«Тема идиотизма войны – вечная»

ВЗГЛЯД: Чем вас заинтересовала книга Гашека и почему вы решили экранизировать именно ее?

У нас три раза звучит слово «дерьмо», и это, пожалуй, самое грубое выражение

Ринат Газизов: Ответа два. Во-первых, выбирал не я, а продюсер Андрей Новиков, который сам написал сценарий и запускал этот проект. А во-вторых, материал безумно интересный. Тема идиота на войне и тема идиотизма войны – это темы вечные.

ВЗГЛЯД: Ваш проект – во многом просветительский: он призван пробудить интерес не только к книге Гашека, но и к европейской истории. По-вашему, верно ли впечатление, что если Великую Отечественную новое поколение хотя бы в общих чертах представляет, то о Первой мировой многие сейчас не знают совсем ничего?

Р.Г.: Конечно. Время идет, и события столетней давности не интересуют людей в такой степени, как современность. Интересует то, что было вчера, позавчера и что будет завтра. А то, что было сто лет назад – это как будто бы уже совсем другая реальность. Что касается такой задачи, как пробуждение интереса к роману Гашека, то книги сейчас в любом случае читают уже не так активно, как раньше. Но, как бы то ни было, у нашего фильма в этом плане те же задачи, что и у любой экранизации – дополнить книгу, создать видеоряд, показать, как это все могло бы выглядеть.

ВЗГЛЯД: Некоторые придирчивые культурные аналитики опасаются обратного, «антипросветительского» эффекта: мол, по нынешним временам красивой движущейся картинки людям может оказаться достаточно, и после фильма за книгу уже точно никто не возьмется. Что бы вы могли на это ответить?

Р.Г.: Не знаю, возможно, они и правы. Но традиционное чтение сейчас ведь вообще отмирает, независимо ни от каких фильмов. Это реальность. В Америке закрылись самые крупные сети книжных магазинов, все уходят в интернет – с этим ничего не поделаешь. В аудиовизуальной форме информацию получать проще, и усваивается она быстрее.

Ринат Газизов: Тема идиота на войне и тема идиотизма войны – это темы вечные (фото: из личного архива)

ВЗГЛЯД: Судя по результату вашей работы, вы последовательно стремились к тому, чтобы сохранить верность оригиналу. По-вашему, экранизация – служебный, подчиненный жанр, или вы все-таки можете назвать себя в определенном смысле «соавтором» Гашека?

Р.Г.: Некоторые стараются экранизировать книги как можно более точно, один в один. Но бывают произведения чисто литературные, которые экранизировать в принципе нельзя. В данном случае мы попытались сделать фильм как раз из такого материала.

ВЗГЛЯД: Вы считаете, что роман Гашека – не экранизируемый?

Р.Г.: Это литература. Чем дольше ты читаешь, тем веселее тебе становится, ты погружаешься в этот язык, получаешь удовольствие от длинных диалогов и монологов. А в кино совсем другие правила – там все должно быть коротко и ярко, там мы не можем писать длинные пассажи, и многое приходится укладывать в две-три фразы. Такие задачи, такая скорость – иначе будет скучно, и люди не будут смотреть.

ВЗГЛЯД: То есть ваш проект – все же чисто развлекательный? Или вы, тем не менее, побуждаете зрителя к каким-то серьезным размышлениям?

Р.Г.: Кино задумывалось как антивоенное. Поэтому там много диалогов, затрагивающих военные проблемы – где-то речь о судьбе простого человека на войне, где-то – о судьбе офицера. Разговоры о том, нужно ли все это вообще, о том, кто погибает, ради чего и за что. Но у нас все-таки анимация, и одной только разговорной линией обойтись было нельзя. Поэтому у нас много юмора, гротеска, много разных баек и анекдотов, за действием которых зритель наблюдает непосредственно, то есть мы как-то ритмически все это переживали. Есть и лирические места – о родине, о родственниках, о друзьях. В общем, мы стремились к тому, чтобы нашлось место по возможности для всего.

ВЗГЛЯД: Роман Гашека – сатирический, и по этой причине некоторые считают его вечно актуальным, а в отношении вашей работы высказывают ту претензию, что в ней нет острых привязок к современности – ни прозрачных намеков на российскую армию, ни аллюзий на наших коррумпированных чиновников. Что делать с этой непреходящей тоской продвинутого зрителя по злободневности?

#{interviewcult}Р.Г.: Это сложный вопрос. Вы сами понимаете, что четких правил тут нет. Можно просто взять литературное произведение и дать его актерам, чтобы они его прочитали, сделав в итоге что-то вроде радиопередачи. А можно, наоборот, снять фильм по мотивам. То есть взять, например, сказку «Золушка» и оставить от оригинала только «кость», самый базовый минимум, а сценарий написать про нынешнюю жизнь. Чтобы получилось современное кино про современную семью, про современные проблемы. Но при этом в основе все равно будет «Золушка», т.е. история про падчерицу, туфельку и т.д. Так тоже можно. В нашем фильме, на мой взгляд, процентов 80 – это все-таки Гашек и его книга.

