Больше чем фантаст

После смерти Роберта Хайнлайна, Айзека Азимова, Роберта Шекли и Артура Кларка именно Брэдбери, казалось, оставался тем, кто своим присутствием на земле удерживал от окончательной архивации мятежное, мудрое, страшное и радостное XX столетие (по крайней мере в его западном изводе) со всеми его невероятными достижениями и еще более невероятными футурологическими грезами. Вопрос, насколько такая метафизическая задача под силу еще одному фантасту-патриарху – автору «Стальной Крысы» Гарри Гаррисону, по-прежнему пребывающему в добром здравии.

Наиболее фантастическое существо, встречающееся в его произведениях, – это, несомненно, человек

Впрочем, в плеяде своих вышеперечисленных более или менее ровесников и собратьев по перу Брэдбери занимал особое место. Вернее даже так: будучи обитателем того же историко-литературного материка, что и они, Брэдбери к этой плеяде парадоксальным образом не принадлежал. Недаром автор «Вина из одуванчиков» оказался за пределами так называемой большой тройки фантастов, к которой традиционно относят Кларка, Азимова и Хайнлайна. Казалось бы, в этом списке великих давно уже пора было бы появиться четвертой строчке, которую должен был бы занять Брэдбери. Но этого не произошло, и, конечно, отнюдь не потому, что лос-анджелесский философ в чем-либо уступает членам данного пантеона, а, скорее всего, совсем по другой причине: литература Брэдбери на самом деле не является фантастикой, а точнее, категорически не умещается в рамки этого жанра, равно как и любых других.

В самом деле: проза Брэдбери практически лишена той специфической тесной связи с эпохой НТР, которая прослеживается, скажем, у Кларка или Азимова, предсказывавших всевозможные научно-технические достижения и увлекавшихся формулированием метанаучных законов. Но благодаря Брэдбери человечество смогло если не понять, то прочувствовать и принять во внимание вещи гораздо более фундаментальные и важные, нежели все то, на чем зиждется прогресс. Вопреки тому, что первый прорыв к славе писателю обеспечило собрание космических рассказов под названием «Марсианские хроники», Брэдбери в итоге стал космонавтом не столько физического, сколько духовного и психического космоса. Наиболее фантастическое существо, встречающееся в его произведениях, – это, несомненно, человек.

О том, что Брэдбери впору считать не столько фантастом, сколько создателем уникального североамериканского извода магического реализма, а может быть, и просто-напросто писателем-магом, лишний раз напомнил сборник «У нас всегда будет Париж», вышедший в 2009 году. В этом пестром собрании текстов, представляющем собой емкую разножанровую ретроспективу и щедрый кладезь не издававшегося ранее, преобладают притчи, психологические зарисовки и истории, похожие на современные сказки, в то время как чисто фантастические истории занимают не столь уж много места.

Такое соотношение показательно для всей литературы Брэдбери: отдавая дань жанру, в какой-то момент оказавшемуся в авангарде литературы XX века и зафиксировавшему знаменательные прогрессистские чаяния, он, по сути, обживал куда более древние и куда более вечные  литературные территории. Одно из главных произведений Брэдбери, потрясающий роман «Из праха восставшие», где роковая преграда между мертвыми и живыми исчезает с запредельной легкостью, заставляет заподозрить, что истинной творческой вотчиной великого американца был миф, причем, возможно, в самых первозданных его формах.

Другое дело, что статус классика фантастического жанра как такового Брэдбери себе тоже обеспечил, причем обеспечил легко, как бы слегка отвлекшись от более важной работы. Его перу принадлежат и архетипический текст о путешествии во времени – рассказ «И грянул гром», и архетипическая антиутопия – роман «451 градус по Фаренгейту». Но, возможно, наиболее актуальным произведением Брэдбери в нашем дивном новом мире, заполненном девайсами, является страшный рассказ «Чепушинка». Именно с него, может быть, и стоит начать перечитывать последнего писателя XX века.