Сергей Худиев: Почему России не выдавали террориста Чатаева

На прошлой неделе выяснилось, что организатором теракта в Стамбуле был Ахмет Чатаев, боевик чеченского происхождения, которого Россия долго и безуспешно требовала выдать и которого, как жертву пыток и беженца, защищали самые разные инстанции: Европейский суд по правам человека, Amnesty International, суды в разных странах и другие почтенные люди и организации.

Чатаев в итоге не оценил их доброты и заботы.

Организатором теракта в Стамбуле был Ахмет Чатаев, боевик чеченского происхождения(фото:кадр из видео)

Сеть наполнилась комментариями на тему «правозащитники – русофобы и пособники террористов». Что же, может, и пособники; может, они там вообще все рептилоиды с планеты Нибиру. Но принцип Оккама побуждает искать более простое объяснение.

И это объяснение есть; может, это не единственный, но, вероятно, серьезный фактор. Психологам хорошо известно такое явление, как «склонность к подтверждению своей точки зрения».

В потоке информации мы склонны выбирать то, что уже соответствует нашей картине мира; доверять тем свидетельствам, которые говорят о том, что мы были правы с самого начала, а вот к тем, которые подрывают наши убеждения, относиться скептически.

Правозащитники из Amnesty International вовсе не патологические русофобы и не пособники террористов. Это искренне благонамеренные люди. Так бывает: люди верят, что они делают добро.

Спасают угнетенного, защищают сироту, заступаются за вдову, противостоят явному и несомненному злу. Что они по правде и по совести поступают, как должны поступать порядочные, неравнодушные к страданиям ближних люди.

И так бывает – и с правозащитниками, и с благонамеренными и искренними людьми вообще – что их добротой и доверием пользуются преступники.

Смышленый и бессовестный уголовник может отлично сыграть на лучших чувствах честных и наивных благожелателей. Такие вещи случаются постоянно.

Вот изувеченный человек, который рассказывает о том, что его жестоко пытали агенты государства. Вот это самое государство, за которым водятся немалые грехи и которое требует его выдать, чтобы обойтись с ним явно нелюбезно. Кому легче поверить?

Конечно, люди были обязаны производить холодный, беспристрастный анализ, тщательно рассматривать, что им известно по этому делу.

Но такой подход лишает их того, что является необходимым стимулом к работе – эмоциональной вовлеченности, переживания сочувствия к угнетенным и негодования на злодеев.

У людей уже была сложившаяся картина: вот жестокие угнетатели, вот мужественные борцы за свободу. А дальше сложившиеся симпатии и антипатии уже не давали обратить внимание на детали, которые в эту картину не вписывались.

Это нелегкое решение – выдать человека в руки его врагов. Даже если этот поступок полностью оправдан, им нелегко гордиться.

Картина «мы спасли человека от государства, которое его пытало» эмоционально гораздо привлекательнее, чем «мы выдали преступника для суда».

Когда поступают некоторые данные о том, что угнетенный тоже вполне себе злодей, люди не могут взять и признать – мы ошиблись.

Для людей то, что они по зову сердца, по своим высоким принципам пришли на помощь преследуемому, – это ценный эмоциональный опыт, более того, опыт, который формирует саму их идентичность.

Когда начинают поступать звоночки, что они оказались глупцами, доверчивостью которых воспользовался негодяй, эти звоночки поначалу игнорируются, и не потому, что они там злодеи.

Люди вообще крайне неохотно признают ошибки, как свои личные, так и систем, которым они служат. А это приводит к тому, что ошибки воспроизводятся.

Если одни уважаемые борцы за справедливость поверили этому человеку, то будут склонны поверить и другие. Если четверо авторитетных экспертов сказали «да», то пятый вряд ли скажет «нет».

Так устроен этот мир: люди склонны делать глупые ошибки и настаивать на них. Не потому, что они идейные русофобы и поклонники ДАИШ. Просто потому, что они обычные люди, похожие на нас.