Петер Аальбек Йенсен: «Триер снимает кино за счет женщин»

Датское кино переживает настоящий бум. А экстравагантное поведение обитателей студии часто интересует журналистов не меньше фильмов. Чтобы узнать, что на самом деле происходит на территории этого «культурного раздражителя мира», корреспондент газеты ВЗГЛЯД Михаил Довженко отправился в Данию и встретился с «самым главным боссом» студии – директором Петером Аальбеком Йенсеном.

Ларс вообще никак не влияет на работу студии. Я управляю компанией, а он делает свои фильмы. Мы вместе владеем контрольным пакетом акций

Петер Аальбек Йенсен, весьма известный персонаж в стране, не единожды радовал датчан своими перформансами. Например, когда киностудии потребовался бассейн для подводных съемок, а денег на него не было, Йенсен заработал их, согласившись сняться в одной из желтых газет в совершенно обнаженном виде. Вряд ли в России дождутся когда-нибудь такого, скажем, от Карена Шахназарова.

С представителями иностранных СМИ Петер тоже общается своеобразно. Когда на интервью с ним приехал корреспондент одного из ведущих немецких изданий (киножурнал планировал материал о студии на тринадцатой полосе), Петер предложил журналисту искупаться в бассейне – тоже в чем мать родила. В итоге статья о чудачествах датчан появилась на первой странице. После посещения студии понимаешь, что и во время «карикатурного скандала» зря на датчан было столько нападок. Какая политика? В Дании так живут. Не напрягаясь.

На киностудии везде ощущается присутствие Ларса, даже если его самого там нет. Это Триер придумал поставить под рукой маленькие холодные домики для сценаристов, в которых есть лишь кровать, письменный стол и компьютер. Пусть, мол, сидят и работают, пока не создадут шедевр. Помещения, где проходят завершающие стадии работы над фильмом, по инициативе Ларса выкрашены в бледно-зеленый цвет – точно такой же, как в американских тюрьмах, где содержат осужденных на смерть. По мнению Ларса, фильм также умирает, когда выходит за пределы киностудии. И это лишь некоторые примеры творческих чудачеств Ларса, которые просто боготворятся на студии.

Благо что и у остальных сотрудников компании с чудачествами все в порядке. На ее территории есть несколько скульптур гномиков, каждый из которых назван именем кого-нибудь из руководителей. Есть там гномики по имени Ларс и Петер. Все бы ничего, но нужны эти скульптурки только для того, чтобы на них… помочиться. Когда на студию приезжала одна знаменитая французская актриса, ей сказали, что одного из гномиков зовут Ларс. Она тут же принялась его обнимать и целовать. О нюансах функционального назначения этого садика скульптур сотрудники киностудии в присутствии звезды предпочли умолчать.

А по пятницам «большой босс» Йенсен собирает сотрудников для того, чтобы… попеть с ними. Кто не любит музыку или игру Петера на барабанах (когда-то он был ударником в рок-группе) – пусть пеняет на себя. Будет у директора повод припомнить гномиков. В общем, именно с этим человеком мы решили серьезно пообщаться про «большое кино». Ну, раз уж приехали.

– Весело у вас тут. Не скучно, наверное, в этих условиях кино делать. Это из-за такого отношения к работе в Дании в последнее время кинобум?
– Ну, во-первых, с начала 1970-х годов в Дании образовалась очень экзотическая система поддержки кинематографа. Она состоит всего из двух людей и большого количества денег. Эти люди лично выбирают фильмы, которым будет предоставлено финансирование. То есть не большая компания сидит и решает, какой же фильм поддержать, а все в руках пары человек, у которых все деньги.

Этот пост можно занимать 3–4 года, потом тебя сменяют. Поэтому получается, что на это место постоянно приходят новые люди. Конечно, из-за этого много отвратительных фильмов было снято, ведь эти люди могли иметь очень странные суждения и вкусы. Но при этом очень неординарные таланты, как, например, Ларс фон Триер, смогли развиться.

Ведь никакая комиссия, состоящая из нескольких людей, никогда бы не выделила ему денег на фильмы. Он для этого был слишком сумасшедший, слишком странный, слишком неприятный. И его в начале карьеры спасало только то, что все было в руках одного человека, который мог самостоятельно принять решение о поддержке фильмов Ларса. Уже потом этих чиновников стало двое. Если ты с одним не договорился, то можно пойти к другому.

