Коронавирус радикально изменит мировой рынок нефти

Трансформация глобального спроса, которая происходит на наших глазах, прямо связана с пересмотром концепции мобильности населения. Ведь именно на неё была во многом завязана глобальная экономика – и потребление нефти в особенности.

Мобильность эта выражалась в большом количестве ежедневных и постоянных привычек, которые казались чем-то незыблемым и неизбежным. Например, в США давно стало нормой, когда чья-то работа находилась на расстоянии 50 миль (именно миль, а не километров) от дома. Как следствие, ежедневное перемещение каждый день на 160 километров из дома к работе и обратно, да ещё и на своём личном автомобиле, стало для многих американцев стилем жизни. Том самом автомобиле, который надо регулярно заправлять бензином.

В той или иной мере перемещение громадных трудовых масс коснулось сотен миллионов людей во всём мире. Речь шла только о масштабах. Например, в Москве привычной стала «недельная миграция», когда каждый понедельник люди из городов, удалённых от Москвы на 200-250 километров, приезжали на работу в мегаполис, а в пятницу – покидали его пределы. Для Украины пресловутый «безвиз» определил другой ритм. Большая часть гастарбайтеров покидало страну на целый сезон, чтобы вернуться домой, например, на Рождество или Новый год. Все это требовало транспорта, а транспорт – топлива.

На сегодняшний день все эти людские потоки в значительной мере сокращаются. Как оказалось, большую часть офисной работы можно эффективно делать удалённо, а «рабочие совещания» в очном порядке становятся опасным анахронизмом. Как следствие, громадная прослойка «офисного планктона», которая всю свою жизнь перенесла из родного городка на место своей престижной или не очень работы, вынужденно уезжает домой.

На эту тему
• В Британии заявили о худшем кризисе в нефтяной индустрии за 100 лет
• Чем опасна массовая раздача наличных в борьбе с кризисом
• Глава МИД Франции оценил реакцию Европы на пандемию коронавируса

Что, ожидаемо, тут же разрушает и всю созданную под них прослойку вторичных услуг – начиная от магазинчиков, парикмахерских и салонов красоты и заканчивая барами, ресторанами или ночными клубами. Как следствие, вся сфера услуг получает болезненный удар.

Ровно таким же образом пандемия коронавируса бьёт и по «трудовому дну» – нелегальным гастарбайтерам, занятым на сельскохозяйственных, строительных или промышленных работах. Здесь механика происходящего выглядит несколько иначе. Да, обойтись без присутствия рабочего на строительной площадке пока что затруднительно, но бушующая эпидемия создаёт дополнительные барьеры для нелегального труда. Никто из работодателей не хочет отвечать за вспышку опасного инфекционного заболевания и за смерти, которые она может повлечь. Громадные потоки «нелегалов», которые пока что разово наполняют статистику международной и национальной миграции, однозначно сократятся уже в ближайшем будущем.

Поэтому, судя по всему, на наших глазах формируются новые долгосрочные тенденции глобальной экономики.

Что останется с нами

В первую очередь под новую реальность подстраиваются трудовые потоки – ведь почти каждый из нас для того, чтобы жить, должен ежедневно ходить на работу. Однако в перспективе можно ожидать и трансформации других человеческих привычек – например, туристический сезон в 2020 году явно обещает быть отнюдь не лучшим. Не исключено, что для многих уединённая дача и выращивание смородины станут альтернативой поездке на Черное или Красное море.

Конечно, есть и пить при таком изменении своей повседневной жизни люди отнюдь не перестанут. Поэтому производители гречки и туалетной бумаги и смотрят на нынешний кризис с изрядной долей оптимизма. Как следствие, движение товаров в мире упало отнюдь не столь драматично, как перевозки людей – согласно экспертным оценкам, за март мировая торговля может потерять лишь 5-7% своего объёма.

Если речь заходит о российской экономике и её благополучии, то сразу же обоснованно вспоминают нефть и её цену.

Мировая цена на нефть – это отражение здоровья (и нездоровья) глобальной экономики. В мировой экономике нефть распределяется следующим образом: около четверти её производства потребляет химическая и иная промышленность, а также строительство – и тут, скорее всего, ничего кардинального не произойдет. Хотя вторичные эффекты будут и здесь, что наглядно продемонстрировал Китай за время карантина, снизив свой рост с 5-7% годовых до практически нулевых значений. Подобного замедления можно ожидать и от секторов дорожных и морских перевозок, которые соответственно потребляют 17% и 5% мирового «нефтяного пирога».

