Мыльная мистика

Наиболее характерные примеры использования мистических мотивов в сериалах связаны прежде всего с пространством, удаленным от крупных городов. Герой обычно приезжает в село («Колдовская любовь», «Полнолуние») или его заносит в земли, где живут недостаточно окультуренные народности («Спасите наши души»).

В сериалах воплощается ужас жителя мегаполиса перед деревней с ее особым укладом и веками наработанными ритуалами

Эти пространства либо отмечены особым сакральным полем, где нарушаются законы обычного мира, либо местные жители имеют паранормальные способности (колдуны и шаманы), которые влияют на события в обыденной реальности.

В подобных сериалах воплощается подсознательный ужас жителя мегаполиса перед деревней с ее особым укладом и веками наработанными ритуалами. Горожанин не может понять ее универсум, ее особую систему координат. «В деревне Бог живет не по углам», как писал Бродский.

Герой сериалов, вырванный из привычной городской размеренной жизни, традиционно ожидает «подвоха», в том числе какой-то «духовной подножки», каковой становится сфера магии и общение с нечистой силой.

Этот «подвох» столь же опасен, сколь и притягателен, – как экскурсия «дикарем» в горячие точки, адреналин гарантирован. Особый кайф заключается в том, что мистика эта сугубо функциональна.

Ритуалы с целью воздействия на природу мало интересуют героев, в отличие от приворотов-отворотов, колдовских зелий и магического воздействия на окружающих.

Востребован и вариант честертоновского развития событий, когда нечто абсолютно невозможное предстает вполне объяснимым. Вся сельская чертовщина с оборотнями, воскресшими мертвецами и ритуальными артефактами, оказывается, имеет сугубо рациональную разгадку.

Герой как бы стряхивает с себя гипноз, включает логику и преодолевает навязанный ему мистический дискурс.

Городские легенды

В городских легендах привычный ритм существования обычно нарушается получением случайной информации или каких-либо предметов, которые «перелицовывают» реальность.

Это могут быть записки по эзотерической хиромантии, найденные в дневнике покойного отца («Хиромант»), или древний орден, обладающий магическими свойствами («Тайна «Святого Патрика»).

На эту тему
• Андрей Архангельский: Не хочу рассказывать истории
• Екатерина Сальникова: Жестокость без границ
• Шире круг
• «Времена» Познера прошли
• Россию ждет цифровая революция

Герой, соответственно, употребляет полученное знание либо во благо окружающим, либо во вред. Перед нами новейший вариант допотопных сказок о чудесных предметах, которые безжалостно расправляются с жадными владельцами или помогают позитивным персонажам устроить свою жизнь.

Персонаж, наделенный сверхъестественными способностями, неизбежно приобретает трагический колорит. Он становится романтическим героем вне зависимости от оценки его поступков.

Вершитель судеб обычно либо погибает под гнетом собственной власти, либо, разрулив какую-то ситуацию, ведет себя в дальнейшем смиренно и добродетельно.

Отметим наличие мистических мотивов и в сугубо детективных сериалах. На телах убитых начертаны какие-то знаки, в руках зажаты ритуальные амулеты, перед смертью с ними случались странные и загадочные происшествия.

Запудрить голову можно зрителю, но не нашим доблестным сыщикам, которые имеют стойкий иммунитет против сверхъестественного и к концу серии разоблачают шарлатанов или хитрых убийц, которые пытались запутать следы.

Слово vs изображение

Любопытно, что в параллельном культурном пространстве – вотчине массовой литературы – подобный жанр отсутствует напрочь, несмотря на регулярные попытки внедрить его в читательский обиход.

Существует стереотипное мнение, что ужастики хорошо идут на рынке стран благополучных, а государственные образования с неустоявшейся «исторической психикой» вполне самодостаточны в плане производства реальных кошмаров, для того чтобы прельщать граждан их культурным бытованием.

Вакансия «русского Стивена Кинга» до сих пор пустует. Маленький шажок в этом направлении – брошюрки детских ужастиков, более-менее складные и окультуренные страшилки, которые традиционно рассказывали на ночь в пионерлагерях. Это, конечно, не прорыв, но явление обнадеживающее.

Имеет место и обходной маневр. Усиление одного из элементов фантастического жанра приводит – почти! – к искомой разновидности взыскуемого трэша. Но, опять же, пальма первенства остается за визуальным вариантом, нежели печатным. Я имею в виду, конечно же, потрясающий успех «Ночного дозора».

Действительно, непонятно, почему мы вполне лояльно относимся к мистическим триллерам на телеэкране, хоть нашим, хоть зарубежным, но отвергаем этот жанр в его печатном изводе. Мистика какая-то…

Просмотр кинофильма, сериала в частности, конечно, менее интеллектуально трудозатратен, нежели чтение книги. Но это отнюдь не главный аргумент. Скорее всего, язык кино – универсален, это своего рода жанровое эсперанто, и национальный акцент здесь минимален и вполне допустим.

Литература же, в особенности массовая, неизбежно предполагает существование особого языкового жанрового поля. И вот тут обнаруживается вопиющее несоответствие – стилистика мистического ужастика или триллера противится нашим шероховатостям, именам-отчествам, деталям обихода и паттернам мировосприятия, сбиваясь с первых же страниц на пародию.

Это, безусловно, поправимо. Вопрос времени, не больше. Дело за малым – приручить этот жанр, посадить на поводок языка, растворить его в буквах и словах. Я верю, мы пробьем головой эту стену!