И это очень хорошо работающая система, когда решение о государственной финансовой поддержке фильма принимает один человек. Эта система до сих пор успешно функционирует в Дании.

Есть там гномики по имени Ларс и Петер. Все бы ничего, но нужны эти скульптурки только для того, чтобы на них помочиться

– И это все?
– Еще была организована очень сильная и амбициозная школа кинематографии. Учиться в ней – чистая пытка. Я в ней тоже учился. Это было очень и очень тяжело, потому что нас очень хорошо учили и внушали, что каждый из нас – гений. И даже если ты понимал, что ты не гений, школа все равно заставляла и подталкивала тебя стараться им быть. Обычно в Дании школы не напрягают учеников. Если ты устал, то можешь спокойно уйти и закончить все немного позже. А наша школа очень выделялась. Она действительно была очень амбициозной, и никаких послаблений в ней не было.

– Триер обращает на себя внимание уже давно. Но бум датского кино в целом случился недавно.
– Можно сказать, нам повезло, что с разницей в два года приз академии за лучший фильм на иностранном языке получили сразу два датских фильма – «Праздник Бабетты» в 1987 году и «Пеле-победитель» в 1989-м. Поэтому целых два года на нас было обращено всеобщее внимание. Я не хочу сказать, что это было международное внимание, потому что фильмов в мире очень много, но по крайней мере в Дании мы поняли, что у нас есть люди, которые один за другим могут получать самую амбициозную награду в мире.

Как раз незадолго до этого Ларс был в Каннах с фильмом «Элемент преступления». Это действительно очень странный фильм для 1984 года, и он получил только Technical Grand Prize. Но впервые за много лет датский фильм получил хоть что-то в Каннах. И это были первые знаки того, что мы можем вырваться за пределы страны. Однако все равно у нас были очень плохие показатели на мировом рынке. Тогда никто не хотел смотреть датское кино. Была одна большая депрессия. Но маленькая надежда появилась.

– И как все изменилось?
– В это же время первые студенты закончили кинематографическую школу по специальности «продюсер». До этого можно было учиться только на режиссера, оператора или сценариста. Это была первая команда продюсеров, которых учили вместе с режиссерами. Я как раз из нее.

До того продюсеры и режиссеры боролись друг против друга за деньги. Но если вы учитесь вместе, это значит, что вас тошнит на одних и тех же студенческих вечеринках. И ты не можешь смотреть на режиссеров как на врагов, и они не могут на тебя смотреть как на врага. Поэтому мы объединили усилия.

Я до сих пор работаю с теми же режиссерами, с кем я начинал в школе. Например, с Сусанной Бир (ее фильм «Открытые сердца» был продан в Россию). Довольно быстро после этого вместо больших студий мы стали организовывать много маленьких компаний.

И в начале 1990-х мы решили отсечь все лишнее и просто производить фильмы. И зарабатывать деньги. Без жалоб и высокомерия. Никаких больше глупостей и дерьма, никаких артистов, которые всем недовольны. Таким способом мы смогли вдвое увеличить количество фильмов, которые мы делали на ту же сумму денег.

И потом, мы перестали жаловаться и сидеть в углу, будучи этакими гениальными художниками, которые всем недовольны. Потому что кому, черт возьми, интересны эти негативные кислые художники? Мы стали рассказывать датской прессе, что мы – великолепны.

Конечно, великолепными мы не были, мы снимали совершенно ужасные фильмы, но это был новый путь, и мы сами верили в то, что говорили. Мы так говорили, что смогли себя убедить в том, что мы очень даже. И для прессы, которая последние 35–40 лет писала о том, что датское кино абсолютное говно, это была новая история. Если ты так много врешь, особенно самому себе, о том, что ты чего-то стоишь, то в итоге становишься лучше.

Пресса стала нам верить и стала писать о том, что идет новая волна в датском киноискусстве. А потом мы выпустили фильмы «Догма», которые были сняты так, что снять еще дешевле было просто невозможно, – домашними переносными камерами и все в таком духе.

