Новый Диоген и Великие эпохи

Заваленный стол – не чем-то заваленный, а просто заваленный. Этот феномен хорошо знаком всем пишущим людям. И сидит за таким столом старик в полосатом свитере, тюкает (не кликает) пальцем по клавиатуре компьютера. Телефон звонит. «Слухаю», - говорит Коржавин. Home video, сделанное в бостонской квартире поэта, сразу погружает нас в энергетическое поле героя фильма. Во-первых, это поле – очень разноцветное, лишенное благородной приглушенности тонов, жесткой селекции красок. Никакие игры с черно-белым, вирированным или еще каким-либо стилизованным изображением к образу Наума Коржавина не подходят. Поэтому исторические кадры в духе старинной выцветшей фотографии кофейно-золотистого оттенка – единственное, что смотрится как нечто инородное эстетике фильма в целом. Коржавин жил в какой-то другой истории, тоже цветной. Неслучайно он вспоминает, как его арестовывал «лазоревый подполковник». А лишенный свободы Коржавин жалел о недоеденной банке баклажанной икры. Так и видишь рядом с лазоревым стражем темно-рыжее лакомство эпохи тотального дефицита. Сталинская эпоха в интерпретации Коржавина предстает сразу и страшной, и смешной, и радужно наивной: «Это ж меня свои арестовали!»

Зауважаешь суету сует

Во-вторых, поле Коржавина – это поле активного мышления и комментирования жизни без отрыва от ее обыденной суеты. Поэтому так чудесно выглядят, казалось бы, проходные эпизоды. Ведь Коржавин не просто едет в такси из Шереметьево-2, не просто сражается с принтером при помощи супруги, не просто выносит из магазина пакетик с только что купленными книгами. Коржавин общается с миром, и благодаря этому мир начинает выглядеть как-то иначе. Вернее, мы начинаем лучше к нашему миру относиться. Поскольку видим, что все в нем удостаивается коржавинского осмысления в метких репликах и остроумных стихах.

Что бы там ни утверждал Катаев, а портрет Коржавина тоже нарисовался. Пожалуй, это образ современного Диогена, вынужденного укрыть голову трогательной шапочкой ввиду резкого похолодания, – неоледника современной цивилизации, если так можно выразиться. (Съемки проходили в зимней Москве.) Философ давно вышел из своей бочки и шествует, опираясь чуть ли не на лыжную палку, продолжая искать и познавать все человеческое.

«Где живут люди, там особенно хорошо не бывает» - наверное, это ключевая фраза из всех коржавинских афоризмов, звучащих в фильме. Она дает ключ к нынешнему восприятию прошлого и настоящего. А это восприятие кардинально отличается от привычного, доминировавшего еще несколько лет назад. Прежде всего уходит эмоциональное переживание ненависти и страха по отношению к тоталитарному прошлому. Отчасти – за счет внутреннего ощущения, что это прошлое никогда уже не вернется в своем прежнем качестве. Отчасти – за счет осознания того, что всякое государство есть аппарат для подавления. Меняются лишь его формы и тактика применения.

Один из лучших эпизодов картины – на Лубянке, перед зданием КГБ. Современный страж порядка, в оранжевом жилете поверх стальной униформы (снова по-коржавински яркое пятно!), по складам зачитывает в рацию фамилию: «Коржа-вин», рапортуя о нежелательном прибытии съемочной группы РТР. И сам факт незнания имени-фамилии поэта-диссидента воспринимается как гарантия того, что наше новое государство в любой момент активизирует репрессивные возможности, сколько бы оно ни клялось в своем демократизме. Это, знаете ли, как сейчас в Западной Европе. Свобод становится больше с каждым годом и даже месяцем. А ощущения подлинной свободы нет. Более того, есть подозрение, что стоит лишь слегка спровоцировать любой госаппарат, – и он тут же набросится на человека, повинуясь своему основному инстинкту. Неслучайно сюжет «Достучаться до небес» варьируется на все лады в европейском кино.

С каким же настроением постсоветские люди задают вопросы Коржавину о советском прошлом? С неподдельным глубоким интересом – ведь такого жизненного опыта у тех, кто живет сейчас, никогда не будет. А Коржавин жил в великую эпоху, как ее ни оценивай. Вот этот легчайший оттенок зависти без тени ностальгии, это ощущение объективного величия прошлого, каким бы ужасным оно ни было, отличает современных людей. Похоже, мы дозрели до абсолютной политкорректности по отношению к истории.

DON’T WALK

Чем же объясняется такая разительная перемена во взгляде на наше прошлое? Возможно, сознанием того, что величие отсутствует у времени, в котором мы живем сейчас. Если современности что-то, вернее, кто-то и придает величие, так это люди вроде Коржавина, уцелевшие от великого прошлого. В целом же нынешняя эпоха отображена в фильме как профанная. Ее пестрый хаос тонизирует и примиряет с несовершенством бытия в целом. Но в нем теряется патетика и трагедийность. Неслучайно съемки зданий Всемирного торгового центра в Нью-Йорке после теракта не создают высокого образа катастрофы. Ни жертв, ни спасателей. Ни смерти, ни героизма и отчаяния живых. Только столбенеющая толпа и громады мусора, в который превратилась архитектура. Работа машин по расчистке завала.

Еще фильм передает ощущение того, что мир стал единым. Это не добавляет счастья, но отменяет привычные ранее легкие противопоставления «мы и они». Показательно, что наряду с нетривиальной рекламой в американские кадры попало и табло «DON’T WALK» для регуляции передвижения пешеходов – что вполне аналогично неоднократно запечатленной в советском кино табличке «Выхода нет», символу застоя, обожаемому искусством. Теперь кажется, что Запад взял на вооружение советские повадки. Но реальная суть в том, что элементы застоя встречаются везде и всегда как спутники идей стабильности и порядка. Раньше мы не желали этого признавать. Теперь эта истина сделалась очевидной и актуальной. И переживать ее, как и многие другие открытия из области трезвого отношения к бытию, легче не в одиночку, а вместе с поэтом-философом. Поэтому фильм в целом подводит к выводу о том, что Коржавин очень нужен именно сейчас, в эпоху бурных перемен. Чтобы современные люди учились у него мужественно смотреть в лицо нынешней действительности и быстрее разбираться в ее сути. Для понимания любой текущей эпохи всегда требуется незаурядное мужество, острота ума и сноровка.