Михаил Соломатин: Неистовые пятидесятые

Слава двух легендарных советских спортсменов – Михаила Ботвинника и Владимира Куца – одного свойства.

В формуле «через тернии к звездам» общество интересовали звезды, а не тернии, рекорды, а не труд, затраченный для достижения результата

Ботвинник пришел на смену несравненно более гениальному Алехину и стал первым и единственным из классических чемпионов мира по шахматам (от Стейница до Каспарова), который завоевал свой титул без матча.

Впоследствии Ботвинник сыграл семь матчей на первенство мира, из которых два свел вничью, три проиграл и только два выиграл. Однако эти два выигранных матча были реваншами после тяжелых поражений от Смыслова и Таля, что и создало Ботвиннику славу победителя. Куц известен не столько своими рекордами (у него их восемь, а у выступавшего чуть ранее Эмиля Затопека – 18), сколько тем, что победил Чаттауэя и Пири после обиднейших поражений от них же.

Думаю, в этом ключ к пониманию эпохи 50-х. В 60-е такие герои, как Ботвинник и Куц, стали уже невозможны. Наступило время романтизма, когда победитель должен был блистать, а не вырывать свою победу трудом и потом.

Таль – человек 60-х (хотя его взлет и начался чуть ранее), а такие шахматисты, как Петросян, Спасский или Корчной, никак не могли быть кумирами в 60-е годы (фраза мамы Юрия Деточкина: «Корчной выиграл, я болела за Таля» очень характерна – за кого же еще могла болеть старушка, распевающая про летящий в коммуну паровоз?).

Леонид Жаботинский победил в 1964 году Юрия Власова и выиграл в два раза больше олимпийского золота, чем тот, однако героем 60-х стал идеалист Власов, а искуснейший тактик Жаботинский должен был бы выступать десятилетием раньше, чтобы стать героем.

Велосипедист Виктор Капитонов, завоевавший «золото» в Риме в 1960-м, относится к предыдущей эпохе: он героизирован только за то, что, досрочно финишировав из-за собственной ошибки в подсчете кругов, нашел в себе силы продолжить гонку и вновь стать первым.

Тогда же вошел в историю прыгун в высоту Роберт Шавлакадзе, который хорошо прыгнул один раз в жизни, зато обошел непобедимого до того момента Джона Томаса. Для 60-х уже характерен Валерий Брумель, который просто и без затей прыгал выше всех. Великий Флойд Паттерсон, ставший олимпийским чемпионом и чемпионом мира среди профессионалов в 50-е, запомнился, так уж получилось, больше всего своими поражениями на ринге, но заслужил любовь современников и прозвище The Gentleman of Boxing.

Паттерсон говорил о себе: «Я не великий чемпион, я просто чемпион», тонко подчеркивая специфику человеческих и культурных идеалов своей эпохи. А дважды победивший Паттерсона Мухаммед Али уже в молодости сочинял стихи, в которых называл себя «чемпионом в своем веке» (одно из таких стихотворений было опубликовано советской печатью в переводе молодого Иосифа Бродского).

Идеал 50-х – победа, доставшаяся тяжелым трудом и ставшая логическим результатом затраченных усилий, идеал 60-х – победа сильнейшего, который хорош уже тем, что ему все удается легче, чем соперникам, победа, символизирующая неукротимый порыв человечества к звездам.

В формуле «через тернии к звездам» общество интересовали звезды, а не тернии, рекорды, а не труд, затраченный для достижения результата (это противоречие прекрасно отражено в до сих пор считающихся чуть ли не юношеским чтивом «Стажерах» Стругацких, которые одни увидели, да еще и в 1962 году, суть столкновения двух эпох).

В 60-е при живых Гилельсе, Юдиной и Рихтере персонаж культовой советской «Операции Ы» слушает середнячка Вэна Клайберна, прославившегося громкой победой на первом конкурсе Чайковского (1958 г.).

Не логика борьбы и закономерность конечной победы после долгих поражений, а сама победа или даже триумф после победы. Если бы мне предложили проиллюстрировать 60-е одной картинкой, я бы выбрал фотографию с толпами, встречающими Гагарина.

Это сейчас смеются над данным в том же 1961-м обещанием, что следующее поколение будет жить при коммунизме, а тогда все в это верили и никто даже не задавался вопросом, на чем эта уверенность основывается. После Гагарина объяснения не требовались, логика была отменена за ненадобностью.

После Второй мировой мир ненадолго вновь стал объяснимым и познаваемым, закономерно преобразуя трудовой пот человечества в то поступательное движение, которое называют прогрессом (особняком стоят страны, униженные в ходе войны – итальянский неореализм и французская новая волна возникли на почве той же обиды на историю, что и немецкий экспрессионизм после Первой мировой).

В 1950 году вышла статья Тьюринга «Вычислительные машины и разум», рассказывают, что Ботвинник рассерженно предлагал выбросить из книги его избранных партий все собственно шахматы, чтобы оставить труды по искусственному интеллекту – и он был прав: для человека 50-х рекорды должны были двигать науку и познание.

Но для человека 60-х дело обстояло ровно обратным образом. Случившиеся из-за все той же Второй мировой преждевременные роды космической эры сожгли созданный предыдущей эпохой запас планомерного поступательного развития, долженствующего привести к триумфу разума. Сожгли в яркой, но довольно бездарной вспышке.

* Неистовые пятидесятые (англ. Furious Fifties) – название, данное моряками океаническим пространствам между 50° и 60° широты в Южном полушарии Земли, которые расположены в Южном океане рядом с Антарктидой. Название связано с характерной для региона погодой. Сюда же:

Мерлин оправил на себе побитую молью мантию, швырнул на стол связку ключей и произнес:

– Вы заметили, сэры, какие стоят погоды?

– Предсказанные, – сказал Роман.

– Именно, сэр Ойра-Ойра! Именно предсказанные!

Источник: Блог Михаила Соломатина