«Любить по-сумасшедшему – нужно»

Известный актер и режиссер Сергей Жигунов приступил к работе над новой экранизацией романа Александра Дюма «Три мушкетера» – восьмисерийным телефильмом. По словам режиссера, новая картина будет сильно отличаться от знаменитого советского фильма «Д'Артаньян и три мушкетера». На роли мушкетеров приглашены молодые актеры: Атоса сыграет Юрий Чурсин, Портоса – Алексей Макаров, Арамиса – Павел Баршак. Роль кардинала Ришелье отдана Василию Лановому, а роль герцога Бекингема – Константину Лавроненко. Мария Миронова появится в образе королевы Анны Австрийской, а Филипп Янковский станет королем Людовиком XIII. Кроме того, в проекте участвуют Владимир Этуш, Борис Смолкин и Вилле Хаапасало, а также некоторые другие знаменитости. Что же касается д'Артаньяна, то его сыграет 23-летний выпускник Школы-студии МХАТ Риналь Мухаметов. Газета ВЗГЛЯД расспросила исполнителя главной роли о том, как он видит своего героя.

Многим кажется, что д’Артаньян – сумасшедший, что этот образ какой-то неправдоподобный

ВЗГЛЯД: Что значит роман «Три мушкетера» для вас и ваших ровесников? Это чисто развлекательная литература, или из нее можно чему-то научиться, извлечь какую-то мораль?

Риналь Мухаметов: Основываясь на собственном впечатлении, могу сказать, что это потрясающий роман. Если начать вникать в романы Дюма, то становится ясно, что все эти тексты – про нас. Они – про молодых людей, которые болеют этой вот сложной начальной болезнью под названием «любовь». Которая остается с тобой на всю жизнь.

Что касается нашего поколения, то люди в нем делятся на читающих и не читающих. У каждого свои взгляды на мир – у кого-то более жесткие, у кого-то более мягкие. Я, например, смотрю более мягким взглядом, и то, что мне предстоит играть, очень мне близко. Это юношеский эмоциональный всплеск, история о взрослении, эволюция чувства. Вначале оно одно, дальше оно становится несколько другим, а ближе к концу, когда происходит беда – я имею в виду смерть Констанции, – человек меняется кардинально. При этом чувство не умирает, потому что оно первоначальное и честное. Я понимаю, что это не исчезнет никогда, потому что тебя очень сильно изнутри поцарапало, и ссадина не заживает, продолжает болеть. Но это очень приятная боль, благодаря которой появляются какие-то неимоверные силы. Именно так происходит с д'Артаньяном: он готов на все, но, любя, он не растрачивает силы попусту, и их становится больше.

#{image=651007}ВЗГЛЯД: Но вы, наверное, понимаете, что не все смотрят на этот образ так же, как вы, и для кого-то д'Артаньян – просто участник вымышленной остросюжетной интриги, фехтовальщик и производитель гэгов?

Р. М.: Ну да, конечно, некоторые вообще надо всем этим смеются. Скажу честно: когда мне позвонили и предложили эту роль, я тоже засомневался. Но на самом деле все усмешки и сомнения в данном случае должны относиться вовсе не к произведению Дюма. Если перспектива работы над образом д'Артаньяна вызывает у тебя усмешку, то это прежде всего усмешка в твой собственный адрес. Это значит, что ты еще не готов, что в тебе нет той силы, которая есть в персонажах романа. Не все актеры способны «потянуть» эти образы.

В жизни, кстати, то же самое – кто-то способен испытывать и выдерживать эти чувства, а кто-то боится, избегает их и пропадает в пучине обыденных проблем. Человеку, который любит по-настоящему – так, как мой персонаж, – не страшно ничего. Он не стесняется, не чувствует себя идиотом – напротив, он чувствует себя воплощением самой жизни. Это, по идее, человек абсолютно здоровый. Многим кажется, что д'Артаньян – сумасшедший, что этот образ какой-то неправдоподобный и вообще карикатурный. Ничего карикатурного в нем нет. Те, кто по-настоящему любит, делают вещи, в реальность которых тоже трудно поверить. Д'Артаньян – совершенно нормальный человек. Это пример того, как должно быть, образец для молодого поколения.

#{image=651015}ВЗГЛЯД: То есть вы собираетесь играть образцового персонажа?

