СССР этот порядок следует, конечно, признать отражением исторической справедливости. Проблема, однако, в том, что само государство рассматривает упрощенный порядок приема в российское гражданство как переходную меру, установив предельный срок ее применения. Всякий раз, когда этот срок подходит к концу, законодатель его продлевает, руководствуясь здравым смыслом. (Последний раз это было сделано 30 декабря 2008 года.) Не стоит ли подумать о том, чтобы сделать упрощенный порядок приема бывших граждан СССР в российское гражданство бессрочным. Причем не только затем, чтобы поберечь время и силы законодателя, вынужденного снова и снова принимать одно и то же решение. (Действующий теперь до 1 июля 2009 года упрощенный порядок позволяет приобрести российское гражданство максимум за 6 месяцев. Между тем процедура приема в российское гражданство в обычном порядке занимает, как правило, более 6 лет и является практически "неподъемной" для многих бывших граждан СССР.) Логика ограничения сроков действия упрощенного порядка строилась на той позиции, что большинство желавших этого бывших граждан СССР уже давно приобрели гражданство Российской Федерации. Это предположение оказалось ошибочным. Желание, а порой и необходимость приобретения российского гражданства, по всей видимости, возникает у бывших граждан СССР не в какие-то определенные сроки, а в связи с особенностями развития некоторых национальных государств на постсоветском пространстве. С учетом этого установленный на постоянной основе упрощенный порядок приобретения российского гражданства подчеркнул бы особый правовой статус России как государства - продолжателя СССР, в полной мере осознающего свою ответственность за судьбу всех его бывших граждан.

На этом, впрочем, проблемы, связанные с получением гражданства Российской Федерации, отнюдь не исчерпываются. На одну из них сетуют в своих обращениях к Уполномоченному многие наши соотечественники, в том числе и из стран так называемого "дальнего зарубежья". В настоящее время для получения гражданства Российской Федерации его соискатель из числа соотечественников должен, во-первых, переехать на жительство в Россию и встать там на регистрационный учет, а во-вторых, отказаться от имеющегося у него гражданства другого государства. Выполнение обоих этих условий нередко оказывается финансово обременительным, а то и просто невозможным для соотечественников.

Так, в частности, для уже переселившихся в Россию соотечественников процедура выхода из прежнего гражданства нередко требует выезда в страну их гражданской принадлежности и почти всегда сопряжена с немалыми расходами. Кроме того, во многих случаях, отказываясь от гражданства другой страны, люди теряют и причитающиеся им по законам этой страны социальные выплаты и компенсации. Типична ситуация, в которой порой оказываются престарелые соотечественники, некогда покинувшие еще СССР и лишенные не по своей воле советского гражданства. Движимые патриотическими побуждениями эти люди желают обрести гражданство новой России, но объективно не в состоянии покинуть страну нынешнего проживания. По действующему российскому законодательству гражданства Российской Федерации им не видать. Как и честно заработанных трудом в нашей стране пенсий.

Почта Уполномоченного содержит обращения соотечественников, не понимающих логики подобных ограничений, призывающих вернуться к норме, согласно которой для приобретения российского гражданства отказа от гражданства другой страны не требовалось. Следует напомнить, что эта норма имелась в Законе Российской Федерации "О гражданстве Российской Федерации" от 28 ноября 1991 года.

По мнению Уполномоченного, это предложение заслуживает самого серьезного изучения, в том числе с учетом зарубежного опыта.

Как известно, многие демократические государства (Австралия, Австрия, Великобритания, Канада, Италия, Швеция, США, Франция и другие) в качестве условия предоставления своего гражданства не требуют от соискателя непременного выхода из гражданства другой страны.

Другие государства (Германия, Дания, Нидерланды, Норвегия и другие), напротив, такое требование предъявляют.

Принципиально важно при этом, что в большинстве случаев те государства, которые в качестве условия предоставления своего гражданства требуют от соискателя отказа от гражданства другой страны, не признают институт двойного гражданства в принципе. Иными словами, исходят из того, что и их собственные граждане, приобретая гражданство другой страны, обязаны выйти из прежнего. Нельзя в этой связи не отметить, что и Конституция Российской Федерации (ст. 62), и Федеральный закон "О гражданстве Российской Федерации" 2002 года (ст. 6) предусматривают право гражданина Российской Федерации приобретать гражданство другого государства без выхода из российского.

