Игорь Переверзев Игорь Переверзев Война как способ решить финансовые проблемы

Когда в Штатах случается так называемая нехватка ликвидности, по странному стечению обстоятельств где-то в другой части мира нередко разгорается война или цветная революция. Так и хочется прибегнуть к известному мему «Совпадение? Не думаю!».

3 комментария
Тимофей Бордачёв Тимофей Бордачёв Иран и Израиль играют по новым правилам мировой политики

Сейчас, когда исторический процесс перестал быть искусственно выпрямленным, как это было в холодную войну или сразу после нее, самостоятельные государства многополярного мира, подобно Ирану или Израилю, будут вести себя, исходя только из собственных интересов.

2 комментария
Борис Акимов Борис Акимов Вихри истории надо закручивать в правильном направлении

Россия – это особая цивилизация, которая идет своим путем, или Россия – это такая недо-Европа, цель которой войти в этот самый европейский дом?

9 комментариев
24 августа 2006, 17:09 • Культура

Памяти Александра Гольдштейна

Памяти Александра Гольдштейна
@ ИТАР-ТАСС

Tекст: Олег Рогов

Первая же его книга – «Расставание с Нарциссом» – получила в России в 1997 году сразу две престижных премии – «Букера» и «Анти-Букера». Что свидетельствовало о некоей срединности творческого пути автора, его внеположности злобе дня на его языковой родине.

Выпускник Бакинского университета, родившийся в Таллине и с 1990 года живший в Израиле, – один из самых рафинированных прозаиков последнего десятилетия.

Эссе на четыреста с лишним страниц посвящены взаимодействию культуры и государства в двадцатом веке

В издательстве «Новое литературное обозрение» вышло три его книги – два сборника эссе («Расставание с Нарциссом» и «Аспекты духовного брака») и роман «Помни о Фамагусте». Еще один роман, «Спокойные поля», был закончен Гольдштейном за несколько дней до его смерти.

«Расставание с Нарциссом» имеет подзаголовок: «Опыты поминальной риторики». Эссе на четыреста с лишним страниц посвящены взаимодействию культуры и государства в двадцатом веке.

Романтическое представление об оппозиции так называемой подлинной культуры и так называемого репрессивного государства заменяется анализом их сложного взаимодействия, любви-ненависти, притяжения и поиска собственного отражения в зеркале. Государство ищет в культуре метафизического подкрепления своей легитимности, культура частенько существует в чаемом пространстве идеологического руководства властными структурами.

Оценки такому раскладу ставят публицисты, Гольдштейн же пытается на частных примерах (конструктивизм, «случай Белинкова») показать, кто кому диктует условия игры, как меняются игроки во время сета и как незаметно энергетический потенциал перетекает от одного к другому участнику схватки, подчас смертельной.

Но случай Гольдштейна уникален не избранной им тематикой. Поражает форма подачи, ее изысканность и сложность. Иногда кажется, что не тема выстраивает текст, а изгибы синтаксиса формируют структуру идей.

Михаил Гробман «Портрет А. Гольдштейна». Из собрания Виктора Новичкова
Михаил Гробман «Портрет А. Гольдштейна». Из собрания Виктора Новичкова

Диапазон Гольдштейна простирается как на самые высокие и патетические регистры, так и на обсценную лексику. Это отнюдь не столкновение двух стилей, а уместное взаимодействие разных языковых пластов на огромном пространстве его текста, где находится место любым изыскам.

Более того, сам круг идей и тем, которые обсуждает либо касается вскользь Гольдштейн, также предельно широк и захватывает в себя практически весь спектр гуманитарных знаний.

И, может быть, поэтому Гольдштейн принципиально нелинеен, хотя и не позволяет себе отклоняться от главной темы, лишь насыщая ее наросшими за движение от первой страницы очередного этюда к последней уточняющими примерами и аналогиями из самых разных областей общекультурного пространства.

Эти особенности предопределили тяготение к чистой прозе, которое и нашло выражение в следующих книгах Гольдштейна. Уже в «Аспектах духовного брака» наряду с собственно эссеистикой есть и прозаические куски. Третья книга – «Помни о Фамагусте» – уже полноценный роман, как и четвертая, «Спокойные поля».

Такого рода проза не была бы новостью, особенно после Саши Соколова, но Гольдштейн применяет практически тот же прием, что и в своей эссеистике. В плавное и плотное течение прозаического текста врываются потоки рассуждений на ту или иную тему, вызванную деталью, промелькнувшей в прозе.

Это не общедоступное, но очень увлекательное чтение.

Эссе, которое читается как приключенческий роман идей. Роман, который мерцает неявным сюжетом и увлекает читателя на уклоняющиеся тропинки ветвящихся рассуждений, сходящихся то и дело на «главную улицу», но немедленно пересекая ее открывшейся новой трассой.

Наиболее точное обозначение направления, в котором двигался Гольдштейн, – интеллектуальная проза. То, чего так явно не хватает сегодняшней литературе. Тот ее неповторимый оттенок, который она потеряла с уходом Гольдштейна, но который остался в его чудесных книгах.

..............