Ожог желтка

Мероприятие вышло неожиданно светским. В ближайших планах на март – стихи Алексея Цветкова, «глянцевые рассказы» Александра Кабакова, сочинения Вячеслава Пьецуха, Анатолия Наймана и так далее.

Роман Василия Аксенова «Москва-ква-ква», который в марте выходит отдельной книгой в издательстве «Эксмо», уже вызвал достаточно ожесточенную критику в СМИ. Например, одному литературному обозревателю не понравилось, что в главном герое романа, действие которого происходит в Москве 1952 года, поэте-лауреате Смельчакове проглядывают явные черты Константина Симонова. Признавшись, что романа он полностью еще не читал, критик раздраконил творчество Аксенова по полной программе.

Жаль, что вы снова с нами?

Василий Аксенов

Вполне возможно, что такая живая реакция на книги 73-летнего классика вызвана и его скандальным председательством в последнем букеровском жюри, и постоянно повторяемым по телевидению сериалом «Московская сага».

Новое сочинение Аксенова – это достаточно сложное и многоплановое произведение. Отчет о последнем при жизни Сталина XIX съезде ВКП(б) чередуется с мифом о Тезее, а биография поэта-орденоносца – с идеологическими спорами об идеальном государстве. Последнее, как заметила Ирина Барметова, имеет внутренний отсыл к предыдущему роману Василия Аксенова «Вольтерьянцы и вольтерьянки», получившему, кстати, букеровскую премию 2004 года, где об утопическом обществе рассуждают Екатерина II и Вольтер.

И по форме роман «Москва-ква-ква» необычен – чего стоит хотя бы его название… Стихи, ритмическая проза, различные стилистики – от откровенно пародийных до сугубо лирических – чередуются в нем с озорной свободой. Недаром автор, по его словам, испытывал кайф, когда писал этот то ли небольшой роман, то ли большую повесть.

Многие издатели давно и безуспешно побуждают Аксенова к написанию мемуаров. Он же, сопротивляясь, отговаривался тем, что все свое реальное прошлое внедряет в беллетристику и там использует. Теперь же, оценивая задним числом новый роман «Москва-ква-ква», понял, что это отчасти и есть его настоящие мемуары.

Слушать чтение Аксеновым своих текстов само по себе приятно, поэтому вопросов к нему было не слишком много. Например, Ольга Тимофеева из «Московских новостей» поинтересовалась, не собирается ли Василий Павлович отдельно издать свои стихи, которых и в новом романе достаточно, – то в стиле Григория Поженяна, то в русле любовной лирики Константина Симонова, то похожие на среднего Смелякова 40-50-х годов. Аксенов ответил, что да, собирает стихи вместе и, видимо, издаст отдельной книгой с комментариями.

Действие романа происходит в том числе в высотке на Яузской набережной. Здание сталинской архитектуры сравнивается с лабиринтом Минотавра и играет знаковую роль. Писатель Асар Эппель, автор «Травяной улицы» и бытописатель былой Москвы, выразил сомнение, что в начале 50-х было само слово «высотка». Говорили, считает он, просто «высотное здание». Однако Аксенов, казанский житель и питерский студент, вспомнил, как приезжал в первой половине 50-х к своим университетским друзьям, жил у них в общежитии и они называли эти здания именно «высотками».

Впрочем, о чем речь, если я помню, как на одном из аксеновских чтений поднялся въедливый молодой человек и напомнил, что в романе о 1952 годе действие не может происходить в университете на Ленинских горах, поскольку он был открыт лишь 1 сентября 1953 года. На что автор ответил: «Я знаю, но это неважно».

Скажи: изюм

Василий Аксенов с сыном Алексеем

Пришлось задать Василию Аксенову свои приватные вопросы.

- Василий Павлович, как вы оцениваете нынешнюю литературную борьбу, в эпицентре которой очутились?
- Я представлял, что не имею к ней ни малейшего отношения, но, видимо, букеровский скандал втащил меня в борьбу разных клик. Сейчас я ругаю себя, что вообще согласился тогда стать председателем жюри. Это было под влиянием эйфории от получения премии за «Вольтерьянцев». Не думая согласился и даже не спросил, кто будет в жюри. А когда увидел, был несколько шокирован. Скандал разгорелся на первой же встрече.

- Да, я помню, как перед объявлением лонг-листа вы все вышли красные и взъерошенные.
- Да, там чуть не дошло до рукоприкладства. Один из членов жюри сказал мне: «Ну я вам еще врежу». На что я сказал: «Можете не сомневаться, что я вам отвечу». И в конце я завелся. Если бы счет был 3:2 в их пользу, я бы ничего не сказал, вручил бы эту премию, и все. Но – 4:1, и это меня возмутило. Я понял, что надо отвечать ударом на удар. И когда я сказал, что не стану вручать букеровскую премию, они совершенно обалдели.

- Ну, для литературы скандал – это не самое плохое дело?
- Да, литература родилась под звездой скандала, это правда. Вообще я улавливал такое отношение к себе на протяжении 90-х годов, когда начал здесь все печатать. И до сего дня чувствую, что какие-то люди в литературе считают меня чужим. Все они задвинуты на идее, что русский писатель ничего стоящего в эмиграции написать не может. Если говорят, что да, был писатель, то называют только то, что печаталось в советских изданиях. А то, что писалось в свободном состоянии, это не признается.

- А молодежь, сын?
- От него комплиментов не дождешься, он очень сдержанный человек, но я чувствую, что он меня читает и ему нравится. Накануне я читал в «Пирогах на Никольской» – в зале две трети людей были молодые, и они очень живо реагировали. Часа три мы разговаривали, интересно было.

- Приятно возвращаться в эту литературную бучу из состояния классика, который давно над схваткой?
- Нет, я стараюсь не влезать во все это и вообще не реагировать. На то, что некий критик написал, мне даже отвечать неохота. Он ни черта не понял. Поразительная глухота, плохое зрение и отсутствующий нос. Человек не понял ни одной из главных тем книги. Там много переплетающихся тем, но он вообще ничего не усек. Я ему и не отвечаю.

- В Биаррице отходите от этой литературной возни?
- В Биаррице я в основном пишу. Это большая книга, которая неожиданно была прервана на восемь месяцев написанием этих «сцен из московской жизни 1952 года». Там любопытная история. Когда-то, в 70-е годы, у меня были две детские книги – «Мой дедушка памятник» и «Сундучок, в котором что-то стучит». И меня довольно часто люди спрашивали, почему я не напишу третью часть? В первой части герою 12 лет, во второй – 13. И сейчас я пишу роман, где этому герою или прототипу героя, что точно неизвестно, 45 лет. То есть это сегодняшний день.