Оксана Синявская Оксана Синявская Опыт 1990-х мешает разглядеть реальные процессы в экономике

Катастрофичность мышления, раздувающая любой риск до угрозы жизнеспособности, сама становится барьером – в том чтобы замечать возникающие риски, изучать их природу, причины возникновения, и угрозой – потому что мешает искать решения в неповторимых условиях сегодняшнего дня.

0 комментариев
Сергей Миркин Сергей Миркин Режим Зеленского только на терроре и держится

Все, что сейчас происходит на Украине, является следствием 2014 года и заложенных тогда жестоких и аморальных, проще говоря – террористических традиций.

0 комментариев
Ирина Алкснис Ирина Алкснис Предатели вынуждены старательно вылизывать сапоги новых хозяев

Реакция на трагедию в «Крокусе» показала, что у несистемной оппозиции, уехавшей из страны, за громкими словами о борьбе с тираническим государством и авторитарной властью скрывается ненависть к стране и ее народу.

7 комментариев
17 ноября 2006, 09:47 • Культура

Российское кино: осенняя триада

Российское кино: «Живой», «Эйфория» и другие

Российское кино: осенняя триада
@ film.ru

Tекст: Булат Назмутдинов

Чем удивила осень? Практически ничем: лимонные листья, холодное солнце, пронырливый ветер. И фильмы, фильмы разные: заморские, английские, казахские и русские. Нашему кино, родному и вроде бы такому понятному, и посвящен этот обзор.

Сентябрь: Еле «Живой»

Кадр из фильма «Живой»
Кадр из фильма «Живой»

«Живой» смотрится на долгом вдохе: выдохнули, и фильм закончился. Чуть позже, под мелодию «Сплина», вспоминаешь о том, что неплохо бы выделить силу и слабость новой работы Александра Велединского.

«Живой» – яркий пример тому, как прекрасно сделанный фильм испортили лишние жесты: невнятные «трансцеденции» и фальшивая мгла потустороннего. Ироничные «жмурики», словно треугольник в окружность, четко вписаны в план режиссера. Они нисколько не переигрывают: мощный Владимир Епифанцев вместе с партнером по амплуа (Максимом Лагашкиным) тащат на себе тяжелую харизму картины, попутно прихватив с собой воинское обмундирование.

Актерский поединок Чадов vs Чадов за явным преимуществом выигрывает Андрей. Наверное, потому что успел притереться к режиссерскому методу. Для него, как и Ольги Арнггольц, сыгравшей эпизодическую роль ангела-медсестры, это вторая совместная работа с Велединским.

Алексей же Чадов смотрится настолько странно в роли священника, не чуждого мирским слабостям, насколько естественно он выглядел начинающим рок-певцом в фильме Андрея Прошкина «Игры мотыльков». Прежде он пел: «Вот так! Ништяк!», а в «Живом» он читает псалтырь и окропляет могилы. К сожалению, такого желательного перевоплощения, какое действительно произошло в «9 роте» и «Дневном дозоре», у него не получилось.

В отличие от кадровой мишуры и сказок неогламура, к которым склонно новейшее российское кино, «Живой», при всей наносной мистичности, говорит о реальных проблемах. Он о войне, о долге, о человеческой дружбе, о тяге к смерти и постепенном забвении.

Подпортили впечатление неуместные символы – яркое яблоко на сером кладбище и дважды повторившийся клич – нечто подобное «Позови его!» или «Вернись!». Ад описан эстетски и евразийски: «Скучная голая степь, где совершенно нечего делать». К особому континенту ада отправляются трое друзей. Поверхность для них перестала существовать. Никто из притворно «живых» им больше не нужен.

Октябрь: Эйфория от неуспеха

Кадр из фильма «Эйфория»
Кадр из фильма «Эйфория»

«Эйфория» - это «третий путь», который выбирает путник назло двум дорогам, по прямой устремляясь в даль. Начало картины изобилует дальними планами: река, рельеф, неровная колея. Выступы горных пород схожи с начинкой кокоса. Режиссер берет за рога священную корову внимания, и камера летит на бешеной скорости по неровностям донского ландшафта, сопровождаемая игристой музыкой Айдара Гайнуллина.

Руки мастера лепят людей, но вместо людей получаются големы. В потемкинских деревнях Вырыпаева герои говорят уж слишком неестественно. Кажется, что воспитанных столичных жителей вывели на просторы Родины и посоветовали: «Через слово вставляйте «короче» и «это, ну как его». Может, так хоть за сельских сойдете». Это поражает, ведь Вырыпаев – из Иркутска, Агуреева – из Волгограда, Окунев – из Омска. Варианты диалектов – вся Россия. Но почти все почему-то говорят на ломаном московском.

Деревянный дом героини (Полина Агуреева) похож на корабль в минуты качки: покосился дверной проем, вместо пола - скрипучая палуба. Лишь искуситель семейной идиллии (Максим Ушаков) нервно прогуливается по твердой почве. За ним сквозь окно иллюминатора или экран телевизора наблюдают все еще непьющий муж (Михаил Окунев), пока еще верная ему жена и маленькая девочка, озвученная взрослой дамой.

Интрига любви ломает житейский график. Реальность рушится от крика ребенка: пес откусил девочке палец. Посредством детского плача нам нажимают одновременно на глаза и на сердце, выдавливая слезы. Зрителю становится настолько неуютно в кинозале, что даже плачет он как-то натужно. Как будто ему, автолюбителю, вместо того, чтобы показать красоту пейзажа, кидают камень в лобовое стекло. Действует? – Да! Но неужели нельзя по-другому?

