Владимир Березин: Фотографии на фоне воды

Я принялся разглядывать фотографии женщины в ковше экскаватора. Не сказать, что мне они очень нравились. Для начала было непонятно, как ее называть – дело в том, что слово «балерина» у нас как-то ассоциируется с жесткой дисциплиной классического балета.

А, как мне рассказывали, Анастасия Волочкова теперь на своих концертах поет, пляшет и вообще выделывает всякие кунштюки. Но вот мысль пофотографироваться на фоне благовещенского наводнения ее посетила напрасно, равно как напрасны последующие оправдания в Твиттере: «Если вам милее пьяные эмчээсники, бродящие тут вокруг беды, то мое позирование на фоне наводнения хоть привлечет внимание к проблеме».

Но социальные сети – это все отдельно от здравого смысла. Заглянешь в такие места через месяц – и не узнаешь пейзажа. Да и кто писал, никогда до конца непонятно, вдруг стажер-пиарщик, давно уволенный. Вдруг хакер взломал пароли и порочит утонченных людей.

Но я хочу рассказать о другом.

Я в этом самом Благовещенске был в те же самые дни. Никто меня в ковш не сажал, но за сам город и МЧС я хочу замолвить слово, потому что для того, чтобы сопереживать, нужно понять и узнать.

(фото: Владимир Березин)

Итак, слева – Чита, справа – Хабаровск, сверху – Якутия, снизу – Китай (а про Еврейскую автономную область вообще отдельный разговор). Благовещенску полтора века – у нас на Дальнем Востоке города молодые. Город стоит в месте впадения реки Зеи в Амур, а напротив торчат небоскребы китайского города Хэйхэ. Благовещенск – кажется, единственный областной центр, стоящий на государственной границе, да так, что с набережной можно видеть кириллицу на крыше китайского торгового центра. Город этот славный, с хорошей бурной историей – Айгунский трактат, золотая лихорадка, война с Китаем, Дальневосточная республика – это все тут.

Живут в Благовещенске хорошие люди, делают что-то полезное, топают там по плацу курсанты общевойскового военного училища, работают порт и таможня. Но вот климат в Благовещенске сложный – континентальный с муссонными чертами. Зимой там суровые морозы, да такие, что шуба – необходимость. Я как-то подслушал женский разговор о покупке шуб в Китае, так уверяю, это было позанимательней, чем рассказы водителей, что перегоняли пожилые иномарки из Германии.

А вот летом (по крайней мере – когда я там был) жарко и влажно – да так влажно, что я забыл на полчаса шипучую таблетку аспирина на столе, а она уже оплыла, зашипела, взяв воду из воздуха. В небе то и дело открывается какая-то заслонка, и воздух уже совсем откровенно наполняется водой. Такая погода тем тяжела, что вода с кожи не испаряется, охлаждая ее, а стекает каплями.

Так что в Благовещенске, я скажу, живут откровенно героические люди. Я перед ними преклоняюсь.

В связи с наводнением (или, как говорят, подтоплением), нужно рассказать еще вот что – как и многие города такого типа, столица Амурского края имеет большую территорию – 320 кв. км.

Но одно дело – улицы центра, а другое – окраины, больше похожие на нормальные деревни. Вот по ним-то и приходится первый удар воды. Воду эту отчасти научились контролировать – выше по реке Зея стоит Зейская ГЭС, которая помимо производства электричества может еще удерживать какое-то количество воды в водохранилище. Да только не бесконечно много.

Когда я приехал в Благовещенск, меня повезли на стрелку – туда, где Зея впадает в Амур. Смотрю, а там масса местных жителей что-то снимает на мобильники, меж тем вокруг – пологий берег, ничего интересного. Мне и объясняют, что берег был гораздо дальше. А в центре города на набережной мне и вовсе толкуют – да ты не просто не понимаешь, у нас набережная была в два яруса, а тебе-то кажется, что она в один. Нижний ярус под водой, да так что и ограды не видно.

Видел я и то, что можно назвать паникой. Но не назову – потому как накупить вязанку парафиновых свечей – это не паника, а предусмотрительность. Ну, тревожность, что ли. Или вот в магазине споро разбирают питьевую воду и на меня смотрят, как на блаженного, когда я беру одну бутылочку с пузырьками. Притом рядом работают рестораны, и люди сидят в кофейнях. Что видел, то видел, хоть многого и не видел.

Но это центр, а вот окраинам действительно трудно – вот стоишь ты, и видишь, как дрова, припасенные тобой на зиму, вода уносит куда-то в Амур. Или мучился ты с весны над огородом, а все твои семена, ростки и чудесные огурцы превращаются в ничто – а то и в твои комнаты заходит беда, и это не город, где тебя соседи заливают чистой водопроводной водой, а в дверь ломится жидкость с увесистыми долями глины и песка.

Кстати сказать, и с эмчээсниками я говорил, с теми, что жили со мной в гостинице. Не сказать, что я полагал, что они члены общества трезвости, но эти уж точно были не пьяны. Нормальные мужики, хмурые, злые, выдернутые из отпусков. Я еще про себя подумал: ну вот кто мне милее – фигуристая балерина или они, и как-то выбор случился не в пользу искусства.

Впрочем, они же мне рассказывали, когда я улетал, что еще ничего не кончилось и они готовятся к возможному ухудшению на этой неделе. Возможному, допускаемому, вероятному.

Меня предложили сфотографировать на фоне воды. Я покрутил головой и отказался – ну ее, эту любовь к собственным фотографиям – пусть лучше у этих все получится. И у курсантов, что перетаскивают книги из подвалов библиотеки повыше, и у семейства, что, сопя, волочет холодильник на второй этаж. Ну и у красавиц, что тащат свои шубы к соседям под крышу.