Право на свободу совести и вероисповедания

Конституция Российской Федерации (ст. 28) гарантирует каждому свободу совести и вероисповедания, в том числе право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, менять и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. Для обеспечения практической реализации права на свободу совести и вероисповедания Конституция провозглашает запрет на любые формы ограничения прав граждан по признаку их религиозной принадлежности (ч. 2 ст. 19) и на пропаганду религиозного превосходства (ч. 2 ст. 29). Кроме того, Конституция предоставляет гражданину Российской Федерации право на альтернативную гражданскую службу в случае, если военная служба противоречит его убеждениям или вероисповеданию (ч. 3 ст. 59). Вместе с тем согласно ч. 3 ст. 17 Конституции Российской Федерации осуществление любых прав и свобод человека и гражданина, в том числе, естественно, и права на свободу совести и вероисповедания, не должно нарушать права и свободы других лиц.

Для правильного понимания места свободы совести и вероисповедания в комплексе действующих в нашей стране конституционных свобод особое значение имеет также ч. 1 ст. 14 Конституции, провозглашающая Российскую Федерацию светским государством, в котором никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Согласно ч. 2 той же статьи религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом.

В целом, таким образом, право на свободу совести и вероисповедания можно отнести к числу наиболее полно и всесторонне сформулированных конституционных свобод. Реализация этого права имеет поистине судьбоносное значение, особенно для нашей страны с учетом ее горького исторического опыта принудительного ограничения свободы совести и вероисповедания, навязывания принципов так называемого "научного атеизма". Принципиальная и беспристрастная защита государством свободы совести и вероисповедания является также важнейшей предпосылкой укрепления единства и целостности российской нации во всем ее этнокультурном и конфессиональном многообразии.

Перечисленные выше положения Конституции Российской Федерации легли в основу Федерального закона от 26.09.1997 г. N 125-ФЗ "О свободе совести и о религиозных объединениях". Практика применения этого Закона в целом позволяет рассматривать его как вполне стабильный и прогрессивный нормативный правовой документ. Достаточно сказать, что за одиннадцать прошедших лет в него были внесены лишь небольшие изменения, связанные с принятием законов о регистрации юридических лиц и о противодействии экстремистской деятельности. Еще одной поправкой в Закон священнослужители и студенты не имеющих аккредитации духовных учебных заведений были лишены права на отсрочку от призыва на военную службу.

Впрочем, Федеральный закон "О свободе совести и о религиозных объединениях" содержит и ряд небесспорных положений. Так, в частности, порождает дискуссии ст. 9 Закона, устанавливающая 15-летний ценз оседлости в качестве условия для регистрации религиозной организации. Религиозные объединения, не подтвердившие факт своего существования в течение 15 лет, могут функционировать как религиозные группы, для которых государственной регистрации не требуется. Формальная логика подобной двухступенчатой конструкции состоит как будто в том, что без подобного "испытательного срока" невозможно ни изучить, ни понять новый для России религиозный культ. Фактически, однако, отказывая религиозному объединению в регистрации, государство тем самым как бы добровольно отказывается от своих контрольных и надзорных функций, а значит, и от возможности лучше изучить и понять новый культ. Главное все же в том, что "правило 15 лет" может быть использовано как нарушающее принцип равенства религиозных объединений перед законом. Федеральный закон "О свободе совести и о религиозных объединениях" (ч. 4 ст. 6) устанавливает запрет "на создание и деятельность религиозных объединений, цели и действия которых противоречат закону". По мнению Уполномоченного, именно это универсальное положение и должно быть единственным критерием при регистрации религиозных организаций.

Поводом для вопросов и дискуссий является и преамбула Закона, которая, не имея юридической силы и не содержа императивных норм, тем не менее оказывает влияние на государственно-конфессиональные отношения. Разделение вероучений на "традиционные" и "нетрадиционные" навеяно преамбулой Федерального закона "О свободе совести и о религиозных объединениях", где перечислены религии, "составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России". Иногда это приводит к негативным последствиям, как видно на примере, взятом из поступившей к Уполномоченному жалобы верующих.

