Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

11 комментариев
Дмитрий Губин Дмитрий Губин Что такое геноцид по-украински

Из всех национальных групп, находящихся на территории Украины, самоорганизовываться запрещено только русским. Им также отказано в праве попасть в список «коренных народов». Это и есть тот самый нацизм, ради искоренения которого и была начата российская спецоперация на Украине.

6 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

15 комментариев
25 мая 2015, 21:21 • Авторские колонки

Евгений Крутиков: Мозгового убила политическая система Новороссии

Евгений Крутиков: Мозгового убила политическая система Новороссии
@ из личного архива

Tекст: Евгений Крутиков

Убийство Алексея Мозгового породило множество версий, включая конспирологические. В любом случае его трагическая гибель может подвести черту под целой эпохой в истории Новороссии – эпохой воинствующего романтизма самородков.

За очень короткий промежуток времени и буквально на наших глазах в Новороссии оформилась целая социальная группа, весьма разнообразная и по возрастному, и по профессиональному составу. Группа командиров ополчения, руководителей боевых отрядов. Еще год назад никого из военных лидеров ДНР и ЛНР никто не знал в лицо, помимо их друзей и родственников. И при иных обстоятельствах так никто и не узнал бы, даже если бы Мозговому удалось напечатать книгу своих стихов. Их жизнь побежала, как ошпаренная крыса по трубам, время превратилось в ничто, друзья – в соратников или врагов.

Крайне мало примеров того, как самородок-партизан, народный герой, романтик революции становился эффективным политиком

Их время спрессовалось настолько, что за один год они прожили целую жизнь. Поднялись с улиц до вершин народной любви – и были скинуты обратно пропагандой, антипропагандой и политическими манипуляциями. Об этих методах они даже не подозревали, пока вдруг не обнаружили вокруг себя странных людей, настойчиво повторяющих непонятное и тщательно объясняющих, как надо себя вести, а как – не надо. У них не оказалось лишних месяцев на раскачку и жизненного опыта для того, чтобы отстаивать свои убеждения без прямой конфронтации с теми, кто все запоминает и подмечает.

Логическая схема, предлагаемая Новороссии в виде формы политического устройства, предусматривает полную и абсолютную управляемость. Ту ее степень, когда главным критерием становится эффективность достижения поставленных практических целей. А создание идеального государства, «города-сада», наполненного романтическими представлениями о том, «что будет, когда кончится война», не предусмотрено в рамках этой системы координат. Когда заканчиваются войны, романтики и герои становятся не нужны. Социальная справедливость никогда не будет сопряжена с политическими технологиями.

Москва не может себе позволить, чтобы регионы навязывали ей свои политические представления, идеи или – не дай Бог – волю. Этот исторический страх родом из 90-х годов, когда самоуправление дошло до критической точки. Тяга к полной централизации и аллергия на «региональные центры силы» – все это последствия потенциальной катастрофы, реального риска распада страны. И опасность эта была преодолена почти случайно, а потому любая вспышка самородков с устойчивыми романтическими взглядами на жизнь воспринимается как новая потенциальная угроза.

Тем, кто в московских коридорах волею обстоятельств оказался причастен к Новороссии, в последний год было привычней и удобней работать с «социально близкими». Потому с таким упорством, до последнего держались за чиновников плеяды Януковича, за Партию регионов, ожидали каких-то ярких действий от харьковчан из провластных структур. Они были понятны и близки, их можно было просчитать, с ними можно было договориться – так же, как договариваются внутри России. В конце концов, с ними можно было говорить на одном понятийном языке и оперировать сходными логическими конструкциями.

А с полевыми командирами, как и с «новыми политиками» – с самородками, с местными «королями улиц», с интеллектуалами, романтиками и «мальчишками без прошлого» было трудно найти точки соприкосновения. Если допустить, что их кто-то вообще искал. Скорее, искали других людей – более стабильных в быту, не склонных к написанию стихов и демонстрации собственного мнения без предварительного согласования. В обстановке войны и хаоса найти подобных было крайне трудно, поскольку война и хаос выбрасывают наверх именно тех, с кем сложно разговаривать в кабинетах с кожаной мебелью и панелями из карельской березы. Война вообще нелогичное событие. Чью-то жизнь разом переворачивает, а кто-то десятилетиями живет на автопилоте с атрофированным чувством душевной боли. И тем, и другим не объяснишь, что теперь необходимо вдруг изменить политическую линию, в одночасье поменять взгляды, идеалы, в конце концов, переодеться в гражданское – и сидеть тихо.