Детали «Эйфории» гротескны, выпячены нарочно. Если острую вилку сняли крупным планом, то это непременно означает, что она вонзится кому-то в грудь. Если ревнивый муж упражняется в стрельбе на коровах, он неизбежно переходит на людей. «Эйфория» - это большая шахматная доска, где саспенс со знаком «плюс» неизбежно граничит с саспенсом знака «минус».

К примеру, двое плывут по течению, на холме стоит муж с заряженным ружьем. Что делает муж? Правильно, палит по обоим, без жалости, механично и четко расстреливая влюбленных. Рядом с убийцей стоит дерево. Что последует за убийством из ревности? Вспомните виселицу Искариота.

Нам не дают простого ответа на риторический вопрос, и камера спускается к реке. Что позволяет сотворить две суперпрозрачные отсылки к известным фильмам. Лодка плывет к «Мертвецу», а слабеющий свист человека в кровавой «ванне» заставляет вспомнить о самоубийстве чекиста (О. Меньшикова) в «Утомленных солнцем».

«Герои фильма не слишком интеллектуальны. Они не знают, что делать со своим чувством, не знают, куда спрятать страсть», - делится Агуреева в ночном эфире с Тиной Канделаки. И правда, главные герои, обремененные страстью, проигрывают в естественности «боковым» персонажам.

«Зачем куда-то звонить?! Никто не успеет приехать! Дождя бы! Там… на небе наш главный пожарный», - протяжно произносит старик (Вячеслав Кокорин) у сгоревшего дома. Старики исчезают: после этого можно махнуть платком и смотреть, отключив эмоции.

Хорошая реальность традиции покинула этот фильм.

Ноябрь: «Свободное плавание»

Кадр из фильма «Свободное плавание»
Кадр из фильма «Свободное плавание»

Яхта Бориса Хлебникова выплыла из бухты «Коктебеля» (его первой большой работы), разминулась в творческом курсе с кораблем Алексея Попогребского (соавтора дебютной картины) и пустилась в «Свободное плавание».

Рабочее название фильма – «Дорожные работы». Главный герой (Александр Яценко) все ищет и ищет работу. Но найти такую, чтобы сердцу подошла и по карману не била, в городке на Волге почти невозможно. То бородатый мастер, похожий на приволжского Чака Норриса, обманет и не сдержит обещания. То Керим, торговец обувью, услужливо гипнотизируя граждан на покупку, отпугнет своим методом. То вдруг в автобусе со штукатурами не оказалось ни одного мастера, а только мастерицы за тридцать.

И вот посреди этой вечной биржи труда попадается на пути Леонида бригада «дятлов дороги». Но и в ней за образами добродушных фриков (высоченного горбуна, болтуна-бригадира и пьяненького расточителя высоких чувств) прячутся ворюги цветмета и сказочники-уголовники.

Персонажи «Свободного плавания», в отличие от големов «Эйфории», настоящие, выпуклые люди российской провинции, прикуривающей от паяльника. Герои Хлебникова - вне мегаполисов.

Они существуют в параллельной, реальной России, при этом неприкаянно двигаясь: с севера на юг - к Коктебелю, от дома номер 3 - к дому номер 13 по улице Нины Барсуковой, из города - в сельский клуб на старых велосипедах. Хитрость режиссера проста и примечательна: повествование, словно на костылях, передвигается на долгих, неспешных кадрах, что еще сильнее подчеркивает фатальность перенесения взгляда с предмета А на предмет Б.

Если перенос не удастся, жизнь для Лёни окончательно остановится в том самом месте у Волги, откуда молодежь стремится убежать любыми способами: хоть на барже, хоть через военкомат.

Герои картины нам почему-то очень симпатичны и интересны, будь то азербайджанец Керим или случайный попутчик в автобусе. Экран нам дарит афоризмы, сыплет образами и диалогами.

«Нас американцы купили и уничтожат… потому что мы прибыльные», «С говном играться и с ним дружить мне мама запрещает», «Потому что после драки кулаки должны болеть, а не голова», «Мы не просто ремонтники, мы – дятлы дороги», «Тише греби, сейчас поломаешь всю реку». И такая словесная россыпь – по всей картине.

Пожалуй, сегодня никто не сравнится с Хлебниковым в умении посредством кино извлекать новые, сильные смыслы из повседневной действительности за МКАДом. Песня в сельском клубе «Только ты и я, остальное – фигня, да и ты – фигня, только я-я-я!», под которую танцует Яценко, слишком четко характеризует разницу между городом, большим и миллионным, и остальной Россией.

«Свободное плавание» - это волжская сага о живой и подвижной провинции, в которой упрямая честность, словно росток (на зависть всем реальностям столиц!), пробивает асфальт забвения.

«Живого», «Эйфорию» и «Свободное плавание» объединяет неотфильтрованность чувств на экране, которую с каждым годом все труднее списывать на «широкую русскую душу».

К примеру, осенняя триада - 2003 («Прогулка» - «Коктебель» - «Возвращение») эмоционально намного сильнее текущей версии, эффективнее своей заостренностью на определенном чувстве.

Недостаток нынешней осени – излишек экспрессии, ее неестественность. А несомненный успех - в том, что наряду с «потребительскими» картинами появляются фильмы, герои которых думают о смерти, заботятся о любви и держатся за жизнь обеими дрожащими руками.

..............