В марте 2005 года община евангельских христиан-баптистов "Гедеон" из Белгородской области обратилась к Уполномоченному в связи с невозможностью распространения Священного Писания в медицинских, учебных, пенитенциарных и других учреждениях области. Заявители сообщили, что руководители некоторых из указанных учреждений предложили им сначала получить на это согласие главы местной епархии Русской Православной Церкви. Конституционное право верующих на распространение своих религиозных убеждений было нарушено в устной форме, что исключило возможность вмешательства Уполномоченного. Однако сам факт восприятия руководителями на местах одной из конфессий (несомненно, весьма влиятельной и уважаемой) как некоего "директивного органа" в вопросах свободы совести и вероисповедания, как представляется, не соответствует букве и духу Конституции Российской Федерации.

Кое-где понятие "нетрадиционная религия" произвольно отождествляется с понятием "секта", термином неправовым, имеющим однозначно негативную коннотацию. Ни в коей мере не опираясь на Конституцию и законы, ведомственные нормативные акты и пресс-релизы органов государственной власти и местного самоуправления пестрят такими терминами, как "секта", "деструктивный культ", "адепты" и т.д., произвольно и злонамеренно применяющимися для характеристики отдельных вероучений с самыми неблагоприятными для них последствиями.

К Уполномоченному поступило обращение членов Церкви Иисуса Христа Святых последних дней (мормоны). Они сообщили, что в феврале 2008 года на официальном сайте администрации Кемеровской области была размещена информация, содержавшая заведомо ложные сведения об истории их Церкви и о ее деятельности на территории области с использованием неправовых и уничижительных терминов, как-то: "вербовка", "секта", "адепты" и т.д. По мнению верующих, информация областной администрации изображала их Церковь как криминальную организацию, что нарушало конституционные права граждан.

Уполномоченному пришлось дважды обращаться в областную администрацию с разъяснением о недопустимости публикаций такого рода, не опирающихся на решения судебных органов. По оценке Уполномоченного, составители информации, опубликованной на сайте администрации, допустили отступление от норм федеральных законов "О государственной гражданской службе Российской Федерации" и "О муниципальной службе в Российской Федерации", прямо запрещающих государственным и муниципальным служащим публично выражать отношение или оказывать предпочтение той или иной религии (церкви).

В итоге оскорбительная для верующих и дискриминирующая их Церковь информация была снята с сайта. Между тем информация о привлечении к ответственности должностных лиц, ее разместивших, до сих пор отсутствует.

Еще один аналогичный пример содержится в поступившем к Уполномоченному в сентябре 2008 года обращении региональной общественной организации "Самопознание" (г. Новосибирск), созданной последователями индийского учения Сахаджа-Йоги. Поводом для обращения послужил запрет, наложенный мэрией г. Новосибирска на проведение указанной организацией концертов классического индийского танца в образовательных учреждениях города. Возможно, у мэрии имелись достаточные основания для такого решения. Проблема, однако, в том, что оно было вынесено на основе некоего "экспертного заключения", подготовленного Информационно-консультационным центром по вопросам сектантства при Соборе Святого Благоверного князя Александра Невского при Русской Православной Церкви. Таким образом, муниципальный орган власти фактически предоставил представителям одной конфессии право от имени государства оценить другую. Что, разумеется, недопустимо с учетом как светского характера российского государства, так и конституционного принципа равенства всех религиозных объединений перед законом. На момент подписания настоящего доклада вопрос о восстановлении прав последователей учения Сахаджа-Йоги оставался на контроле у Уполномоченного.

В целом, по мнению Уполномоченного, российскому законодателю следовало бы дать исчерпывающее правовое определение всем имеющим негативную коннотацию терминам и понятиям, используемым в обиходе для уничижительной характеристики отдельных вероучений. До тех пор, пока этого не сделано, указанные термины и понятия не должны использоваться в каких-либо официальных документах.

