Сергей Худиев: Как использовать трагедию

Трагическую смерть Влада Колесникова люди, разделяющие его политические взгляды, считают самоубийством, до которого его довели злодеи, а все остальные – случайным отравлением психоактивными веществами. Общественная реакция на эту трагедию ставит нас перед странным парадоксом.

Смерть близкого человека, особенно молодого – всегда ужасная трагедия. Это особенно ужасная трагедия, если это самоубийство. Самоубийство близкого наносит близким более тяжкую рану, чем смерть в результате несчастного случая. Пережить его тяжелее. В духовном отношении это несравненно хуже для самого усопшего. В общем, со всех сторон самоубийство – это гораздо худший вариант, чем случайное отравление. 

Использование подростковых самоубийств в политических целях хорошо известно, например, в США (фото: с личной страницы на facebook.com)

Но вот что выглядит очень странным. «Ватники», «путинисты», «патриоты», люди идеологически чужие и враждебные, поддерживают версию случайного отравления. Для них самоубийство юноши – явно неприятный и нежелательный вариант. Они хотели бы, чтобы это было не так.

А вот люди идейно близкие, разделяющие взгляды молодого человека – радио «Свобода», сторонники киевских властей в Сети, наши либералы – горячо поддерживают именно версию самоубийства.

Злым врагам желательно, чтобы юноша оказался жертвой неосторожности в обращении с психоактивными веществами; добрым друзьям – именно самоубийцей. Для противников весть о самоубийстве – плохая, нежелательная весть, они неохотно ей верят и с радостью принимают ее опровержение. Для сторонников – напротив, весть, которую подхватывают, распространяют, и отвергают все, что ей противоречит.

Простое человеческое сочувствие (по отношению к юноше и его родным) огорчается версии о самоубийстве и испытывает некоторое облегчение, узнав, что, по всей видимости, это несчастный случай. Идейное сочувствие, напротив, твердо стоит на самоубийстве.

Нечто похожее уже было, когда в Волгограде гопники зверски убили своего знакомого; по Сети разнеслось сообщение, что убитый был «геем». Это вызвало вал публикаций, обличавших гомоубийственную Думу, Церковь и общество в целом в создании «атмосферы ненависти». Потом выяснилось, что парень никакой не гей, что, впрочем, ничего не изменило в настроениях отечественной и зарубежной публики, и «гей, убитый в Волгограде» навсегда пополнил список жертв режима.

Но в ходе определения подробностей выявилось подобное же распределение ожиданий – людям, казалось бы, прогейских симпатий непременно нужен был убитый гей, и они горячо настаивали на этой версии, а вот консерваторам никакие убитые геи были совсем не нужны, и они были рады эту версию отвергнуть.

Феномен политической культуры, для которой нужны жертвы из числа «своих», стоит рассмотреть подробнее – потому что здесь мы имеем дело с вполне устоявшимся методом воздействия на настроения людей. Я не хочу сказать, что люди, настаивающие на том, что бедный парень-де самоубился от невыносимой травли злобных ватников, получают инструкции из центра – это вряд ли. Просто метод манипуляции, уже хорошо себя зарекомендовавший в других странах, стихийно усваивается и у нас.

Метод этот состоит в том, что происходит нечто явно и совершенно трагическое и возмутительное – зверское убийство, расстрел мирных протестующих, доведение до самоубийства, еще что-то, возмущающее разум и совесть, а потом, когда возмущенный разум воскипит, людям объясняют, против кого они должны выступить. Вот вам поруганная Лукреция, вот вам гнусный Тарквиний – вы знаете, кто тут злодей.

Подвид этого метода – использование именно подростковых самоубийств в политических целях – хорошо известен, например, в США. Там он применяется во внутренних политических конфликтах и оттуда, вероятно, и воспринят нашей средой.

В США это выглядит примерно так. Происходит самоубийство юноши (или девушки) – страшная трагедия, которая едва ли оставляет кого безучастным, и вот являются глубоко взволнованные либеральные активисты, которые заявляют, что она произошла по вине местных американских ватников, которые терзали детей своей консервативной моралью. Трагедия – результат травли и ненависти, которой консервативная среда окружила либеральные устремления жертвы, и вот злые взгляды консерваторов принесли свои ужасные плоды, молодая жизнь оборвалась.

Оппоненты вяло оправдываются – мол, не так все было – но они уже поставлены в крайне невыгодное положение.

По ряду причин. Во-первых, эмоции всегда доходчивее аргументов. Разделить чужое негодование, предаться ненависти к злодеям всегда проще, чем сидеть и выяснять, что произошло на самом деле. Эмоции заразительны, аргументация – нет. Заголовок, ударивший по нервам, сразу побуждает читателя дорисовывать всю картину, а хотя бы прочитать текст полностью у него нет ни времени, ни желания. Еще одно гнусное злодеяние совершили наши враги! – и кто будет выяснять подробности, чтобы установить, что это, возможно, не так?

Во-вторых, окружающим неловко спорить с людьми, охваченными горем. Если человек охвачен мучительной скорбью и выдвигает какие-то необоснованные обвинения, вы не станете читать ему лекции. Вы же не хотите выглядеть бестактной скотиной? Ну вот и никто не хочет. Когда люди (еще вчера не подозревавшие о существовании жертвы) пребывают в пароксизме скорби и негодования, любой, кто станет оспаривать их версию, выглядит ужасно – вот люди с большим сердцем глубоко сострадают, и тут является некий бессердечный зануда и начинает уточнять детали.

В-третьих, человек, вынужденный оправдываться, всегда выглядит уязвимым – ну-ка, посмотрим, чем мерзавец теперь докажет, что он – не гнусный погубитель юных жизней.

Иначе говоря, метод превосходно работает. Праведность одних утверждена, негодяйство других в очередной раз разоблачено. Но давайте отметим – это манипулятивная техника, не имеющая отношения к предотвращению самоубийств среди подростков. Когда юные самоубийцы представляют интерес только и исключительно в контексте борьбы с врагами, то предотвращение самоубийств совершенно не является задачей – задачей является их использование.