– А сколько стоило снять фильм «Идиоты»?
– В то время это была примерно треть стоимости фильма «Рассекая волны». Но в среднем фильм «Догмы» стоит около 1 млн евро. И это хороший уровень. Все получают зарплату, фильм мы снимаем быстро и без лишних глупостей. На самом деле, на первых трех из четырех фильмов «Догмы» мы сделали деньги. И это – фантастика.

Самый главный босс – Петер Аальбек Йенсен

– А на каких из них?
– «Торжество», «Идиоты» и «Последняя песнь Мифуны». Был еще один – «Король жив». После этих фильмов все сказали: «Стоп, теперь делайте что-то еще». Но мы сказали: «Хорошо, разве кто-то перестал производить Coca-Cola из-за успеха? Почему мы должны перестать выпускать фильмы «Догма» из-за того, что они успешны?»

И мы сделали еще четыре фильма. На одном из них – «Итальянский для начинающих» Лоне Шерфиг – мы сделали так много денег, как ни на одном датском фильме до этого. Если у нас около 50 или 100 тыс. показов в 50 странах, то это уже очень много народу. Поскольку это эстетское кино, то нам довольно легко получить нашу аудиторию без дополнительной рекламы. Наши зрители читают газеты и журналы, нам не надо привлекать толпу тинейджеров большими постерами и всякой такой ерундой.

Интеллектуалы хороши тем, что они постоянны. Раз приняв решение, что им что-то интересно, они продолжают этим интересоваться еще лет десять. Ведь все интеллектуалы очень упрямые, они не хотят признать, что они могли быть неправы, так что они продолжают говорить, что это хорошие фильмы, даже если они очень скучные.

Ну и как только в Дании появилось человек пять режиссеров, известных в мире, то и молодежь начала подтягиваться. Это как теннис в России. Ты делаешь одну или две звезды, а потом у тебя много тинейджеров, которые практикуются по три часа каждый день, и они хотят быть стильными и заметными. Все, кому интересно искусство в Дании, сегодня хотят быть режиссерами сейчас в Дании.

– Это как снежный ком?
– Да-да. И мы продолжаем в том же духе. На студии у нас есть школа для детей. Любой может сделать свой мини-фильм. Это так весело. Когда у меня есть время, я всегда иду смотреть на то, что делают дети, – это супер! Они приезжают из провинции и живут тут неделю. А есть еще более серьезный курс на 3–4 года. Когда тебя всему учат профессионалы. Профессиональные звукорежиссеры, ну и все остальные стараются сделать школу как можно лучше. Можно начать учиться с 13 лет. И учиться, например, до 18. Нам осталось подождать 3–4 года и посмотреть, что у них получится. Я уверен, что все будет просто фантастически.

– Расскажете, как сами зарабатывали деньги на бассейн для фильма «Чоп-Чоп»?
– Одна газета попросила меня принять участие в их рекламной кампании. Я сказал, что сделаю это, только если буду голым. Рекламировать газету голым – это было что-то шокирующее. Но я сделал это, и мы получили много денег, на которые мы построили бассейн для фильма «Чоп-Чоп».

Или, например, приезжает к нам корреспондент из немецкого киножурнала, а мы приглашаем его голым купаться с нами в бассейне и делаем фотографии. Так мы получаем статью на первой полосе вместо тринадцатой. Ну вы знаете, как это работает. И вы знаете, что происходит с пенисом в холодной воде в зимнее время. Ничего фантастического не увидишь. Но все равно это весело – мужчина средних лет с маленьким пенисом делает интеллектуальное кино. Это так странно.

– Про Ларса и про вашу киностудию все время рассказывают странные истории о том, что вы тут делаете. Но многие говорят, что вы не сумасшедшие, просто у вас пиар хороший.
– Ну, я бы так не сказал. У нас нет стратегии. Но некоторые действительно думают, что мы тут сидим и старательно придумываем, что бы такого сделать сумасшедшего. А мы просто позволяем себе делать чуть-чуть больше дозволенного. Но вы же понимаете, что если мы хотим продать фильм на японский рынок, то приглашать японского президента компании прыгнуть с тобой голым в бассейн – довольно тревожно и неудобно для японца. Даже если он это и сделает, то он будет настолько потрясен, что подписание контракта может легко не состояться. Поэтому мы просто ведем себя так, чтобы вокруг нас всегда было небольшое раздражение, чтобы не терять внимание прессы, и делаем что-то, чтобы наши покупатели про нас не забыли. Но это получается само собой.