Воинствующий романтизм очень быстро становится на пути рассудочной политики. Крайне мало примеров того, как самородок-партизан, народный герой, романтик если уж не революции, то по крайней мере национально-освободительной борьбы становился эффективным политиком. А нынче востребованы именно политики и манипуляторы.

Выход из политической жизни романтиков и «хороших парней» как правило, неизбежен. Термин «хорошие парни» из Южной Осетии, так называли уличных мальчишек, ставших героями, министрами и политиками по результатам войны, но он абсолютно применим и к реальности Новороссии, где такие же уличные мальчишки в одночасье становились героями, просто взяв на себя ответственность. При этом в Новороссии процесс выдавливания из политической жизни «романтиков первого призыва» носит искусственный, а не естественный характер. При иных обстоятельствах и в других странах они могли бы продержаться еще довольно долго, но их взгляды слишком прямолинейны для послевоенной эпохи, чересчур экзотичны для устоявшейся политической системы. Да, пока война продолжается (конца и края ей не видно), они будут присутствовать в военной составляющей политики, но на политические и экономические посты и позиции их уже никто не пропустит.

Вся эта «чегеварщина», Маркс, Мао, «белая гвардия» и «просвещенный ленинизм» сперва удивляют. А затем начинают пугать. И не потому, что это так уж странно по нашим временам, а потому, что это неэффективно для восстановления экономики Донбасса и вывода ситуации из глухого тупика. Требуется переориентация экономики на Россию, воссоздание управляемости государственных институтов по привычной схеме и нудные, очень нудные переговоры «в комитетах и комиссиях» с Киевом, в ходе которых, как предполагалось изначально, Украина все-таки признает Донбасс – и это выведет всех из изоляции.

Именно минские договоренности вызывали (и вызывают до сих пор) глухую неприязнь у романтиков, и скрывать ее порой очень трудно. Тот же Мозговой требовал отказа от Минска-1 и отставки правительств ДНР и ЛНР. Нежелание большинства фигур из руководства Новороссии идти на промежуточные переговоры с Киевом только провоцировало Москву пусть не на кадровые перемены, но на довольно жесткие высказывания. Оценив ситуацию, именно Киев стал настаивать на том, что будет иметь дело только с Захарченко и Плотницким – и ни с кем более. Так, видимо, пытались расколоть общество в Новороссии и испортить взаимоотношения между Москвой и новороссийскими политиками. Причем испортить как по политическим мотивам, так и на личном уровне, демонстрируя самостоятельность «донбасских мечтателей», их суровые идеологические пристрастия и тягу к огнестрельному оружию.

И если еще год назад можно было робко надеяться, что воинствующие романтики хоть как-то будут встроены в новую властную систему Новороссии, то сейчас эти надежды вылетают в трубу. И дело не в последовательной борьбе с мародерством и бандами, в которой, кстати, Мозговой принимал самое решительное участие. Угомонятся и идеологические споры, натолкнувшись на суровость экономических реалий. Но само это поколение полевых командиров с улицы никуда не денется. С ним все равно придется считаться, так как никуда не денутся их романтизм и их подвиги, их не прикрыть никакой пропагандой. На местах (особенно на территориях, которые заняли украинские войска) назначаются мэры и коменданты из таких же романтиков с неизменной кашей в голове. Им придется восстанавливать инфраструктуру, кормить людей, бороться с преступностью. И еще хорошо, что скоро лето и отопление можно успеть отремонтировать.

На командных должностях в ВСН кадровые офицеры никогда не смогут полностью заменить харизматичных командиров-самородков. Это другой жанр, другая специфика жизнедеятельности. Стать чем-то похожим при соответствующем поведении – да, смогут, но полностью подменить идейную составляющую и харизму – никогда. Это коллективная драма целой социальной группы из не самых глупых и не самых плохих молодых мужчин. Тех, кто честно и искренне ринулся отстаивать свою землю, свой язык и свои представления о мироустройстве. И все-таки отстоял, рискуя жизнью.

Когда война закончится, будет страшно смотреть на завершение этой социальной трагедии, когда поколение романтиков и уличных героев полностью скинут на обочину эффективные менеджеры и молодые карьеристы. Без признаков мозолей на указательном пальце и правом плече.

..............