Зимние небылицы

Вот он – хит-парад прозы январских журнальных номеров «Знамени», «Октября» да «Нового мира». Не любо – не читайте, а рецензировать не мешайте.

Яркие истории (от 12 до 5 баллов)

12. Демьян Кудрявцев. Близнецы. Роман // Октябрь. № 1.

На самом деле Шаровых (более или менее талантливых) – очень много. Куда больше, чем прозаиков-реалистов

Деликатес от Демьяна Кудрявцева круто замешан, лихо завернут и густо наперчен. На его приготовление пошли ингредиенты отовсюду (хотя преобладает незабываемая жизнелюбиво-приморская – не то одесская, не то левантийская – кухня).

Мелькают турецкие башибузуки, бессарабские цыгане, колумбийские наркобароны, хорватские боевики, приднестровские полевые командиры, агенты спецслужб всех стран. Пресловутые близнецы (их родословная – отдельная песня, как говорят в Одессе) живут опасно и умирают в один день (11 сентября 2001 года) под руинами Всемирного торгового центра.

Вглядевшись, можно обнаружить, что весь объемистый массив текста Кудрявцева написан стихами. Точнее, почти стихами. Ритмическая основа а-ля «Февраль» Багрицкого то раскатывается до прозы (когда стилизуются официальные документы), то сворачивается в стихи. Казалось бы, 90-е годы навеки похоронили Багрицкого, перевели его в разряд музейных реликвий. Но как жива эта едкая, йодистая, солоно-седая портово-бордельная эстетика Романтики и Авантюры.

11. Клара Титова. От судьбы не уйдешь. Из автобиографической прозы // Новый мир. № 1. А это отнюдь не небылица, а самая что ни на есть быль. Известный ученый-химик Клара Титова пишет о детстве и юности.

Читаются ее воспоминания как единый черный мартиролог, как непрекращающийся список страданий и горестей. Голодомор, арест отца (учителя), выселение из дома, скитания, нищенство, война, бомбежки, оккупация, эвакуация, вторая оккупация, болезни. И – вечным мотивом – голод, голод, голод.

10. Георгий Давыдов. Письма братьев Пате. Рассказы // Новый мир. № 1.

Медленные, ностальгические, подчеркнуто старомодно-церемонные новеллы о стариках «из бывших», доживающих свои дни в чужом настоящем (или недавно прошедшем). Породистые псы. Профессионализм. Патефон. Осанка. Экскурсы в дворянское былое. Старая гвардия вымирает, но не сдается.

9. Екатерина Донец. Страна Бомжария. Маленькая повесть // Новый мир. № 1.

Тоже быль. Точнее, как бы быль. Очерки из жизни бомжей, переходящие в сентиментальную беллетристику.

8. Владимир Шаров. Будьте как дети. Роман // Знамя. № 1. Окончание следует.

Прозу Шарова или безоглядно почитают, или столь же безоглядно отторгают. Как восторженная любовь, так и нелюбовь к этой прозе равно мотивированы внелитературными факторами. Творчество Шарова пребывает на грани между «собственно литературой» и эзотерикой.

Читательское отношение к текстам Шарова всецело зависит от отношения к оккультно-гностическим мифологемам, разрабатываемым в данных текстах.

Новый роман Шарова разворачивается на базе очередной мифологемы. Тайная монахиня, крещение северного реликтового народца, новые факты из биографии В.И. Ленина. Большевизм как религиозное (криптохристианское) движение. Крестовый поход детей-сирот и комиссаров из самоедов.

Всеобщий интерес к произведению Шарова – знаменательный факт. На самом деле Шаровых (более или менее талантливых) очень много. Куда больше, чем прозаиков-реалистов. И прозаиков-постмодернистов (кстати, Шаров ни разу не постмодернист, он – гуру, вроде Кастанеды или Пелевина).

7. Александр Иличевский. Медленный мальчик. Рассказ // Знамя. № 1. Два рассказа // Октябрь. № 1.

На эту тему
• Геополитика
• Путешествие из Москвы в Петербург
• Двадцать новогодних воспоминаний
• Смотр чудотворцев
• Страсти уходящего лета

У повсеместно публикуемого прошлогоднего букериата Иличевского – горе от мастерства: везде сюжет борется с фактурой – и вдрызг проигрывает.