ВЗГЛЯД: Это-то понятно, но ваш фильм показался прогрессивным критикам слишком целомудренным, а между тем, по их мнению, эти 80 процентов можно было бы подать так, чтобы зал бурно аплодировал, узнавая в гашековских офицерах и чиновниках кое-кого другого.

Р.Г.: Тогда надо было бы снимать совсем другое кино. Все дело в замысле и в требованиях вкуса. Мы, действительно, убрали очень много бранных слов. Ведь всегда существуют определенные рамки и четкие установки в отношении того, что и как мы хотим сделать. Конечно, можно было наполнить фильм отсылками к современности, можно было и в саундтрек напихать каких-нибудь пародий. Но мне все это показалось ненужным. Современности у нас сейчас и так много – и по телевизору, и где угодно еще. Включите любой канал – и будет вам сегодняшний день.

ВЗГЛЯД: И все же, согласуется ли ваша работа с той расхожей мыслью, что все написанное классиками сатиры – в какой-то степени про нас?

Р.Г.: Безусловно. Мы – европейская страна, и все, что делается у нас, очень похоже на то, о чем писал Гашек. И потом, это ведь вообще сатира на построение любого общества. Правила игры в политике не поменялись. Убили эрцгерцога – и началась война. Кто-то взорвал здание – и в ответ на это ввели войска. В мире до сих пор все так и происходит, ничего не меняется. И я думаю, что нормальный, грамотный зритель подобные параллели увидит. Для этого не нужно специально тыкать его носом и говорить – смотри, здесь все как у нас. И современные сленговые фразы вставлять тоже вовсе не обязательно, я думаю.

ВЗГЛЯД: Смягчение бранного языка продиктовано вашим личным вкусом или же дело в том, что фильм рассчитан и на взрослых, и на детей?

Р.Г.: Безусловно, состав аудитории играет роль. У нас три раза звучит слово «дерьмо», и это, пожалуй, самое грубое выражение, а больше ничего такого нет – все остальное было убрано.

ВЗГЛЯД: Как бы вы определили нижнюю возрастную границу для зрителей вашей картины?

Р.Г.: Вообще-то, эту границу определяю не я. По-моему, фильм будет идти в категории «16+» – так мне сказали. Для меня это немного странно. Вчера на просмотре были дети, которые очень живо реагировали, что меня, конечно, порадовало.

ВЗГЛЯД: Как вы вообще относитесь к ограничениям, и сталкивались ли  вы с ними вплотную в вашей собственной работе?

Р.Г.: Можно сказать, что сталкивался. Я уже почти десять лет работаю в Лос-Анджелесе, и там мы сделали, в частности, несколько стори-бордов, то есть подробных раскадровок для The Walt Disney Company. И один раз мы, к своему ужасу, увидели, что в сцене, где по сюжету происходило наводнение, герои у нас выливают ведрами воду из окна. А по диснеевским правилам персонажам нельзя выглядывать в окно, потому что это может спровоцировать зрителя на самоубийство.

ВЗГЛЯД: И давно там такие правила?

Р.Г.: Конечно, давно. Все это как-то существует и работает. Другое дело, что у нас страна крайностей, и мы уж если возьмемся ограничивать, то мало не покажется. Во всем должна быть какая-то разумная мера, я считаю.

ВЗГЛЯД: С точки зрения стилистики и рисунка фильм отличается от самых характерных произведений новой российской анимации, обнаруживая некоторую близость к более ранним образцам. Насколько для вас важны традиции советской мультипликации?

Р.Г.: Традиции советской мультипликации, безусловно, важны. Мы всегда опираемся на классику, на шедевры, мы на этом выросли. Думаю, что в результате кино получилось прежде всего русским, и не только ввиду того формального обстоятельства, что персонажи говорят по-русски.

ВЗГЛЯД: Согласны ли вы с той часто высказываемой мыслью, что по художественному уровню и качеству современная российская анимация уступает работам советских мультипликаторов и что сейчас в нашей анимационной отрасли не хватает как школы, так и производственных мощностей?

Р.Г.: К сожалению, не сохранять ремесло – это в нашей российской традиции. Мы каждый раз изобретаем колесо, идем по кругу. Те успехи, которые у нас были в 1950-е – 60-е годы, появились на волне «постдиснеевской» анимации. Тогда все болели американскими мультфильмами и старались сделать не хуже. Так что советские работы того времени я бы не назвал специфически российскими, основа там была заимствована. Аналогичным образом дело обстояло и в 1910-х, и в 1920-х. Что же касается того соображения, что советское время было временем шедевров, то нужно иметь в виду, что по прошествии лет истинных шедевров остается немного. Сейчас, вспоминая тот период, вы сможете назвать, ну, скажем, 10 художественных фильмов и 10 анимационных, но ведь выпускали-то их каждый год сотни. То есть произошел некий отбор. То же самое происходит и сейчас: через 10–20 лет вы сможете назвать несколько работ, которые останутся в истории и будут называться классикой. Ничего удивительного тут нет – это естественные процессы.