Отпуск как театр

Телеманы – относительно благополучная норвежская семья – отправляются в отпуск в Баварию, где их ждет летний домик, сдаваемый местной четой Бадер. Отдых проходит совсем не так, как планировалось, хотя никаких особых приключений в общем-то не приносит. Ну, почти никаких. Но их, собственно, и не нужно, потому что тот паноптикум, каким выглядит обыденная жизнь в изображении Лу (и каким она является в действительности) – нечто посильнее любого триллера.

Тихие дни в Перемешках» на 80 процентов состоят из сплошных диалогов, и это окончательно преображает роман в пьесу

Брур Телеман, глава семейства – завлит норвежского Национального театра, сорокалетний ехидный резонер с замашками интеллектуала и неудовлетворенными амбициями. Он мечтает написать великую пьесу и показать всем, что такое настоящий театр. Но у него ничего не выходит; сказать, что театральная муза его игнорирует, было бы не совсем верно – скорее она изощренно над ним издевается. Псевдотворческие медитации помешанного на театре Телемана – комический стержень всего происходящего.

Можно сколько угодно подозревать Эрленда Лу в том, что он списывает своих персонажей с самого себя и что Телеман – еще один подобный случай (ведь Лу, между прочим, тоже не чужд контактов с театром). Но несомненно одно: в отличие от незадачливого завлита, норвежский прозаик номер один действительно посвящен в тайны хорошей драматургии. Он прекрасно умеет создавать тот самый настоящий театр, о котором грезит его герой. Для написания успешной пьесы бедняге Телеману достаточно было бы просто зафиксировать пару дней из своей жизни.

Бадеры, хозяева летнего домика, не знают английского и пользуются при электронной переписке машинным переводчиком, отчего название баварской деревни Гармиш-Партенкирхен превращается в mixing part churches, или, согласно интерпретации шутника Телемана, в Малые Перемешки Церквей, сокращенно просто Перемешки. Жена Телемана Нина, изменив мужу с Бадером, сочиняет версию о том, что Бадер приходил в летний домик проверить обогревательный котел, хотя на дворе лето. Сын Телеманов Бертольд задумывается о слове, которое было придумано непосредственно перед словом «противный».

Чтобы написать пьесу, главному герою достаточно просто зафиксировать пару дней из своей жизни (фото: обложка книги)

Но безусловная звезда представления – сам Брур Телеман. Он запирается в ванной специально для того, чтобы подумать о театре, отмеряя при этом время с помощью электрической зубной щетки, принадлежащей жене, и сводит к теме театра едва ли каждый разговор. Но вместо того, чтобы писать пьесу, он предается сексуальным фантазиям, вдохновляясь образом кулинарной теледивы Найджелы Лоусон. Недолюбливая немцев, он все время отпускает неполиткорректные шутки и норовит забраковать стихи Гете на том основании, что они не отвратили людей от нацизма. Но, впав в эротическое безумие и добравшись до Лондона, он обращается к британской полиции с призывом арестовать еврея (то есть Чарльза Саатчи, мужа Найджелы Лоусон).

Все это гомерически смешно и, по большому счету, удивительно точно. Это легковесное на первый взгляд чтиво – об очень серьезных и, в общем-то, не слишком радостных вещах. О том, насколько нелепое зрелище представляет собой среднестатистический обитатель просвещенного мира, гордящийся своей способностью свободно мыслить и тем не менее находящийся в плену самых диких стереотипов. О том, что при всей интеграции жители разных европейских стран по-прежнему чужие друг другу. И, наконец, о том, насколько сильна зависимость человека от собственного биологического устройства. Но какова бы ни была проблематика, Лу смотрит на людей, во-первых, с любовью, во-вторых, без уэльбековского пессимизма, и это главное.

«Тихие дни в Перемешках» на 80 процентов состоят из сплошных диалогов, и это окончательно преображает роман в ту самую неотразимую пьесу, которую мечтает написать посетитель ванной. Но не только это: независимо от того, предоставляется ли слово героям или лаконичному рассказчику-комментатору, надо всем неизменно царит дух гуманистической трагикомедии, как бы пафосно это ни звучало. Трагикомедия, правда, местами смахивает на грубый фарс, но куда же сегодня без него?

В отличие от множества небесталанных сатириков и небезынтересных экзистенциалистов, Эрленд Лу – писатель Божьей милостью. Перевод романного действия в режим диалога – прием простой и, в общем-то, не новый, однако под пером Лу каждая написанная таким образом главка сразу превращается в минималистический шедевр. Но и авторский голос, изредка все же звучащий в «Тихих днях», выделяется среди тысячи других благодаря незлобиво-скептической интонации, которая, похоже, просто необходима для того, чтобы продолжать писать жизнеутверждающие книги после конца истории.