Пусть разбиваются сердца

Зато никому и на секунду не пришлось сомневаться, к которой из максималистских британских концепций склоняется сам постановщик. Наверное, всякий нормальный режиссер в течение подготовки к постановке и репетиционного периода проживает свою историю любви к пьесе, однако ни в одном другом московском театре эта любовь не врастает так глубоко в ткань спектакля, как это всегда случается в театре Фоменко.

В русском стиле

Лучшую ли, худшую ли, но уж точно одну из самых странных своих пьес Шоу снабдил подзаголовком – «Фантазия в русском стиле на английские темы». Уже упоминавшиеся литературоведы скрупулезно объяснили, какое впечатление произвело на Шоу изображение внутреннего кризиса буржуазного общества в пьесах Чехова и Толстого. Однако вместо кризисов, упадков и прочих, столь почитаемых в определенных кругах малооптимистичных понятий, «фоменки» щедро наполнили свой спектакль всеми чеховскими пудами любви.

Целый дом-корабль, с окнами и дверями, галереями и балконами, огромной деревянной рострой, веревочными перетяжками и замысловатой машинерией, каким-то чудом уместился в маленьком зале театра. Немного странный, потому как устроенный по вкусам и привычкам своих необычных хозяев, уютный, обжитой, однако порой в одно мгновение из человеческого жилища перевоплощающийся в сложный символический образ, - именно такой дом, придуманный художником Владимиром Максимовым, должен был стать не просто декорацией, но заглавным героем спектакля.

Лучше, чем у Шоу

Капитан Шотовер - Карен Бадалов (фото Виктор Сенцов)

Режиссер же населил это гнездо самыми диковинными птицами, каких только можно вообразить. Капитан Шотовер – Карен Бадалов, язвительный, изысканный, чудаковатый, царит на своем капитанском мостике, бросая сверху колкие шуточки и пробки от бутылок с ромом, которые, подобно гравию, густо покрывают всю сцену. Пьяница, философ, изобретатель, морской волк и маньяк, запасающий динамит, чтобы взорвать и без того близкий к самоуничтожению мир, – таков Шотовер у Шоу.

Таким играет его и Карен Бадалов, найдя какой-то ровный тон, удивительно верную краску для этого страстного и странного человека. Играет без срывов, спазмов, истерик – шутя, а в следующее мгновение голос его неожиданно становится резче и глуше, в прищуре глаз мелькает дьявольщинка, – и вредный, острый на язык старик преображается в трагического пророка.

Подстать ему – две дочки, Гесиона (Наталия Курдюбова) и Ариадна (Полина Кутепова) красотки с Бог знает, чем на уме, шамаханские царицы, укутанные в сказочные наряды, явно мавританского происхождения. Старая няня Гинесс – Анн-Доминик Кретта в фоменковском спектакле неожиданно оказалась колоритной негритянкой, что, кстати, не только остроумно, но с точки зрения оригинала более чем вероятно.

Обладатель колоссальных усов, романтический вертопрах и наглец Гектор (Илья Любимов), не склонный к сантиментам солидный предприниматель Босс Менген (Максим Литовченко), которому, конечно, не удается сохранить свою серьезную мину в одурманивающей атмосфере этого дома, Билли Дэн (Анатолий Горячев), ненормальный воришка, оказавшийся изобретательным жуликом, и все другие герои спектакля – прелестью, сочностью, странностью превзошли, кажется, даже самих непростых персонажей Шоу.

Гимн гуманности

Няня Гинесс - Анн-Доминик Кретта (фото Виктор Сенцов)

Актеры фоменковского театра уже давно, как говорится, спелись. Их сосуществование на сцене, что бы они ни играли, само по себе – совершенное произведение. Эта труппа – что-то наподобие детского калейдоскопа, который, как его ни крути, сложится в очередной восхитительный узор. Однако именно такому коллективу труднее всего принять инородное тело, которым в этом спектакле оказалась исполнительница роли Элли – Наталья Мартынова. Впрочем, едва ли в новой премьере Мастерской Фоменко можно найти иной изъян.

В доме все влюблены во всех, кипят страсти, ссоры и, естественно, разбиваются сердца – но это всего лишь доказывает, что сердца есть, и что они бьются. Не ссоры и не скандалы сотрясают стены этой обители. За стенами, далеко и грозно гудит нечто, оказавшееся в финале бомбардировщиком, каким-то чудом, не уничтожившим дом вместе с его обитателями. Эстетство и видимая легкомысленность этого спектакля только заостряют его драматический смысл.

Все ссоры и скандалы, неправды и измены, слабости и недостатки, сыгранные актерами забавно, мило, даже как-то вкусно, - проявления обыкновенной человечности, которая одна может и должна противостоять страшному воплощению бесчеловечности, ни разу не названному вслух, но довлеющему над каждым из героев каждое мгновение его сценического существования. «Дом, где разбиваются сердца» Евгения Каменьковича – это гимн спасительной гуманности, и сегодня, увы, трудно было бы поставить более актуальный спектакль.