Р. М.: Я не хочу сказать, что я сделаю этот образ так, чтобы было понятно, как нужно жить. У меня нет такой цели. Моя цель – просто пожить во всем этом. Пожить этим чувством, усилив, удвоив его. Показать, насколько счастлив я сам в данный момент. Дать понять тем, кто испытывает то же самое, что с ними все в порядке. Уверить их, что, хотя они и выглядят полными идиотами в глазах как бы нормальных людей, в действительности это совершенно не так. Кинуть лозунг: любить по-сумасшедшему – нужно и необходимо. Потому что только так ты можешь сделать что-то хорошее. Честно и искренне. И тогда никто не будет думать о конце света, а только о начале чего-то нового и масштабного. Если бы все чувствовали и думали так, то, может быть, мы даже смогли бы раздуть Землю вдвое. Это легко. Вот что представляет для меня д'Артаньян.

Очевидно, что я не такой, как он, но я его понимаю, и есть моменты, которые меня с ним объединяют. Фильм, надеюсь, позволит мне усилить эти точки соприкосновения, даст возможность выплеснуть эту энергию. Я ничего никому не хочу доказывать – я, как и другие участники проекта, просто хочу испытать максимум наслаждения. В конце концов, это просто приятно. У нас замечательная команда, потрясающий настрой, и я вам скажу честно: это лучше любых Мальдив.

#{image=651023}ВЗГЛЯД: «Три мушкетера» – исторический роман. С другой стороны, сейчас все заняты поисками современного героя, он, похоже, до сих пор не найден. Если новая экранная история о д'Артаньяне каким-то образом должна отражать дух времени, то какой путь, по-вашему, лучше избрать: остаться верным условному XVII веку или сыграть современного человека?

Р. М.: Я не знаю, как было в XVII веке, – для меня ясны лишь чувства. Я вижу костюмы, но как вели себя люди, никто не знает на самом деле. Читая роман, судишь обо всем по эмоциям, которые у тебя возникают. Если они возникают у тебя, значит они были и в то время. И сегодня их тоже испытывают. Что я покажу на основании чувств, испытанных при прочтении того или иного эпизода, то и будет этим эпизодом. Слова ведь не меняются, причем слова это довольно весомые. В наше время смеются над словом «любовь», и я уверен, что в то время над ним тоже кто-то смеялся. Но были – и есть в наше время – люди, для которых очевидно, что любовь, дружба и вера – это очень сильные вещи. Говоря «вера», я имею в виду не что-то однозначно связанное с религией, а веру в широком смысле. Веру, условно говоря, в то, что вот здесь светло, но там – еще светлее, и иначе быть просто не может.

ВЗГЛЯД: Насколько для вас важно, знает ли зритель книгу, читал ли он ее? Вы даете интерпретацию сюжета, предполагаемой публике хорошо известного, или просто рассказываете историю о любви, которая не обязательно должна быть знакома зрителю?   

Р. М.: Читавшие будут копать глубже, сравнивать с книгой. А кто-то, может быть, и не будет – это дело вкуса. Мне кажется, что фильм будет интереснее смотреть не читавшим.

ВЗГЛЯД: Вы, наверное, видели культовый советский фильм «Д'Артаньян и три мушкетера». Имеет ли для вас значение опыт ваших предшественников, работавших с тем же материалом?

Р. М.: В плане работы и конкретных художественных решений – наверное, все-таки нет. Но сам тот факт, что люди попытались это сделать и получилось у них здорово, конечно, имеет значение. По их лицам видно, что им было хорошо. Судить о том, насколько они приблизились к сути, можно только по эмоциям, переданным в фильме. А когда я смотрел фильм, будучи еще совсем маленьким, эмоций хватало, и это главное. Хотелось бы, чтобы в нашей картине эмоции присутствовали от начала и до конца. Ведь те вещи, о которых идет речь, – не поверхностные, они глубоко внутри нас. И вот когда то, что в тебе есть, дает всходы, расцветает, ты превращаешься даже не в цветок, а в целый сад – это если так происходит с тобой одним. А если таких, как ты, много, то вся Земля превращается в огромную вкусно пахнущую клумбу и заражает этим цветением другие планеты.

ВЗГЛЯД: Так или иначе, вас обязательно будут сравнивать с Боярским. Вы к этому готовы?

Р. М.: Сравнивать, конечно, будут. Но мне кажется, что люди все-таки должны разглядеть в нашем фильме что-то совершенно другое. Ведь Боярский и я – два совершенно разных человека. Я не знаю, что чувствовал Боярский и чем он подпитывался. Я нахожусь в другом возрасте, нежели он на момент работы в том фильме, я живу в другое время, и у меня другое мироощущение. Поэтому мне кажется, что зрителю лучше не принимать за основу образ, созданный Боярским, а просто посмотреть, что нового нам удалось привнести в саму эту историю как таковую.