Жалобы на нарушение права на свободу совести и вероисповедания поступают к Уполномоченному со всех концов России, стабильно составляя около 5% от общего количества жалоб и обращений. Этот, на первый взгляд, скромный показатель никак нельзя считать незначительным, поскольку даже подписанные одним заявителем жалобы такого рода подаются, как правило, от имени всех членов конкретной конфессии и являются, по сути дела, коллективными. Тематика жалоб на нарушение права на свободу совести и вероисповедания также весьма стабильна. Не менее половины заявителей возражают против внедрения новых паспортов, пенсионных карт и других государственных документов, в которых используется так называемый "штрих-код". Около 20% жалоб подается в связи с воспрепятствованием религиозной деятельности и диффамацией отдельных верований. До 15% жалоб касается отказа вернуть культовое здание или предоставить участок для его возведения. До 5% заявителей из числа верующих жалуются на притеснение со стороны правоохранительных органов. Доля жалоб по вопросам преподавания религиозных или квазирелигиозных предметов в государственных общеобразовательных учреждениях и проблеме государственной регистрации религиозных организаций обычно не превышает 3%, хотя имеет тенденцию к росту. Важно подчеркнуть, что против включения религиозных или квазирелигиозных предметов в программы общего образования нередко высказываются и атеисты, отстаивающие свое конституционное право не исповедовать никакой религии.

Особого внимания заслуживают жалобы верующих на правоохранительные органы. Подавляющее большинство подобных жалоб подается в связи с несправедливым, по мнению заявителей, применением к ним положений Федерального закона от 25.07.2002 г. N 114-ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности". Жалобы на недобросовестность и несправедливость сотрудников правоохранительных органов, вообще говоря, явление распространенное. Однако в данном случае дело все же не только и даже не столько в этом. Дело в том, что сам указанный Закон содержит, по мнению многих авторитетных юристов и правозащитников, очень размытое и нечеткое определение таких понятий, как "экстремизм" и "экстремистская деятельность". Правовое же определение "религиозного экстремизма" и его признаков в Законе и вовсе отсутствует. В соответствии со ст. 7 Закона, "в случае выявления фактов о наличии в их деятельности... признаков экстремизма" религиозным объединениям может быть вынесено письменное предупреждение, на основе которого они могут быть ликвидированы или запрещены.

В итоге целому ряду религиозных объединений в последние годы были вынесены предупреждения на основе не прописанных в Законе признаков "религиозного экстремизма". Список таких объединений включает мусульманские организации Москвы, Самарской и Оренбургской областей, организации Свидетелей Иеговы* в Свердловской и Ростовской областях, евангельских христиан-баптистов в Москве, последователей марийской традиционной религии в Республике Марий Эл. К сказанному следует добавить, что печатная продукция этих организаций была отнесена к экстремистской без судебного решения, предписанного ст. 13 того же Закона.

Каким образом удалось установить наличие в упомянутой печатной продукции признаков экстремизма, не вполне понятно. Ведь порядок проведения соответствующей экспертизы в Законе не оговорен, а головного учреждения, отвечающего за соблюдение единых стандартов в этой области, просто не существует.

Какими негативными последствиями зачастую чреват описанный правовой и организационный пробел, можно понять на примере решения Коптевского районного суда г. Москвы, в 2007 году признавшего экстремистскими труды известного исламского богослова Саида Нурси. Это судебное решение было принято на основе всего одной экспертизы, проведенной специалистами в области психологии и языкознания, имевшими весьма смутное представление о религиоведении. Напротив, представленные суду авторитетные экспертные заключения религиоведческого характера во внимание приняты не были. В итоге принятое судом решение оказалось крайне односторонним и никак не убедило ни верующих, ни религиоведов и богословов. Не удовлетворенные этим решением верующие были вынуждены обратиться за защитой своих прав в Европейский Суд по правам человека.

С учетом сказанного Уполномоченный поддерживает предложение Генеральной прокуратуры Российской Федерации о создании федерального экспертного учреждения, отвечающего за проведение всего комплекса экспертиз печатных материалов на предмет наличия в них признаков экстремизма. При этом понятно, что применительно к проблеме обеспечения права на свободу совести и вероисповедания сотрудники нового учреждения должны будут обладать профессиональными познаниями в самых разных областях, от психологии и права до религиоведения и истории.

