Мелкость букв – не помеха

Писательская харизма Солженицына, его роль в русской культуре и русской социально-политической мысли второй половины XX века, его эпичная судьба, наконец, просто его принадлежность к немногочисленным русским лауреатам Нобелевской премии по литературе – все это на протяжении последних десятилетий удерживало его в самом почетном ряду новейших отечественных классиков. В привычном взгляде на Солженицына – том, который традиционно был характерен для среднестатистической культурной общественности – отчетливо различалась наивысшая степень почтения. Люди, придерживавшиеся культурных координат раннего постсоветского времени, относились к Солженицыну как к фигуре толстовского масштаба.

Сейчас подобных людей уже почти нет, а те немногие, что остались, живут в своем книжном гетто

Какое место занимает образ Солженицына во всем, что происходит прямо сейчас, сказать крайне трудно. Чтобы понять, какая роль уготована солженицынскому наследию в ближайшем будущем, нужно, вероятно, увидеть хотя бы промежуточные итоги вулканических процессов, сурово перекраивающих общественный ландшафт в течение последних полутора лет. Так или иначе, недавняя активизация принципиальных дискуссий в интернете и повсеместное включение опции комментирования в аналитических СМИ привнесли в разговор о Солженицыне резкие нестройные ноты: оказалось, что определенная часть населения, мягко говоря, не готова видеть в нем моральный или культурный авторитет. И уж если даже Толстой не является в России консенсусной фигурой из-за его сложных отношений с церковью, то Солженицын с его неровной духовно-политической биографией не является такой фигурой и подавно. Тем же, кому Солженицын дорог, трудно договориться между собой: вопрос о том, кто должен считать его более своим – либералы или почвенники – остается открытым.

К этому добавляется такое тривиальное обстоятельство, как выпадение имени Солженицына из числа часто упоминаемых. И дело здесь, конечно, не в недавней смерти Солженицына, которая лишь способствовала его канонизации, а опять-таки в разительных и трудноописуемых всеобщих переменах.

Учитывая все вышесказанное, можно констатировать, что публикация мемориальных и архивных материалов о Солженицыне начинается очень вовремя. Обе принципиальные функции «Солженицынских тетрадей» – закрепить за главным героем статус классика и стимулировать дискуссию вокруг него – выглядят в нынешней неспокойной ситуации едва ли не вызовом определенной части читателей. Что, несомненно, интереснее, чем если бы возврат к солженицынской теме можно было оценить просто как дань памяти.

Первое и главное, о чем может напомнить стартовый выпуск «Солженицынских тетрадей», – уникальность личности Солженицына (фото: rp-net.ru)

Первое и главное, о чем может напомнить стартовый выпуск «Солженицынских тетрадей», – уникальность личности Солженицына, его интеллектуальное и просто стилистическое своеобразие. Впрочем, сама фактура времени, к которому привязаны публикуемые здесь солженицынские раритеты, выразительна ничуть не менее, и в этом смысле издание является пусть небольшим, но актуальным историческим документом. Погружаясь в тексты, представленные здесь, со всей отчетливостью понимаешь, что сейчас подобных людей уже почти нет, а те немногие, что остались, живут в своем книжном гетто и практически не имеют шансов быть оцененными по новым стандартам. Тот Солженицын, которого показывают нам «Солженицынские тетради», интересен не только как большой литературный и общественный деятель, но и как носитель ушедшей (может быть, еще не совсем) культуры – книжной, эпистолярной и просто бытовой.

Вот создатель «Красного колеса», немного освободившись от ежедневной работы над тоннами материала к этой исторической эпопее, впервые за долгое время позволяет себе отдых и добавляет в свой рацион классическую и советскую беллетристику (речь о середине 1980-х, Солженицын живет в Вермонте). Но у него остается привычка читать текст с карандашом, делать пометки и выписки, в результате чего появляется серия записок, которая в итоге получит название «Литературная коллекция». Она понемногу публиковалась в «Новом мире» на протяжении 1990-х и 2000-х, но опубликовано было не все, и вот издатели «Солженицынских тетрадей» предлагают нашему вниманию тексты, появившиеся при погружении писателя в творчество Николая Лескова и Виктора Астафьева. Для того чтобы в красках описывать диалог Солженицына с Астафьевым и Лесковым, формат краткой рецензии явно не подходит; можно лишь сказать, что людей с такой читательской хваткой, как у Солженицына, на весь русский интернет наберется, пожалуй, пять или семь.

А вот Солженицын переписывается с Лидией Чуковской – дочерью Корнея Чуковского, диссиденткой, мемуаристкой, литературной деятельницей широкого профиля, и эта переписка тоже действует как полноценная машина времени.

В других частях выпуска представлена эклектичная, но, несомненно, интересная «сборная солянка» – от работ современных исследователей до извлеченной из архивов рекомендации Ю.М. Лотмана выдвинуть «Один день Ивана Денисовича» на Ленинскую премию.

Что касается дискуссии вокруг Солженицына, то было бы удачно, если бы последующие выпуски «Солженицынских тетрадей» отражали ее более широко. Хотелось бы избавиться от впечатления, что сегодня Солженицын интересен только филологам, людям диссидентской культуры и тем, кто ориентирован на антикварный мир антисоветского «русского зарубежья» – ведь ясно же, что впечатление это ложное.

Впрочем, самое главное, чтобы современный читатель оставался читателем и мог уверенно произнести вслед за Лидией Чуковской: мелкость Ваших букв мне не помеха.