Гораздо более драматичным образом поведут себя «пассажирские» транспортные сектора. На мировую авиацию сегодня приходится около 9% потребления нефти, на личные автомобили – ещё 27%. Если в этих отраслях случится двойное сжатие спроса, это будет означать, что с рынка уйдет около 18% потребляемой сегодня нефти – почти что пятая часть! Если же снижение в этих секторах произойдёт только на треть, что выглядит уже практически неизбежным, то нефтяные потери составят 12%, немногим меньше.

Для рынка нефти это практически тотальная катастрофа. Большинству нефтяных компаний и нефтедобывающих стран не выкарабкаться из нее уже никакими усилиями.

Кого выкинут первым

Судя по всему, оценка в 12-18% сжатия мирового спроса на нефть была к началу марта уже известна власть имущим во многих нефтедобывающих странах, в том числе и в России. Тогда поведение российской делегации на недавней встрече с ОПЕК приобретает разумное объяснение, отличное от пустого возгласа «почему не договорились с арабами?» (который, понятное дело, ничего не объясняет).

Действительно, если речь идёт о сокращении мирового спроса минимум на 12%, то это практически равно доле российской нефти в мировой добыче. Напомним, в 2019 году мир впервые преодолел отметку 100 млн баррелей потребляемой нефти в день, потребив ежедневно в среднем 100,3 млн баррелей. Удачным был 2019 год и для России – наша страна добыла в прошлом году 560,2 млн тонн нефти, что соответствует ежедневной добыче 11,25 млн баррелей. Разделив вторую цифру на первую, мы без труда получим и долю России в мировом «нефтяном пироге»: она составляла по итогам 2019 года 11,2%. А это даже меньше самых оптимистических оценок неизбежного и весьма близкого схлопывания нефтяного рынка!

Таким образом, картельное решение, которое обсуждалось на прошедшей в начале марта 2020 года встрече ОПЕК+, было откровенно невозможным – речь шла о том, что будущее падение мирового спроса было больше, нежели добыча России или же Саудовской Аравии. Поэтому-то два крупнейших производителя нефти и не смогли договориться – у них просто не было разумной основы для договора. Никто не будет вступать в картель, если от него потребуют фактически полностью свернуть добычу картельного товара.

Ситуация предельно проста: если с рынка всё равно, при любых раскладах, уходит чуть ли не пятая часть потребления, то зачем цепляться за фантомы картельного соглашения?

Пойти в открытую и в одиночку на такой радикальный шаг ни одна из стран никак не могла – достаточно посмотреть на ту истерику, которая поднялась в Вашингтоне даже в нынешнем сценарии. А если бы Москва или Эр-Рияд сделали любые обязывающие заявления, то их тут же бы объявили если не виновными, то уж точно крайними в будущем «нефтяном шоке». Ведь сегодня на полном серьёзе в Белом доме обсуждают новые санкции против России! А в ситуации такой коллективной ответственности, да ещё и оформленной через фактический развал часто ругаемых в прошлом США картельных сделок ОПЕК и ОПЕК+, валить вину оказывается сугубо не на кого.

А искать виноватых неизбежно придётся – за годы сланцевого бума в США вырос громадный «флюс» добычи нефти из труднопроницаемых коллекторов, того самого «сланца». Добывающие сланцевую нефть компании, которые сегодня производят около 7,7 млн баррелей нефти в день, привыкли к высоким ценам на нефть, которые многие годы пребывали на отметке выше 50 долларов за баррель. Именно 50 долларов часто называли уровнем себестоимости сланца, так как при более низкой цене производство нефти из труднопроницаемых коллекторов становилось практически везде убыточным.

Для «сланца» нынешняя цена 25 долларов за баррель нефти и её весьма вероятное снижение до 20 долларов – это быстрая и мучительная смерть, с массовыми банкротствами компаний и резким падением физической добычи. Ничего поделать с таким процессом будет нельзя – вся сланцевая отрасль критически зависит от нового бурения. Если его остановить из-за любых причин, то падение добычи нефти произойдёт уже «само по себе», по чисто геологическим причинам.

Стоит понимать, что будущий удар и весьма вероятный длительный «мертвый сезон» на рынке нефти затронет массу производственных проектов, которые запускались в прошлое десятилетие на ожиданиях высоких нефтяных цен. Масса проектов по добыче шельфовой, глубоководной, тяжёлой нефти были на грани рентабельности ещё тогда, а сейчас они часто не будут окупать даже операционные издержки. Как следствие, следующие полгода, скорее всего, будут весьма богатыми на новости из нефтегазового сектора. И новости, скорее всего, предельно грустные.