Эффективная реализация права на свободу совести и вероисповедания вряд ли возможна без соответствующей материальной базы - культовых зданий, земельных участков для их возведения и в целом церковной собственности. В соответствии с ч. 3 ст. 21 Федерального закона "О свободе совести и о религиозных объединениях" государство предоставляет это имущество в собственность религиозным объединениям безвозмездно. Кроме того, согласно ч. 3 ст. 30 Земельного кодекса Российской Федерации земельные участки для возведения культовых зданий также передаются в пользование религиозным объединениям безвозмездно. Помня о том, какими варварскими методами коммунистический режим конфисковывал церковную собственность, как цинично и оскорбительно для верующих ее зачастую использовал, указанные положения нельзя не признать глубоко справедливыми. Но земельные участки нынче в цене, а некогда конфискованные культовые здания редко пустуют. Поэтому закон законом, а реализовать свои права на церковную собственность религиозным объединениям, как правило, нелегко. Отсюда нередкие споры, обиды и, увы, злоупотребления и подтасовки, совершаемые время от времени должностными лицами органов государственной власти и местного самоуправления.

Оформление земельных участков для строительства культовых зданий иногда тянется годами, участки выделяются, потом под надуманными предлогами изымаются со ссылкой на вдруг обнаружившиеся "подземные коммуникации", на протесты жителей окрестных домов или даже на то, что претендующая на участок конфессия не является "правильной". Некогда конфискованные государством старинные культовые здания незаконно приватизируются. Вновь возведенные культовые здания подолгу не регистрируются, не сдаются в эксплуатацию или не передаются в собственность религиозным объединениям.

По всем этим вопросам верующие обращаются к Уполномоченному, который, как правило, находит их жалобы обоснованными. Следует, однако, подчеркнуть, что даже вмешательство Уполномоченного лишь в единичных случаях приводит к восстановлению прав верующих.

Так, в частности, в 2008 году удалось добиться положительного решения всего по одной жалобе о незаконной приватизации здания Вознесенской церкви в г. Минусинске Красноярского края. Четырехлетний судебный процесс в итоге завершился решением о возвращении здания церкви в государственную собственность, что создает условия для ее передачи верующим. Хотелось бы надеяться, что на это не уйдут очередные четыре года.

В другой похожей ситуации надежд на восстановление прав верующих уже практически не осталось. С 2002 года московская община духовных христиан-молокан пытается получить земельный участок для строительства культового здания. А власти Москвы предпринимают поистине титанические усилия для того, чтобы помешать этому, используя "передовые бюрократические технологии" и не гнушаясь прямых подтасовок. Впервые со своей бедой молокане пришли к Уполномоченному еще в начале 2005 года. С тех пор он неоднократно обращался к Мэру Москвы, к его заместителям и другим московским начальникам, всякий раз получая в ответ пустые отписки. Тем временем однажды выделенный, а потом отобранный у молокан участок по адресу: ул. Макеевская, 3, так и стоит неосвоенным.

Не утихают споры вокруг еще одной острой проблемы - преподавания религиозных предметов, и в частности дисциплины "Основы православной культуры", в государственных общеобразовательных учреждениях. Позиция Уполномоченного, неоднократно излагавшаяся в его заявлениях, а также в ежегодных докладах, состоит в том, что включение подобных предметов в обязательные программы общего образования может рассматриваться как нарушение конституционных принципов и правовых норм Российской Федерации. Уполномоченный в этой связи с удовлетворением отмечает готовность федеральных органов законодательной и исполнительной власти не допустить указанных нарушений. В этом же ключе воспринимаются внесенные в конце 2007 года в Федеральный закон "Об образовании" изменения, которыми, во-первых, было упразднено деление образовательных стандартов на федеральный и региональный компоненты и установившие единый федеральный общеобразовательный стандарт, а во-вторых, осуществляется разработка общефедеральных требований к программам общеобразовательных школ по истории и культуре мировых и российских религий.

