Хождения Памука

Вот Орхан Памук , к примеру, – великолепный писатель , однако вручение ему Нобелевской премии поднимает за собой вовсе не литературные вопросы.

Впрочем, мировые газеты вообще не сходятся во мнениях: кто-то, например, французское издание Independent du midi, считает Памука «голосом и совестью Турции», а кто-то, как испанская газета ABC, полагает, что он так и не создал ни одного настоящего шедевра , который стал бы частью мировой литературы.

Преступление и наказание по-турецки

В Стамбуле напротив французского посольства прошел митинг против Орхана Памука и его творчества

Серо-розовый в тумане, лениво-засахаренный Стамбул с пиками минаретов – кто только не толковал об их символике, и как!

Турецкие политики сравнивают их с воздетыми к небу «штыками ислама», толкователи Фрейда ищут в них фаллические символы, романтики называют богоподобными ирисами или тюльпанами.

Как в такой стране могут случаться перевороты и убийства, остается загадкой для любого, кто приезжает в Стамбул впервые. Кто-то отговаривается исламом – скандал с датскими карикатурами годичной давности и совсем недавние уже стенания с мечом в руках по поводу речи Бенедикта XVI убедили политкорректную и интеллектуальную общественность в том, что некоторые представители мусульманской конфессии, мягко говоря, слабовменяемы.

Тут впору говорить о пропасти между цивилизациями, о разнице подходов, о пэтчворке этнической карты, братьях наших меньших, генах Мухаммеда и прочей слабохарактерной и оправдательной европейской ереси.

Ну нельзя же так снисходительно относиться к другой, пусть и совсем другой, нации. Ну не дети же!

А то, что не дети – видно из государственной политики. И угроза трехлетнего тюремного заключения, вставшая перед Элиф Шафак за «оскорбление турецкости», – не пустая.

В конце концов, до нее в почетном, как ни странно, ряду врагов народа были и Памук, и Магден. Формулировки, своей витиеватостью достойные самой нобелевской комиссии, – в конце концов, Памуку-то ее вручили за то, что «исследуя полную меланхолии атмосферу своего родного города, создал новаторские метафоры конфликта и переплетения различных культур».

Язык становится настоящей площадкой военных учений – помните, у нас в «Иван Васильевич меняет профессию»: «Да был у нас один толмач, так мы его на бочку с порохом посадили… пущай полетает!» Похоже, турки взяли на вооружение логику кровожадного шестнадцатого века, после гуманизма Возрождения заново открывшего бесцельность и дешевизну человеческой жизни.

Постмодернизм по-турецки: уметь молчать и приспосабливаться, не очень совместимые с талантом качества. Как сказал Питер Эйртон, издатель Шафак в Англии: «Большинство хороших писателей так или иначе заканчивают конфликтом с турецкими властями».

Любопытно, что эти же писатели в чем-то сродни нашим советским диссидентам. Так, Шафак родилась во Франции, юность провела в Испании, а в Турцию вернулась уже студенткой, чтобы через четыре года вновь уехать – на этот раз в Соединенные Штаты.
Памук, кстати, тоже учился в Нью-Йорке.

Это – представители новой Турции, во всех отношениях: уходящие от почти советской нетерпимости к космополитизму и творящие новый язык.

Говорят, Турция сейчас настолько погрязла в политике, что и язык стал полярен: в зависимости от принадлежности к тому или иному лагерю (исламистам или кемалистам) люди используют «старые» или «новые» слова (ничем не напоминает Россию в послеразвальные годы?)

Так вот, как истинные языковые композиторы, и Памук, и Шафак смело используют слова обоих пластов, как бы создавая плацдарм для новой Турции.

Ведь именно эта страна, как никакая другая, несет в себе палимпсест – хеттов сменили персы, греков – римляне, византийцев – турки. Словно слоеный пирог, культура страны несет в себе столько влияний, что говорить о какой-то абстрактной «турецкости», не включающей в себя ту или иную ее составляющую, по меньшей мере странно.

И не странно ли, что именно эти писатели не вписываются в систему, еще со времен Кемаля построенную на табу, идеологии и вслух не называемую. Это как в «Синей бороде» на государственном уровне: ходи по всем комнатам, и вот тебе ключ еще от одной, но туда – ни шагу.
А запертой комнатой, конечно, оказывается та, что с трупами.
Геноцид вообще больная тема.