То Иличевский захочет рассказать лихую мелодраму о роковой Кармен из Молдавии и влюбленном в нее итальянском юном следователе – но безнадежно отвлечется на подробности молдавской флоры и фауны. То, повествуя о том, как заблудился в лесу, вдруг закатит полустраничное отступление о роли ландшафта. Иличевский – царь Мидас от метафорики: к чему ни прикоснется – все превратит в золото виртуозных образов (себе в убыток).

6. Владимир Лорченков. Бочка лимонада. Два рассказа // Знамя. № 1.

Владимир Лорченков – молодой молдавский прозаик (что-то в январской толстожурнальной прозе многовато Молдавии). Его изящные и непритязательные миниатюры легко читаются и столь же легко забываются. Как летом вкусный лимонад.

5. Алексей К. Смирнов. Мор. Повесть // Новый мир. № 1.

Особенно обидный случай. У Алексея К. Смирнова хороший слог; начинается его повесть перспективной находкой: сын сталинского генерала Свирид Водыханов обнаруживает в себе способность открывать параллельные (виртуальные) миры и уходить в них.

Ожидаешь вкусных фантастических коллизий на уровне поздних Стругацких (как минимум). К середине повествования сюжет выруливает в банальную аллегорическую колею (уникум становится благополучным совписом и маньяком-убийцей по совместительству), а завершается все совсем уж избитым анекдотом «про заек» (Свирид теряет свои феноменальные умения, поступает в услужение к новому русскому; и тот, аки Анна Иоанновна, венчает интеллигентика с овчаркой). Вот до чего, мол, докатилось литературное ремесло, бандюки писак вовсю опускают…

Как мне осточертел этот цеховой эгоцентризм, как меня достали эти гильдейские саможалетельные комплексы! Как будто помимо писателей людей на белом свете нет! Кстати, новые русские если чем и опасны (в том числе интеллигентам), то именно тем, что сами претендуют на «высокую духовность». У писателей выучились.

Бледные истории (от 4 до 2 баллов)

4. Анатолий Найман. Город Ленинград. Из цикла рассказов // Октябрь. № 1.

Самолюбование может быть здоровым и простодушным – как у Карлсона, который живет на крыше. Самолюбование Анатолия Наймана – не простодушное, а душное. Радости оно не приносит.

3. Тимур Кибиров. Две поэмы // Знамя. № 1.

В памятные советские времена у зверей-редакторов было правило: будь автор мэтр, будь депутат, будь пятижды лауреат Ленинской премии, будь хоть сам Леонид Ильич Брежнев, но если он принес в журнал недоработанную, неоконченную вещь, публиковать ее нельзя.

К сожалению, нынешние гуманные редакторы не следуют этому замечательному правилу – и оказывают дурную услугу мэтрам. То Андрей Битов, подобно Плюшкину, сберегает все свои черновые почеркушки и несет их в журналы (нигде не получая отказа). То теперь вот Тимур Кибиров пошел по сомнительному битовскому пути. Взял недописанную поэму-стилизацию, сопроводил ее не имеющей отношения к делу сноской, сдобрил обрывочными воспоминаниями – и вперед.

2. Евгений Попов. Оскал. Рассказ о возвышенном // Октябрь. № 1.

Опять мэтр, опять обрывки (вместо текста), опять сетования на «оскал капитализма». Писатели-шестидесятники Гдов и Хабаров (как бы) встречаются в фешенебельном ресторане и (как бы) устраивают лукулловы пиры, попутно вспоминая о некогда ушедшем под лед автобусе (был такой реальный случай в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е.). В трактовке Гдова (или Хабарова) это был не автобус, а сексобус…

Без комментариев.

Ошиблись дверью (1 балл)

1. Алексей Демченко. Ваше время и стекло. Несколько случайных историй // Знамя. № 1.

Уважаемый Александр Кабаков в кратком предисловии к текстам Алексея Демченко пытается уверить нас, что это – проза.

Он неправ. Это не проза. Это не литература вообще.

Место этим потокам сознания – не в художественном отделе литжурнала. А где-то еще. Например, на кушетке психоаналитика. Или в плацкарте (под пивко). В крайнем случае – ближе к концу журнала (там, где очерки).

Если Алексей Демченко сам записал за собой все это (без помощников, стенографистов и диктофона) – он молодец, я его уважаю. В любом случае его опыты дают пищу уму.

Но мало ли что дает пищу уму?