Необходимо отметить, что обучение религии - это никак не прерогатива государства, а исключительно вопрос духовного и мировоззренческого выбора каждой семьи, опирающейся на поддержку своей конфессии. Тем более что согласно действующему законодательству о свободе совести и вероисповедания всем конфессиям, а также созданным при них духовным учебным заведениям, предоставлено право осуществлять конфессионально ориентированное обучение детей вне рамок программ общего образования и за пределами государственных учебных заведений.

Деятельность таких учреждений - часть внутренней церковной жизни, не имеющая отношения ни к государству, ни к системе государственного образования, а значит, не подлежащая лицензированию, аккредитации или аттестации. В этой связи уместно также констатировать, что религиозные объединения по-прежнему сталкиваются с вмешательством в их внутреннюю церковную жизнь (в том числе в организацию религиозного образования для своих последователей) со стороны правоохранительных органов, что является прямым нарушением конституционного принципа отделения церкви от государства.

Особенно показателен в этом отношении иск Смоленской областной прокуратуры, предъявленный в феврале 2008 года общине Методистской церкви г. Смоленска и поддержанный Смоленским областным судом, о ликвидации религиозной организации в связи с отсутствием лицензии на осуществление образовательной деятельности в рамках воскресной школы. Это решение, беспрецедентное по проявленному неуважению к действующей Конституции Российской Федерации, поставило на грань запрета и ликвидации все те формы образования и обучения, которые в условиях новой России сложились при более чем 20 тысячах религиозных объединений.

Точку в судебных разбирательствах поставил Верховный суд Российской Федерации, в июне 2008 года отменивший решение Смоленского областного суда и отказавший в удовлетворении иска прокуратуры Смоленской области о ликвидации местной общины Методистской церкви. Тем самым были защищены права верующих граждан и религиозных объединений, а всем органам государственной власти и местного самоуправления дан урок того, какими конституционно-правовыми основаниями и подходами они должны руководствоваться в аналогичных случаях.

В контексте общего анализа вопросов обеспечения свободы совести и вероисповедания нельзя не обратить внимания на заметное усиление тенденции к религиозному фундаментализму среди последователей самых разных конфессий. Достаточно в этой связи указать на "противников ИНН", "диомидовцев", "пензенских сидельцев" и др. Изучение самой природы религиозного фундаментализма как явления духовной жизни не входит в компетенцию Уполномоченного. Следует, однако, со всей ответственностью подчеркнуть, что свойственное религиозному фундаментализму стремление навязать свои убеждения и правила как обществу, так и государству, - есть вызов светскому государству, каковым в соответствии с Конституцией является Российская Федерация. Право последователей всех и каждого фундаменталистского учения на свободу совести и вероисповедания должно быть, безусловно, гарантировано в тех пределах, в которых оно не вступает в противоречие с законами государства и с правами других людей.

В целом ясно, что после семи с лишним десятилетий жизни в условиях принудительного государственного атеизма стремление граждан нашей страны к реализации своего права на свободу совести и вероисповедания может зачастую принимать любые, в том числе и довольно экзотические формы. С учетом этого обстоятельства от государства и гражданского общества требуется уважительное, бережное и беспристрастное отношение ко всем аспектам религиозной деятельности. Разумеется, при том понимании, что каждая из конфессий действует в строгом и безусловном соответствии с Конституцией и законодательством Российской Федерации.

Право на судебную защиту и справедливое судебное разбирательство

Провозглашенное в ст. 46 Конституции Российской Федерации право на судебную защиту является основополагающим по отношению ко всем остальным правам и свободам человека и гражданина. Все они рискуют превратиться в фикцию, если не могут быть восстановлены с помощью справедливого и беспристрастного судебного разбирательства.

Обеспечение права на судебную защиту предполагает: реальный доступ к правосудию; рассмотрение любого дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом; неукоснительное соблюдение процедуры судебного разбирательства, а также процессуальных прав его участников; возможность обжалования судебного решения; эффективный контроль государства за его исполнением.

В своих предыдущих докладах Уполномоченный уже неоднократно обращался к актуальным проблемам обеспечения права на судебную защиту. В настоящем докладе он считает необходимым обратить внимание на те из них, которые в силу разных причин не были рассмотрены ранее.

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ

..............