Литература с человеческим лицом

Орхан Памук на пресс-конференции, посвященной вручению Памуку Нобелевской премии

Но страшны даже не преследования государства. Какой бы страшной ни была статья 301 турецкого Уголовного кодекса, по сути являющаяся парафразом на нашу, до сих пор не забытую, 58-ю, ссылаются на нее в основном реакционеры. А таких, ввиду растущего числа желающих слиться с Европой, все меньше.

К тому же Турция славится своим антилитературным режимом – со времен создания в 1923 году, и ее Уголовный кодекс, чересчур многое взявший от итальянского времен Муссолини, действительно во многом ограничивает свободу слова.

Пострадали от этого многие – поэт-модернист Назим Хикмет большую часть жизни провел в тюрьме, потом в изгнании. Та же судьба постигла и Яшара Кемаля, однако никто на это не обращал внимания.

Зато после того, как Турция попросилась в Европу, наметились перемены: в литературных кругах прокатилась волна на семейные саги и воспоминания – темы, долгое время остававшиеся под негласным запретом, казалось, обрели свой голос.

Вполне может быть, что в писательскую симфонию Памука, Латифе Текин, Перихана Магдена или Шафак, посвященную турецкой самобытности, вплетаются и голоса скрипок, правительству неудобных. Полифония на то и рассчитана, в конце концов.

И пусть за последнее время было возбуждено более шестидесяти дел по злосчастной «антитурецкой» статье.

Хрант Динк, редактор армяно-турецкого еженедельника Agos, издатель Фатих Тас (за издание книги американца Джона Термана, подвергающей критике турецкую армию), карикатуристы журнала Penguen (за то, что изобразили премьер-министра в виде котенка и слона) – хочется сказать, что их жертвы не напрасны, что реакция всегда поднимает голову, когда страна находится накануне настоящего прорыва.

Но по-настоящему страшна окружающая их народная реакция. Проявляющаяся даже не в том, что судебные заседания сопровождаются схватками «про» и «контра» - это еще полбеды. Проявляющаяся в том, что присуждение Нобелевской премии якобы «антитурецкому» писателю сопровождается гробовым молчанием.

Представьте, что было бы, если бы «Нобеля» вручили… скажем, Пелевину. Да мы бы на радостях не просто снова стали самой читающей нацией, мы бы выстроились в очереди в книжные магазины, как в далекие девяностые – за колбасой, мы бы грудью заслонили амбразуру собственного «Писателя П. не читал, но…» и принялись строчить трактаты в стиле постмодерн-а-ля-Пелевин.

Литературная тусовка, расколотая на группировки, как знаменитое зеркало тролля, сплотилась бы вокруг него, невзирая на былое недоверие. А все почему?

Правильно, мы гордимся своими героями, даже если герои эти одиозны не в меру – не то что турки.

«Особенно радоваться за Памука у нас нет причин, поскольку мы не можем считать его одним из нас. Наоборот, мы видим в нем человека, который нас предал и возвел напраслину на собственный народ. И это еще не все. Мы не можем признать Памука сильной и искренней личностью. Он не отвечает за свои слова и начинает юлить, если его зажать в угол», пишет турецкая газета «Сабах».

Впрочем, Памук платит туркам тем же – в 1998-м он сам отказался от почетного звания «государственного писателя». Поди пойми, то ли себя недостаточно хорошим считает, то ли государство.

Не он ли, выступая за вступление Турции в Евросоюз, честно признается, что не может сказать европейцам: «Не ваше дело, что происходит в нашей стране». Ну да, и я не сторож брату своему.

На эту тему
• Памук стал лауреатом
• Паломники в страну Востока
• Орхан Памук: Первый раз в России
• Дмитрий Бавильский: Девочки-самоубийцы и доктор Живаго
• Нобелевская премия за кризис

И хотя Памук и выступил с критикой принятого в день его награждения французского закона об армянском геноциде в Турции (теперь непризнание армянского геноцида 1915-1918 годов считается преступлением, как и в случае с холокостом), от мощной реакции это его не спасло.

Кемаль Керинчсиз, один из руководителей турецкого Союза адвокатов (тот самый, что подавал иск против Шафак), уже заявил, что собирается «изучить шведскую правовую базу» и подать в суд на Нобелевский комитет. Дескать, при выборе лауреата они руководствовались политическими, а не литературными критериями, и вообще все это происки армянской диаспоры.