– Есть две точки зрения на вашу киностудию. Первая: Zentropa – это коммуна совместно работящих людей. И вторая: всем заправляет Триер, а другие только подчиняются. Какая верна?
– Могу сказать, что Ларс вообще никак не влияет на работу студии. Я управляю компанией, а он делает свои фильмы. Мы вместе владеем контрольным пакетом акций.

Мы абсолютно разные люди. Он очень яркий и образованный, а я просто тупой парень из деревни. Но я управляю компанией и остальными режиссерами, а он просто делает свои фильмы. Ларс не влезает в остальные картины. Он ненавидит некоторые из них.

А наши режиссеры-женщины думают, что он делает ужасные фильмы. Они делают что-то очень противоположное Ларсу. Но в любом случае очень хорошо иметь Ларса на студии. Он хорош тем, что провоцирует производство всех видов фильмов. Ты всегда можешь сделать нечто, противоположное ему.

Сейчас на фильмах других режиссеров мы делаем больше денег, чем на фильмах Ларса. Так что получается, что режиссеры-женщины платят Ларсу зарплату. Это очень унизительно для него. И мы очень любим ему об этом напоминать. Вообще, есть некоторая странность в том, что датское кино сейчас делает деньги на режиссерах-женщинах. Наверное, это единственная страна в мире, где в сфере заработка денег доминируют женщины.

Помещения, где проходят завершающие стадии работы над фильмом, выкрашены в бледно-зеленый цвет – точно такой же, как в американских тюрьмах, где содержат осужденных на смерть

– А сколько у вас всего режиссеров?
– Более-менее постоянно у нас работают около десяти.

– И сколько фильмов в год вы производите?
– Мы снимаем около 5–6 фильмов. И 20, если взять все фильмы с нашим совместным производством со всеми компаниями, что тут вокруг.

– А какой фильм был самым финансово успешным?
– Однозначно – «Итальянский для начинающих». Очень мало потраченных средств и гигантская прибыль.

– Фильм Триера и Йоргена Лета «5 препятствий» тоже хорошо прошел в России.
– Да. Это отличный фильм. Мы продали его за большие деньги, что было для нас сюрпризом.

– У вас есть любимый фильм, сделанный на студии?
– Наверное, «Рассекая волны». Из последних мне очень нравятся «Братья» Сусанны Бир. Опять же – женщины.

– А «Догвилль»?
– Он слишком умный для меня.

– У вас тут на стене призов и «киносувениров» есть бюст Ленина. Откуда он?
– Это потому что Ларс и я начинали в Датской коммунистической партии. И мы были очень расстроены из-за распада Советского Союза. Мы были коммунистами, и вдруг неожиданно Датская коммунистическая партия перестала существовать. Так что просто в память о нашей молодости у нас там наверху стоит Ленин рядом с маской Эмили Уотсон. Помните, когда в «Рассекая волны» она лежит мертвая на корабле? Там было жутко холодно и мокро. Невозможно было лежать неподвижно. Поэтому нам пришлось слепить эту маску.

– А как вы к нашему кино относитесь?
– Андрей Тарковский, например, был настоящей иконой для Ларса. Возможно, сами вы Тарковского ненавидите. Лично я в молодости три года изучал творчество Сергея Эйзенштейна. Я знаю все его фильмы наизусть. Он был моим героем. К тому же я был коммунистом. Из современного российского кино я ничего не видел.

– У нас в 1980-х был полный провал. Сейчас кое-как выбираться начали, но пока тоже особо нечем похвастаться.
– А развитие всегда идет волнами. Я очень люблю американские фильмы 70-х, английское кино 60-х, немецкое кино 70-х. Нас вдохновляла энергия немцев того периода. Я был без ума от Фассбиндера.

– А теперь вы сидите на собственной студии и, говорят, поете каждую пятницу?
– Да. Мы собираемся вместе и поем традиционные датские песни. Чтобы наша молодежь имела традиции, против которых могла бы бунтовать. Мы их заставляем петь. Так что если твой работодатель хочет, чтобы в рабочее время ты пел, тебе приходится петь полчаса в неделю.

– Спасибо за то, что нашли для нас время.
– Нам очень приятно, что вы приезжаете и интересуетесь нашей ужасной работой.